От варягов до Нобеля. Шведы на берегах Невы - Бенгт Янгфельдт

Что касается портняжного ателье И. П. Лидваля, то оно после кончины в 1915 г. его матери Иды Лидваль было разделено: Вильхельму и Эдварду досталось ателье придворное и по пошиву мундиров под названием «Сыновья И. П. Лидваля», а Паулю — на правах собственной фирмы ателье по пошиву гражданского платья и военных мундиров. На следующий год все трое были пожалованы персональными званиями придворных поставщиков.

Первое время после большевистского переворота иностранные миссии, как правило, выдавали удостоверения, которые должны были защитить собственность страны от захвата. Эти удостоверения выправлялись бесплатно и не только с целью уберечь шведское имущество: некоторые шведы из миссии «Отдела В» жили, например, в парадных апартаментах великого князя Кирилла на Миллионной улице, где такое удостоверение, прикрепленное на наружной двери, извещало, что апартаменты находятся под защитой шведского полномочного министра (посланника).

Все три брата Лидваля покинули Россию на протяжении 1918 г., и осенью того же года склад ателье был опечатан печатью шведской миссии. Но на эту бумажку обратили столь же мало внимания, как на прочие: печать была сломана и помещение со всем, что в нем находилось, конфисковано.

К ходатайству братьев Лидвалей в «Русскую комиссию по имуществу» было приложено письмо, удостоверявшее, что «всеми принадлежащими ателье Лидвалей помещениями… на Морской улице в доме № 27, третий этаж, насильственно завладели российские советские власти, оборудовавшие там коммунистические портняжные мастерские и кабинеты политических комиссаров». Написавшая это письмо уборщица Ю. Нюберг продолжает: «Все принадлежащие фирме Лидвалей товары, включая и те, которые были сложены в запертых комнатах и опечатаны печатью шведского консульства, были оттуда вывезены. Превосходная и ценная мебель, а также ковры, множество швейных машинок и прочих принадлежностей при моем отъезде еще оставались в помещениях и использовались персоналом мастерских, но очень небрежно. Это хорошо мне известно, поскольку я с ноября 1919-го до июня 1920 г. работала в вышеназванных коммунистических мастерских уборщицей».

Братья выдвинули свои требования не только к ряду министерств, но также к нескольким великим князьям и к прочей знати. И в этом случае, по-видимому, не удалось получить никаких денег — должники были или убиты, или разорены.

Братья Лидвали возобновят свою портняжную деятельность в 1920-х гг. в Стокгольме (см. главу «Эпилог и пролог»), но русская ее история завершилась. Последний след деятельности семьи Лидвалей в России был раскопан в 1990 г., когда при поисках останков царской семьи нашли две брючные пуговицы с надписью «И. П. Лидваль».

О другой состоятельной шведской семье в Петербурге — семье Болинов — нам известно очень мало. Один из совладельцев фирмы, Густав Болин, скончался в 1916 г., и, вероятно, в том же году его брат Эдвард покинул Россию, чтобы поселиться в одном из своих немецких поместий. Однако фирма просуществовала еще некоторое время, возможно, ею управлял живший в Москве третий брат — Вильхельм. Можно предположить, что в течение 1918 г. фирма закрылась. Вероятно, это произошло одновременно и приблизительно таким же образом, как и в Москве. А как состоялась ликвидация фирмы там, видно из письма, отправленного 26 ноября заведующим московским магазином Эриком Дауге в Стокгольм Вильхельму Болину:

«Я пишу эти строки в весьма подавленном состоянии духа. Положение все ухудшается, и не знаю, сможем ли мы преодолеть кризис без Вашего здесь присутствия. Мы часто не понимаем, как выпутаться из ситуации и каким образом защитить Вашу собственность и фирму. Большинство магазинов опечатано. Окружающие нас ювелирные и часовые магазины закрыты, магазины канцелярских товаров, торговый дом „Мюр&Мерилиз“ закрыты, множество вывесок сорвано. Мы опасаемся также, что рядом со шведскими появятся русские пломбы-печати. На прошлой неделе вышел декрет, согласно которому все ювелирные магазины в силу коммунализации должны в трехдневный срок представить точный и полный перечень всех своих товаров. Поскольку мы не можем торговать изделиями из золота и серебра, будучи опечатаны печатью шведского консульства, то махнули рукой на это распоряжение… Служащие с большой тревогой смотрят в будущее. Каждый безработный должен явиться в распоряжение властей, иначе рискует быть сосланным как „паразит“… Становится все труднее доставать продовольствие. Скоро люди будут иметь право только на минимальные пайки, предусмотренные продовольственными карточками. При этом мы относимся в лучшем случае к третьей категории, а ей выдаются пайки, которые обрекают на жизнь впроголодь. Над Вашей квартирой тоже висит дамоклов меч. Меня постоянно подкарауливают комиссии, и живущие в доме люди опасаются, что его конфискуют под жилье для рабочих. В Вашу квартиру въехало несколько чужих. Еще восемь комнат займет один артист с дочерью и ее детьми — всего восемь человек. Это очень славные люди. Ваша мебель хранится главным образом в двух комнатах, опечатанных шведским генеральным консульством».

Драматические события ранней осени 1918 г. отражены в документе, сохранившемся в архиве шведского Министерства иностранных дел; это один из самых ранних документов, отражающих реальную обстановку в коммунистической России.

18 сентября 1918 г. генеральный консул Швеции в Москве Клас Аскер в конфиденциальном докладе министру иностранных дел Хелльнеру сообщал: позиции советского правительства «посредством террористических мероприятий так укрепились, что в ближайшем будущем не представляется вероятным какой-либо внутренний переворот». Равным образом не приходится ожидать ничего хорошего от правительственной политики по отношению к нейтральным государствам. Швейцарский вице-консул, пишет Аскер, только что узнал от «правой руки Ленина» Карла Радека, что у граждан Швейцарии в России «нет вовсе никаких» прав, что советское Министерство иностранных дел, «пожалуй, из сострадания и в исключительных случаях» может позволить «милосердию возобладать над законом» и что вся Швейцария — это «буржуазная нация рабочих», с которой следует «бороться средствами большевистской пропаганды».

Швейцарских рабочих надо довести «до глубочайшей нищеты, дабы затем, когда они совершенно проникнутся идеями большевиков, при помощи советского правительства отдать им власть, которой уже обладает российский пролетариат». Методы действий, возможно, будут восприняты как жестокие, но цель оправдывает средства, ибо это битва за высшие общественные идеалы, и в такой борьбе можно не принимать в расчет жизнь отдельных людей.

Положение Швеции походило на положение Швейцарии, и поэтому Аскер попросил о встрече с Радеком.

«Г-н Радек… осведомился о причине моего визита, и я ответил, что отовсюду слышу о нем как о самом беспощадном из всех руководителей, но сам я хочу придержать при себе собственные суждения, покуда не познакомлюсь с ним лично. „Мне лестно это слышать, — сказал он, — а желание познакомиться является обоюдным. Давайте поговорим“. Он… дал мне понять, что правительство… склонно восстановить отношения с нейтральными, особенно северными государствами… На мой вопрос, как он представляет себе возможность каких-либо отношений, если российское правительство постоянно издает все новые декреты, лишающие даже подданных нейтральных держав их самоочевидных прав, изгоняющие их из их жилищ, отнимающие имущество, не позволяющие получать даже того минимума их собственных денег, какой совершенно необходим для удовлетворения самых элементарных потребностей, и вообще лишающие всякой защиты… Г-н Радек на это возразил, что революция требует беспощадных действий независимо от национальности… Для меня важно было узнать, как он намерен изменить политику советского правительства применительно к шведским интересам, ибо если будет осуществлена угроза выселить моих соотечественников из их квартир, подселить к ним красногвардейцев, без всяких оснований арестовать шведов и вообще отнять у них возможность жить цивилизованно, то я буду вынужден убеждать мое начальство в бессмысленности сохранения подобных „отношений“.

Радек объявил о своей готовности попытаться найти способ жить вместе, однако не намеревался делать каких-либо официальных исключений. Аскер подчеркнул „невозможность и неприемлемость расквартирования у шведских семей красногвардейцев, как и вообще людей совершенно иного общественного положения“, к чему Радек, по его словам, отнесся с определенным пониманием. Однако в условиях острой нехватки жилья он посоветовал бы шведам съезжаться друг с другом».

Беседа была характерной «для странного смешения весьма радикальных позиций и довольно умеренных взглядов, которые могли проявляться в одном и том же человеке из среды правящих ныне Россией». По мнению Аскера, за рубежом трудно себе представить царящую в этой стране обстановку. Немецкий, английский, французский и американский генеральные консулы объяснили ему, что если бы в их странах осознали, какую опасность несет в себе большевизм для мира — «и для более состоятельных, и для самых обездоленных людей», — то все цивилизованные народы объединились бы против этой «крайне заразной чумы».