Князь Рысев 2 - Евгений Лисицин

бесконечность — в какой-то миг начало казаться, что все зря. Сейчас этот живучий таракан скинет меня, словно мешок, и прирежет — точно так же из последних сил, но вес моего тела сыграл решающую роль.

Оба мы затихли, проваливаясь в небытие — он сразу, я чуть позже. Мокрые, грязные, мы таяли, будто ведьма из той сказки.

Слабость заставила меня закрыть глаза. Знал, что увижу, когда их открою, — и желание жить криком кричало, чтобы я сделал это как можно раньше.

Хотел отрицательно покачать головой и согласиться с недавними доводами собственного тела. У всего есть предел. У каждого есть предел.

Мой был, наверное, три убийства назад, и теперь я вывалился за него прочь. Пущай эта погань добивает — никто не скажет, что я умер как последний трус. Воображение, будто решив подстегнуть, нарисовало картину моих будущих похорон. Грустно качнет головой Егоровна — такой экземпляр для изучений зря пропал. Зайдутся рыданиями обнявшиеся Майя с Алиской. Ухмыльнется назло Жене с Дельвигом Орлов — странно, что я никак не мог запомнить имени толстяка и предпочитал звать его лишь по фамилии.

И лишь, наверное, одна только Биска со своим папашей будут в выигрыше…

Снова мысленно покачал головой даже воображению. Нет, дружище, если раньше тебе удавалось заставить меня пошарить в карманах и выудить хоть капельку, но завалявшихся сил, то сейчас я мог похвастать разве что дулей.

Смерть не спешила, напротив — наслаждалась моим отчаянием. А может быть, так она и выглядит? Извечное ожидание удара, медленно ползущий внутри души ужас, терзающая боль, жажда избавления — и ничего?

Я открыл глаза, поняв, что стою на четвереньках.

Смертельной раны не было, а вот все остальные повреждения никуда не делись. Вокруг была ни о чем не говорящая мгла, и лишь рокот нервно бьющегося мрачного сердца складывался в мелодию. Я поднял на него взгляд, покачав головой, будто собираясь прогнать наваждение. Наваждение исчезать не спешило.

Воплощение погибели бесформенной кучей лежало у подножия. Смертоносная коса, утаскивавшая за собой тысячи и тысячи душ, сейчас стояла, вонзившись в землю. Глазу открывались детали, которые ранее я не замечал. Раскачивалась миниатюрная соломенная кукла висельника, ветер играл с лентой, обмотанной вокруг рукояти — я не сразу, но признал в них окровавленные бинты: с каких же раненых смерть содрала их?

Я встал — правая нога плохо слушалась. Ковыляя и подволакивая ее, я шел на стук сердца. То как будто взбесилось — так человек не может унять сердцебиение, когда рядом опасность. Попытался представить тяжело дышащего, трясущегося от страха мрачного жнеца — и не смог.

Я поддел носком ботинка лежащую на земле тушу, но та никак не отреагировала. Словно признавая собственное поражение, он предавался радости безжизненности, утопая в мертвенном, привычном для него покое. Я сделал еще шаг и чуть снова не упал. Тело жнеца изошло паром, растворяясь прямо в воздухе. Оседала черная мантия, обращаясь в обрывки грязных тряпок. Из-под капюшона выкатился почерневший, будто столетие пролежал в огне, череп. Он хрустнул, стоило попытаться поднять его, рассыпался в прах, растаял песком. Ветер подхватил остатки, пылью унося прочь. Я бросил взгляд на косу, но та решила не уходить, гордым напоминанием оставшись стоять там же, где и была.

Осторожно коснулся ладонью, провел пальцами по отполированной касаниями деревянной рукояти. Шершавые бинты, казалось, были жесткими и кололи кожу. Мне стоило немалых усилий поднять ее — казалось, в ней была целая тонна. Все-таки, ее таскала фигура в два раз больше меня самого.

Я потащил ее за собой, словно молот из фэнтези-игр: царапая чрево земли, она высекала искры и предсмертные стоны. Лезвие лоснилось болью, жаждало чужой — нет, не крови.

Жизни.

И мне казалось, что я как раз вижу того, чью жизнь могу бросить в пучину ее извечного голода.

Стало смешно — еще пару мгновений назад был согласен сдаться и умереть, а сейчас вот примеряю на себе мантию мрачного жнеца, кхм. Для самого мрачного жнеца. Если где-то по ту сторону этого мира не давилась от смеха злая ирония, то я буду разочарован.

Я коснулся сердца рукой — чувствуя мое прикосновение, оно вздрогнуло. Учащенный ритм сбавил темп, стал почти незаметным, тихим, едва слышным. Так замирает мышь под взглядом удава, боясь сделать даже вдох.

Это хорошо, подумалось мне. Почему-то вспомнилась старая, по-уличному гопническая пословица. Коли боится — значит уважает.

— Манал я твое уважение! — выкрикнул, пытаясь вскинуть косу хотя бы на плечо. Получилось с трудом: я едва не повалился вместе с ней.

Удар был кос, неточен, слаб, но лезвие вонзилось прямо в источник жизни мрачного жнеца. Воплощение смерти, почуяв свою кончину, громогласно заголосило по ту сторону моего узилища. Сердце трещало, покрываясь пузырящейся дрянью. Словно стекло, оно хрустело, источая едкий дым, заставив меня попятится, пока, наконец, не рассыпалось в мелкие осколки.

Из него вырвался вихрь. Истинным торнадо, неистово и сокрушающее, он прошелся, лизнул меня краем, прежде чем затянуть внутрь. Мне казалось, что я успел вскрикнуть.

Словно мячик для пинг-понга, меня бросало из стороны в сторону. Тысячи игл жалами вонзались мне то в плечо, то в спину, а то избирали своей целью и без того взбудораженный мозг.

Пока, наконец, не выпустило из своих неприязненных объятий.

Вами получено достижение!

Второй раз? Нет, ну серьезно?

Во второй раз оказаться на грани смерти и выжить.

Награда: +5 очков силы воли.

Вами открыта новая ветка умений: Жнец.

Вами изучена новая способность: Взгляд смерти (Легендарная).

Заглянувший в ваши глаза противник пожалеет о своей ошибке и поспешит отвести взор, но слишком поздно! Он почует то, что обратил на себя внимание самой погибели и теперь ему нет спасения. Способность вызывает у противника эффект «Паника» с 25 % +1 % за каждые десять очков силы воли. Сжигает 5 % маны +1 % за каждые 30 очков силы воли.

Вами получено 2 000 ед. опыта. Вами получен новый уровень!

Награды били меня одна за другой. Я будто надыбал рог изобилия и встал под него. В этот раз система не поскупилась на награду и выдала целой пачкой — мне теперь целый месяц с этим разбираться.

Я вырвался из сна резко, встал рывком, рука в тот же миг стиснула, прижалась к изящным изгибам склонившейся надо мной Слави.

Она теперь была обычных размеров, а вокруг меня была все та же ее лечебница.

Гудели священные машины — я видел одни