Орден Ультрамаринов: Омнибус - Грэм Макнилл

Цель космодесантников была очень простой. После обнаружения порчи истребить её.

Они пришли сюда лишь ради убийств.

И лишь она знала почему.

Смерть — единственный вкус плоти фермерши.

Пришедшие с ней воспоминания были чуть свежее, но столь же ужасными, хаотичной смесью мучений, гнева и горького отчаяния. Сильван боролся с ними, пытаясь упорядочить всё, найти смысл в разрозненных и перепутанных образах, быстро угасающих остатках разума умершего. Процесс займёт время. Больше времени, чем было у него. Больше времени, чем было у Арбории. Если демоническое вторжение не остановить, то оно привлечёт взгляд других. Тех, под чьим взглядом целые миры сгорали в звёздном огне. И тогда пощады не будет, все усилия его и его павших братьев будут тщетны.

Сильван знал, что нельзя долго оставаться на месте. Он был готов уже начать чинить передатчик, когда омофагия наконец-то переработала все доступные воспоминания в наиболее ясную форму. К счастью, больше поглощать плоть гражданских не пришлось. Сильван знал, что так было нужно, но его всё равно отталкивала эта идея. Эти люди были не его врагами, а жертвами великого зла. Зла, уничтожению которого он посвятил всю свою жизнь, определившего само его существование как космодесантника.

Сражаться. Умирать за Императора. Всё, что он знал.

Сержант Керрано как-то сказал ему, что есть больше одного способа сражаться в битвах. Тогда Сильван не понял его, хотя и пытался, поскольку от этого понимания зависела часть его повышения от новобранца до боевого брата. Керрано говорил о тактиках. Сильван много месяцев изучал кодекс Астартес, но так и не нашёл подходящего отрывка. Если сержант цитировал кодекс, то ему стоило бы прилежней искать источник. Хотя, возможно, Керрано цитировал что-то другое — текст, к которому Сильван ещё не получил доступа. Или же он передавал ему свой опыт, по крайней мере, пытался.

В разуме Сильвана мелькали воспоминания. Ненавистный отец. Испытание отваги. Дитя, рождённое в долгую зиму. Эти воспоминания были чужими. Они принадлежали фермеру, женщине, чью плоть он поглотил. Сильван вздрогнул. Внезапно в его голове не осталось места. Мир вокруг стал казаться слишком маленьким, слишком тесным. Синдром приобретённых воспоминаний. Его предупреждали об этом, учили сопротивляться. Но в поле… в реальности… это… было…

Сожги…

сожженная ферма…

словно новое солнце, погребальный костёр мёртвого мира…

и испытание отваги, решимости, это был…

его первый день как воина и…

её последний день как матери и…

Прошлое и настоящее слились в его разуме, медленно сгущаясь, готовясь к неудержимому взрыву.

Зараза пришла на девятый год после рождения её дочери. Сначала она проявлялась то тут, то там на планете, но быстро распространялась. Все попытки её исцелить были безуспешны. Начали умирать посевы, а вместе с ними и скот, которым жители Арбории обычно кормили себя, да и значительную часть Империума. Всего за три сезона начали разрушаться фермы, а дым от сжигаемых трупов целых стад вознёсся к небу.

Когда её дочь обратилась к Старой Вере, мать не обратила внимания. Она знала, что это лишь суеверия, но хотела покоя. Слишком поздно она поняла свою ошибку. Дав небольшую надежду дочери и её друзьям, мать открыла двери стократ худшей заразе.

Болезнь умерла во время долгих холодов. Но на её место пришла новая. Человеческая болезнь, почти невидимая, скрытая от глаз людей Арбории, думавших лишь о выживании и восстановлении мира.

Старая Вера.

Она жила и росла в тепле костров на тайных собраниях вокруг холодных камней, в свете далёких звёзд, в душах живых носителей, детей, чья надежда одновременно вернула её и наполнила силой.

Старая Вера. Обновлённая невинными, развращёнными ей.

Понимание пришло слишком поздно. И для её дочери, и для всего мира.

Привкус смерти комом стоял в горле.

Сильван отбросил ощущение прочь, на миг зацепившись за едкую вонь поля боя.

Он огляделся. Резкие, пронзительные лучи солнца. Доспехи, перемазанные кровью врагов, словно становившихся сильнее с каждым часом. Сильван склонился и очистил цепной меч от налипших кусков мяса, повозив им в грязи. Здоровая рука двигалась как часы. Знакомые действия помогали ему сконцентрироваться. Но воспоминания продолжали вливаться в разум.

Ночь. Холодное небо. Кровь. Оборванное дитя. Бегство. Крики.

Ловушка! Что-то внутри…

Так и не счистив с оружия всю кровь, Сильван замер.

Что-то двигалось неподалёку.

Сильван убрал цепной меч, взялся за болт-пистолет и поднялся.

Звуки стали ближе. Гораздо ближе. Враги или гражданские? Сильван уже заметил возможные выигрышные позиции и быстро шёл в направлении высокой груды обломков, когда-то бывшей жилым комплексом. С этой наблюдательной позиции он смотрел и ждал. Звуки приближались, становились яснее.

Люди. Выжившие.

Оборванная одежда, обгорелая плоть.

Откуда-то из толпы доносились звуки плача.

Без предупреждения нечто вырвалось из обломков, словно из пещеры. Нечто, когда-то бывшее человеком. Нечто с ужасностью скоростью скачущее и ползущее под суровым светом дня, торжествующее, пронзительно тонко визжащее, похожее на физическое воплощение своего жгучего голода. И оно видело перед собой новые жертвы для утоления желаний. Оно заберёт их, о даааа… Заберёт и…

Сильван, двигаясь со скоростью, доступной лишь космодесантникам, спрыгнул с обломков и, пролетев по длинной пологой дуге, в прыжке схватил тварь и вбил её в землю в метре от напуганных гражданских.

Теперь всё внимание твари приковал скаут.

— эти глаза — Владыка Жатвы, её глаза —

Отбросив случайное воспоминание, Сильван бросился на врага. Сражаться с ним было всё равно, что сражаться с обрётшим плоть торнадо. Именно одна из таких тварей убила сержанта и стольких его боевых братьев. Тварь убила бы и Сильвана, если бы не жестокие уроки битвы, если бы не знание куда бить и как. Сильван выпустил в неистовствующего зверя весь магазин, оставив в человеческом теле дюжину зияющих ран. Он был готов, когда из них вырвалась не кровь, а демоническая плоть, хлещущие, чёрные языки. Тварь двигалась, а её плоть бурлила, словно выворачивясь наизнанку сквозь собственные раны — демоночеловек, человекодемон, двойственность и единство — хлеща и кусая, маша клыками, когтями и цепкими шипами, судорожно мечась от горькой ненависти. Гражданские в ужасе бежали. Один упал с разорванным лицом, кровь хлынула из пробитой насквозь груди. Другой замер, а затем медленно рухнул, сползая по живой паутине пронзивших его хлещущих шипов. Сопряжённый ущерб. Тварь наползала на Сильвана. Она пробила его броню в трёх местах. Она почти оторвала раненную руку у локтя. Он ощутил вспышку боли, резкую, словно удар молнии, когда тварь загнала его в острые челюсти разбитых камней, и от удара сместилось плечо. У Сильвана не было времени на раздумья. Скаут бился словно автоматон. Живая машина. Смерть, облачённая в плоть, кровь и сталь. Опустошив очередной магазин, чтобы отогнать тварь. Сильван выхватил цепной меч и нанёс однорукий, неуклюжий, но всё равно неудержимый удар.

Воющий металл встретился с воющей демонической плотью.

И за один удар сердца бой закончился.

Усталый, победивший, вымазанный своей кровью и ихором твари Сильван убрал цепной меч, передёрнул затвор пистолета и вбил новый магазин. Он огляделся, ища сначала других врагов, а затем гражданских. Он не увидел никого.

Стоп. Его оценка была неверной. Сбежали не все.

Одна осталась. Дитя не больше чем девяти лет возрасту. Девочка с короткими, грязными волосами. Она таращилась на него глазами, расширившимися словно на пол-лица. Восхищение, ужас, он не мог понять, что есть что. Но слёз не было. И она не смотрела на тела погибших.

На мгновение Сильван словно увидел всё со стороны. Облачённый в доспехи, окровавленный великан и оборванное, вымазанное в крови дитя, смотрящие друг на друга с разных сторон широкой площади, неровной от осыпающихся камней и человеческих останков.

Последовало долгое мгновение молчания.

— Мне нужна коммуникационная башня, — пристально посмотрел на девушку Сильван.

Дитё смотрело на него. Шок. Непонимание? Неясно.

— Высокая мачта, очень высокая. Увенчанная имперской аквилой. Символом Империи.

Дитё смотрело.

— Птиииица, — Сильван убрал пистолет, свёл большие пальцы и помахал остальными перед лицом. — С большими крыльями и двумя головами.

Девочка пристально посмотрела ему в глаза, а затем торжественно свела вместе пальцы перед лицом и повторила жест Сильвана. Она поманила его, идя через обломки. И Секунд пошёл следом. Так они шли через развалины города три часа. Новых нападений не было, хотя они не раз слышали, как что-то кралось в развалинах. Скаут задумался, как же она выживала до того, как встретила остальных беженцев. Он тщетно пытался разговорить её, но девочка молчала. Удивительно ли это? Сильван знал, что она заговорит, когда будет готова. Если вообще будет.