Каждое лето после (ЛП) - Форчун Карли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Может быть, поэтому Сэм не хотел, чтобы я звонила? Он хотел пригласить к себе других девушек?
— Сэм там?
— Сэм сейчас занят. Мы подбадриваем его. Могу я принять сообщение? — её слова сливались воедино.
— Нет. Это Перси. Дай ему трубку.
— Перси, — она хихикнула. — Мы так слышали…
Внезапно она исчезла, музыка смолкла, и раздался приглушенный смех, прежде чем закрылась дверь. Затем наступила тишина, пока Сэм не заговорил.
— Перси?
По одному слову я поняла, что Сэм был пьян. Вот тебе и необходимость в пространстве, чтобы работать усерднее.
— Так была ли вся эта электронная почта ерундой? Ты просто хочешь больше времени, чтобы напиться с другими девушками? — кричала я.
— Нет, нет, нет. Перси, послушай, я действительно опустошен. Джо принесла малиновую водку. Давай поговорим. Завтра, хорошо? Прямо сейчас, я думаю, я собираюсь…
Линия оборвалась, я свернулась калачиком на диване и плакала, пока не потеряла сознание.
***
На следующий вечер Чарли заехал за мной незадолго до восьми. К тому времени у меня уже совсем кончились слезы. Я рыдала во время долгого разговора с Делайлой, а потом еще раз, когда Сэм прислал короткое извинение за то, что бросил трубку, потому что его вырвало. Он написал, что хочет поговорить сегодня вечером. Я не ответила.
Я не думала, что можно будет смеяться, но гора закусок, которую Чарли собрал на переднем сиденье, была поистине безумной.
— Там есть бургеры, сосиски и картошка фри, если хочешь чего-нибудь посущественнее, — сказал он, когда я посмотрела на пакеты с чипсами и конфетами.
— Да, этого, вероятно, будет недостаточно, — пошутила я. И это было приятно. Легко. — Обычно я съедаю по крайней мере четыре пакета чипсов размером с вечеринку за вечер, а здесь только три, так что…
— Умница, — сказал он, глядя в мою сторону, когда направлялся по длинной подъездной дорожке. — Я не знал, какой вкус тебе нравится. Я обнулил свои запасы.
— Мне всегда было интересно, что происходит со всеми теми девушками, с которыми ты встречаешься, — сказала я, держа коробку с Орео. — Теперь я знаю. Ты откармливаешь их и съедаешь на ужин.
Он одарил меня озорной улыбкой.
— Что ж, одна из этих вещей верна, — сказал он низким протяжным голосом. Я закатила глаза и посмотрела в окно, чтобы он не мог видеть, как румянец распространяется от моей груди к шее.
— Тебя легко напугать, — сказал он через минуту.
— Меня не так-то легко напугать. Тебе нравится провоцировать людей без необходимости, — сказала я ему, поворачиваясь, чтобы изучить его профиль. Он нахмурился. — Что? Или я ошибаюсь? — рявкнула я, и он рассмеялся.
— Нет, ты не ошибаешься. Может быть, «напугать» — неправильное слово, но тебя легко вывести из себя, — он посмотрел на меня. — Мне это нравится.
Я почувствовала, как румянец пробежал по моему телу. Он снова повернулся к дороге с такой широкой улыбкой, что на его щеке появился намек на ямочку. У меня возникло сильное желание провести по нему пальцем.
— Тебе нравится выводить меня из себя? — спросила я, пытаясь казаться возмущенной, но в то же время пытаясь флиртовать. Он снова оглянулся, прежде чем ответить.
— Вроде того. Мне нравится, как краснеет твоя шея, как будто ты вся горячая. Твой рот кривится, а глаза выглядят темными и какими-то дикими. Это довольно сексуально, — сказал он, не сводя глаз с пустого участка шоссе. — И мне нравится, что ты противостоишь мне. Твои оскорбления могут быть довольно жестокими, Перс.
Я была потрясена. Не сексуальной частью
— Чарли был просто Чарли, по крайней мере, я так думала, — а тем фактом, что он так явно обращал на меня внимание. Проводить с ним время было единственным, что поддерживало меня в здравом уме, но у меня создалось впечатление, что он начал обращать на меня внимание еще до того, как сжалился надо мной этим летом. По крайней мере, я думала, что это была жалость. Теперь я уже не была так уверена.
— Когда дело доходит до оскорблений, ты заслуживаешь только лучшего, Чарльз Флорек, — ответила я, стараясь говорить непринужденно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Не могу с тобой не согласиться, — сказал он. А затем, помолчав, добавил: — Так что у тебя с этими опухшими глазами?
Я снова выглянула в окно.
— Полагаю, ломтики огурца не сработали, — пробормотала я.
— Ты выглядишь так, словно плавала с открытыми глазами в хлорированном бассейне. Что он натворил на этот раз? — спросил он.
***
Я что-то пробормотала, не зная, как произнести эти слова достаточно быстро, чтобы снова не расплакаться.
— Он, гмм, — я прочистила горло. — Он говорит, что я отвлекаю его и хочет сделать перерыв. — я посмотрела на Чарли, который смотрел на дорогу, сжав челюсти. — Ему нужно больше места. От меня. Чтобы он мог учиться и однажды стать важным человеком.
— Он порвал с тобой?
Слова были тихими, но за ними стояло столько гнева.
— Я не знаю, — сказала я, мой голос дрогнул. — Я не думаю, что это было так, но он хочет говорить со мной только раз в неделю. А когда я позвонила вчера вечером, в его комнате были люди и эта девушка, с которой он тусовался. Он был пьян.
На челюсти Чарли дернулся мускул.
— Давай не будем говорить об этом, — прошептала я, хотя мы оба молчали несколько секунд. Затем я добавила с большей уверенностью: — Я хочу повеселиться сегодня вечером. До конца лета осталась одна неделя, а впереди у нас один из лучших фильмов ужасов всех времен.
Чарли посмотрел на меня с болезненным выражением лица.
— Пожалуйста? — спросила я.
Он снова посмотрел в лобовое стекло. — Я умею развлекаться.
Это был фильм «Ребенок Розмари», один из моих любимых фильмов шестидесятых, и не совсем тот пошлый слэшер18, которого ожидал Чарли. Пока шли титры, он уставился на экран с открытым ртом.
— Это было какое-то запутанное дерьмо, — пробормотал он и медленно повернулся ко мне. — Тебе нравится эта штука?
— Я люблююю это, — проворковала я. Мы съели пакет чипсов с солью и уксусом, пачку мармеладных червей с лакрицей и два слаши19 из киоска. Я была в восторге от сладкого. Это было самое веселое, что у меня было за все лето, и это было шокирующе, поскольку большую часть дня я провела в позе эмбриона.
— Ты очень беспокойная девушка, Перс, — сказал он, качая головой.
— И это говорит о чем-то, исходящем от тебя. — Я усмехнулась, и когда он улыбнулся в ответ, мои глаза опустились на его ямочки, прежде чем заметить, что его были на моих губах. Я откашлялась, и он быстро взглянул на часы на приборной панели.
— Нам лучше отвезти тебя обратно, — сказал он, заводя грузовик.
Всю дорогу домой мы разговаривали, сначала о его программе по экономике в Вестерне и о богатых детях, с которыми он делил дом осенью, а затем о том, как я чувствовала, что все двигаются к большему и лучшему, пока я остаюсь в Торонто, следуя пути, который проложили для меня мои родители. Он не пытался утешить меня или сказать, что я слишком остро реагирую. Он просто слушал. За весь час обратной дороги мертвый воздух продержался не более нескольких секунд. Мы смеялись над историей о его первых школьных танцах, когда он подъехал к коттеджу. Его отец заранее научил его «правильному» танцу, что закончилось тем, что Чарли дважды прошелся по полу спортзала с совершенно перепуганной Мередит Шанахан.
— Хочешь зайти? — спросила я, все еще смеясь. — Я думаю, в холодильнике есть несколько папиных банок пива.
— Конечно, — сказал Чарли, заглушая двигатель и провожая меня до двери. — Если ты правильно разыграешь свои карты, я, возможно, приглашу тебя на танец.
— Я танцую только танго, — бросила я через плечо, поворачивая ключ в замке.
— Я знал, что между нами ничего не получится, — сказал он мне на ухо, отчего по моей руке побежали мурашки.
Мы скинули обувь, и Чарли осмотрел небольшое открытое пространство.
— Я не был здесь целую вечность, — сказал он. — Мне нравится, что твои родители сохранили его как настоящий коттедж. Ну, кроме этого, — сказал он, указывая на кофеварку для эспрессо, которая занимала слишком много места на кухонном столе. Я прошла в другой конец комнаты и включила прожектор, который осветил высокие красные сосны.