Обучение женщиной - Александр Медведев

Но если уже добилась своего, зачем мне теперь этот человек? Я его терпела, когда еще не достигла основной цели. А теперь почему терплю? Перестраховка? А вдруг еще раз пригодится? А если нет?

Глупый он. Думает, что я к нему привязалась, что он мне нужен, что вообще у меня к нему чувства есть. Ничего нет. И даже он мне надоел. Его упорная повторяемость. И еще, — это наверное самое главное, — мне не нравится, что он в доме уже не гость, и не хозяин, и не квартирант, и не любовник. Теперь он от меня ждет чего-то. Чего? И должна ли я ему? За что? В общем, не нужен он мне.

Когда-то он мне сказал: „уйду, как только ты скажешь“. Наверное, в этих словах весь ответ на мои недовольства. Тогда они меня обидели, смешно признаться, но обидели. Но они же и повлияли на все дальнейшие отношения».

(Здесь мне хотелось сделать комментарий от себя, Ирины Медведевой. Отношение к данной фразе разных женщин может служить своеобразным тестом на составляющие их моделей мира.

Когда-то Саша сказал мне ту же самую фразу, «уйду, как только ты скажешь», но, поскольку в моей модели мира не было отношения к мужчинам, как к жалким, слабым и безответственным существам, стоящим ниже меня по уровню умственного развития, я спросила его:

— А если я не скажу, ты не уйдешь?

— Не уйду, — сказал Саша, и это оказалось правдой. Такая постановка вопроса меня вполне устраивала, более того, фразу «уйду, как только ты скажешь» я восприняла не как пренебрежение ко мне, а как знак уважения к моей личности и к моим желаниям. Навязываться человеку против его воли — дело неблагодарное и бессмысленное, не приносящее обоим ничего, кроме неловкости и чувства стыда.

Видимо, в модели мира Гали настоящий мужчина в ответ на предложение уйти должен был бы отреагировать попыткой самоубийства, или как минимум, долгой и душераздирающей сценой, в которой он валялся бы у нее в ногах, умоляя не лишать его ее драгоценного общества. Подобные взгляды характерны для женщин, чья неуверенность в себе компенсируется сильной жаждой контроля. Любой мужчина, чувства и поведение которого она не способна контролировать, представляет потенциальную угрозу ее душевному равновесию. Такие женщины подменяют искреннее и взаимоудовлетворяющее общение с мужчинами всевозможными манипуляциями, предназначенными для обретения более или менее полного контроля над ними в попытке обретения спокойствия и душевного равновесия. А теперь снова вернемся к дневнику.)

«Я сама управляю всем процессом. А он только наблюдатель, но не участник. Так и я бы согласилась устроиться, — очень ловко, ни обязанностей, ни забот, хочу приду, хочу уйду, заботы у меня дома, а здесь и такому рады до полусмерти.

Вот оно отчуждение. Чужой он, несмотря ни на что, и никакие ночи не делают его родным. Это понятие не от чувств, а от сознания, от благодарности души.

Он прав в своих стихах, он прав в том, что показывает нас двоих в зеркале. Но ведь я все это знаю, знала, и говорила об этом без намеков, сразу, в первые дни. Чего он ждет от меня? Кажется, я начинаю понимать — новых ощущений. Преобразованная им самим женщина — какие будут ощущения? Почему бы не проверить на практике, если имеется такая возможность?

А я перестала ему верить. Уходит уважение, уходит любовь, уходит интерес. И чем чаще я его вижу, тем меньше иллюзий, он относится к тем, кто больше берет, чем дает, причем считает, что этим осчастливливает других. А вначале я этого не замечала, хотя он сам об этом говорил или о чем-то похожем. Разочарована я? Нет, я ведь не была очарована.

Что меня раздражает? Смутно понимаю, но это или нет — не знаю, — „сладку ягоду рвали вместе, горьку ягоду — я одна“. Когда мне трудно — его нет рядом, и он не хочет и не пытается мне помочь, хотя трудности мои и не материальные. Эти мои сомнения ничем хорошим не кончатся. Я уже чувствую, как внутри меня появляется пепел. Так уже было. И был конец. И нисколько любви.

Какой же я несчастный человек. Не сама я создаю трудности, они во мне, это мой рок, моя судьба, и сама я никогда не сумею ее преодолеть, изменить.

Благодарна я тем светлым дням, когда простая радость, без всяких сомнений, угрызений, просыпалась со мной каждое утро, встречала день, солнце, жизнь живую, горячую. Нет, я ни о чем не забывала, но память моя мне не мешала наслаждаться этим отдыхом от собственных оков.

Почему они уходят в прошлое, что изменилось? Нет, не я, а мой товарищ. Не могу его другом назвать, и никак по-другому. Мне, казалось, что, несмотря на свою молодость, он тонко чувствует всю невыгодность моего положения, двусмысленность всей ситуации, мою борьбу с собой, — но, увы! Этого мне только хотелось. И потому сердце постепенно превращалось в комок боли, от которой некуда деться, и унять ее нечем. Как будто надвигается катастрофа, от которой мне не уйти.

Не знаю, чем закончится этот мой жизненный эксперимент, — или взлетом, или падением, — но явно одно, что в людях разуверюсь окончательно. И это будет самым худшим периодом в моей жизни. Сегодня я еще надеюсь жить (не хочу, но надеюсь).»

В этом отрывке мы сталкиваемся с проекцией. «И все-таки мне не нравится, что я не знаю своего нового друга, плохо знаю. Это часто приводит к мысли, что меня обманывают.»

Явление проецирования своих неосознанных намерений или опасений часто встречается у людей, одна («светлая») — часть личности которых отрицает существование другой («темной»), подавленные желания и намерения которой в отношении других людей она отказывается признавать, наоборот, приписывая намерения своей темной стороны другим людям.

Галя всегда считала свою честность, порядочность и способность говорить то, что думает, своими особыми достоинствами.

Итак, она часто задумывается о том, что я ее обманываю. Но в чем? Она ни разу не привела конкретного случая, чтобы я ее обманул. Наоборот, это она решила использовать меня для того, чтобы родить ребенка, обманув меня с целью забеременеть. Но свое поведение она не может признать обманом на сознательном уровне, потому что это разрушило бы ее собственный положительный образ, позволяющий ей поддерживать внутреннее самоуважение.

Свой обман она обосновала («Нужен отец моему ребенку. Прагматизм? Да, но оправданный всей моей предыдущей жизнью. Честный, порядочный.»)

В такой интерпретации ее обман перестал быть обманом, и воспоминания о нем вместе со смутными угрызениями совести она загнала в подсознание, на отторгаемую, «темную» сторону. Неосознанное беспокойство, исходящее от этой части ее модели мира, она начала проецировать на меня, подозревая, что я ее обманываю, хотя реальной основы для это не было.

Проецируемые ею на мужчин фантазии о их слабости, никчемности и беспомощности в действительности тоже были попыткой защититься от этих своих качеств, не признаваемых и загнанных на «темную» сторону. Доказывая свое превосходство над мужчинами, Галя лишний раз поддерживала свою самооценку, убеждая себя и других, что уж она-то ни в коем случае не является слабой, никчемной и беспомощной.

На какой-то срок в начале нашего общения из-за новизны и остроты ощущений ее подавленная женственность («мои вожжи уже настолько взяли надо мною верх») ненадолго вырвалась на свободу, но как только цель оказалась достигнута, и она забеременела, снова выплыла на поверхность старая программа о никчемности и бесполезности мужчин. Поскольку человек видит исключительно то, что хочет видеть, я оказался мальчишкой, а не мужчиной, глупым и неспособным чувствовать глубину ее душевных терзаний и невыгодность ее положения. Подсознательно боясь сама оказаться никчемной в случае, если бы я первым ее отверг, она начала лгать самой себе, убеждая себя в моих многочисленных недостатках, в том, что она никогда меня не любила и лишь пользовалась мной для достижения своей цели.

Лишь много лет спустя, после долгих лет одиночества и неоднократных попыток продолжить свои игры в письмах, наполненных то оскорблениями, то признаниями в любви, которые она писала мне в Москву, и на которые я не отвечал, Галя признала то, что не желала признавать, когда мы были вместе.

«… Вот тебе пишу всегда в одном и том же состоянии — когда в меня вселяется безвыходность-безысходность. В эти минуты я почему-то всегда обращаюсь к тебе. Мне ведь легче становится, как только опускаю конверт в почтовый ящик. Я уже примирилась с тем, что кроме вас с Шуриком для меня никого нет. А был период, когда все мое существо противилось одиночеству. Остались только сны, и мне даже не грустно от этого. Видишь, один год с тобой стоит мне всей оставшейся женской жизни. Хватит? Да, дорогой.»

«…Ну а моя тайна совсем раскрыта. Оказывается, так и должно быть, я себя никогда не изменю. Никого не представляю рядом с собой, кроме тебя. Вот так.»

С годами, особенно если эти годы были одинокими и безрадостными, люди становятся мудрее. Меняется их модель мира, и иногда они даже начинают понимать и признавать свои ошибки.