Госпожа Шестого Дома - Эуреон Серебряный

Меч падает из рук. Он и не пытается его поднять. Не без труда уклонившись от каменного отростка, целящегося в лицо, убегает. Не оглядывается, бежит вперед, просто вперед. Откуда-то справа все еще доносятся крики и шум боя. Он не смотрит в ту сторону.

Когда понимает, что зашел в воду, отступать уже слишком поздно. Противники явно следуют за ним, и вернуться на твердую почву не получится. Но вода хотя бы невысокая — по колено, и он продолжает идти вперед.

Не оглядывается, но чувствует, что противники следуют за ним. Движутся медленнее, чем “нормальные” дроу, но и сам он не может уже бежать, то и дело спотыкается о камни в воде. Ноги тяжелеют. Боль в груди и в животе не дает дышать. Короткий взгляд вниз — видит кровь, текущую по ногам.

Впереди какие-то руины. Направляется к ним. Даже не знает, почему. Каждый следующий шаг дается с большим трудом. Тело слабеет, кровотечение усиливается. Удивительно, что голова еще способна соображать — надышался ведь этих проклятых спор.

Бежать уже не получается.

Шаг. Еще один. Еще. Медленнее. Вокруг все начинает плыть.

Хватается за огромный камень. Выходит из воды, ступает на мягкую, покрытую травой землю.

Еще шаг — и падает на большой плоский камень на земле, частично покрытый мхом.

Щека ощущает холод камня, шершавый мох неприятно впечатывается в висок. Пальцы впиваются в мох, он пытается опереться на руку и подняться, но не может. Руки ослабели, не подчиняются. И голову не поднять, положение тела не изменить на хоть немного более удобное.

Что-то влажное под пальцами. Мох быстро окрашивается в алый.

Нет… не сдамся…

Каждый следующий вдох дается все тяжелее. Воздуха не хватает. Он будто загустел, с трудом проходит через ноздри, застревает в горле. Сердце стучит быстрее и быстрее. Кровь продолжает покидать тело. Нужно пережать раны, но сил нет.

ВКУСНО. ВКУСНО. ЗА. УГОЩЕНИЕ. СПАСИБО.

Странный голос. Он будто звучит у него в голове и одновременно отовсюду вокруг. Не мужской и не женский. Как будто одновременно едва слышный шепот и оглушительный крик. Голова от него готова разорваться на части. Но в то же самое время в нем есть что-то успокаивающее, умиротворяющее, расслабляющее.

— Наслаждайся, — почему-то бормочет Сорнтран, даже не пытаясь понять, кому отвечает и зачем вообще говорит это.

Нет сил, чтобы поднять голову и осмотреться. Даже если бы ему удалось это сделать, он знает, что здесь кроме него никого нет.

Камень под ним вдруг впитывает кровь, но еще мгновение — и из ран вытекает новая лужа.

ВКУСНОЕ. ОНО. НАШИМ. БУДЕТ.

Тьма перед его глазами вдруг начинает сгущаться, собираться в безобразное существо с извивающимися щупальцами, бесчисленными ртами, полными тонких острых зубов в несколько рядов, и глазами, разбросанными по всему телу, некоторые — на тонких ножках. Монстр подлетает к нему, и в движении его тело изгибается и искривляется.

Сердце начинает биться еще быстрее. Еще мгновение — и монстр будет уже рядом с ним и…

Внезапно Сорнтран понимает, что уже видел такие щупальца. У иллитидов. Рты тоже знакомо выглядят. У хитинов они именно такие. Глаза тоже видел. У бихолдера.

Стоит ему осознать, что монстр перед ним — всего лишь видение, галлюцинация, будто собранная из множества других, вполне настоящих монстров, — уродливое существо исчезает.

— Сорнтран! Что они с тобой сделали?!

Голос матери откуда-то за спиной. Подбегает, садится рядом, гладит по голове. Ладони приятно теплые, мягкие. Полы длинного белого платья мокрые, грязные.

— Потерпи, мой хороший, сейчас помогу.

Произносит заклинание, и там, где ее ладонь касается его затылка, в тело проникает приятное тепло.

— Почему не действует? Зараэ, чего стоишь, помоги скорее!

Старшая сестра появляется в поле его зрения, в своем любимом красном платье, тоже испачканном. Опускается на корточки рядом с ним, шепчет заклинание лечения. Нежно гладит по лицу.

— Сейчас боль пройдет, сейчас тебе станет лучше. Вот так, мой хороший. Все будет хорошо.

На мгновение Сорнтран прикрывает глаза, наслаждаясь происходящим. Но, увы… он знает: даже если бы его мать и сестра владели заклинаниями лечения, даже если бы они по какой-то невероятной причине покинули свой Дом и город, даже если бы полезли в эти болота, не жалея своих роскошных нарядов… они никогда, никогда не были нежны с ним. Ни одна из них ни разу в жизни не приласкала его и не сказала ни единого доброго слова. Даже рукой ни разу не коснулась. Зачем, если есть палки и плети.

Кем бы ты ни был, прекрати это. Я знаю, что все это неправда.

Мать и сестра исчезают, испаряются в воздухе. И — вновь этот голос. Он везде и нигде.

ВПЕЧАТЛЯЕТ. ОНО. ГОЛОВА. ХОРОШАЯ. КРЕПКАЯ.

Они были такие реальные… Сорнтран будто чувствовал настоящие прикосновения, настоящее тепло. Теперь ему холодно. Последние силы покидают тело. Даже боль уже не ощущается.

ЗАСЛУЖИВАЕТ. ОНО. СИЛУ. БОЛЬШУЮ. ПРЕВОСХОДЯЩУЮ. СМЕЛЫЕ. МЕЧТЫ. САМЫЕ. ОГРАНИЧЕНИЯ. ПРЕВЗОЙТИ. ЧЕМ-ТО. БОЛЬШИМ. СТАТЬ. МОЖЕТ.

Голова вдруг проясняется. Сорнтран видит себя — со стороны и одновременно как будто изнутри, через свои же глаза: в приятно покалывающих пальцах концентрируется мощная энергия, и стоит направить ее в нужную сторону и позволить выйти наружу — она выльется в разрушительный луч. И его можно сделать даже еще сильнее, если сконцентрировать внимание на конкретной цели.

Другое видение вдруг сменяет первое. Губы шепчут что-то недоступное, непонятное простым смертным. Но обладатель этих губ знает, что тот, кто его услышит, испытает страшную боль, схватится за голову и бросится прочь. Ослабеет, если выживет.

И резко — новое видение. Движение руки, шепот — и вокруг тела обвивается призрачный, почти невидимый глазу холодок, способный поглотить, нейтрализовать урон, причиняемый ему.