Перевёрнутый мир - Лев Самуилович Клейн

истинных властителей. Конечно, и днем их молчаливое присутствие ощущается всеми. Все делается с оглядкой на них. Таким тайным властителем в отряде является некто, избираемый ночью на “сходне” влиятельных воров. В старину его называли “паханом”, нынешнее название — “главвор” (терминология, по стилю уже советская или, точнее, советизированная). Он избирается на весь свой срок заключения в этом лагере. Его мрачная власть безусловна и почти безгранична. Когда я попросил одного бывшего художника сделать для меня рисунок, он должен был обратиться за разрешением к главвору. Авторитет главвора поддерживают “бойцы” из воров с наиболее низким лбом и наиболее тяжелыми кулаками. Это его свита и боевая дружина, человек семь-восемь.

Хоть власть главвора и тайная, но начальник отряда знает, кто у него главвор. Ведь старшина может управлять только, если назначен с согласия главвора и подчиняется ему. Иногда старшиной просто становится главвор (так было в нашем отряде). Обычно известен и будущий главвор, который займет трон, когда уйдет сегодняшний. Но это не гарантировано — бывают и кровавые стычки воровских кланов за место главвора. На “сходне” всех главворов лагеря один из них объявляется главвором зоны (всего лагеря). Это фигура почти недосягаемая для простого смертного.

Но и главвор отряда стоит достаточно высоко в теневой лагерной иерархии. Ниже его располагаются его подручные — “глав-шнырь” (так сказать, завхоз), “угловые” (влиятельные персоны, спящие на нижних угловых койках), старшина и “бугры” (бригадиры), “бойцы”, затем уже идут прочие “воры” и “подворики”. И все это верхняя каста!

Главвора никто не называет по “кликухе” (кличке), обращаются к нему по имени-отчеству, разумеется на “вы”. Он обедает за отдельным столом, с ним могут разделять трапезу только угловые, старшина или бугры. От всех передач ему относят лучшую долю.

В условиях лагеря одному очень трудно продержаться. Каждый заключенный вступает в своеобразный союз с одним-тремя зэками своего же ранга, своей касты — “кентами”. Кенты — это как бы побратимы. Они поддерживают друг друга участием и материально, составляя “семью”. Главвор обычно не имеет семьи: она ему не нужна, да и кто же ему равен? Зато он ведет семейную жизнь в ином, более точном смысле. Почти у всех главворов, да и у некоторых других крупных воров, есть “жены” — юноши, обслуживающие их сексуально. Этих не уважают, но и не задевают. Они даже одеваются в черное. Пидорами их никто называть не смеет.

Когда в большом помещении, где стоит телевизор, весь отряд собирается смотреть передачу (считается, что воспитательную, например “Гражданин и закон”, а на деле — футбол или детектив), все располагаются по рангу: впереди на кресле — главвор, вокруг у ног его — “бойцы”, на двух скамьях за ними — знать: угловые, главшнырь, старшина, бугры, затем несколькими рядами — рядовые воры, подворики, далее на койках навалом мужики, а стоя у стен и выглядывая из дверей — чушки.

В этой уголовной иерархии, как в зеркальном отражении, в перевернутом виде, в искаженном свете, но все же повторяется официальная иерархия всего нашего общества. Как отклик: на силу — сила, на лестницу — лестница, на систему — система. Карикатура — и какая обидная!

5. Шкала террора. Итак, две власти. Которой боятся больше? Той, что бьет сильнее…

Администрация ограничена в своих наказаниях правом и формальностями. Выход за эти рамки возможен, но сопряжен с опасностью: самоуправство, произвол наказуемы, могут подпортить карьеру. Главвор такими рамками не стеснен. Никакие наказания, налагаемые администрацией (штраф, лишение переписки и передач, ПКТ и т. п.), не могут сравниться по силе с наказаниями за проступки против воровской власти и воровского “закона”.

Существует целая шкала наказаний. За мелкие нарушения воровского порядка двое-трое “бойцов” по мановению главвора тут же на месте быстро и точно избивают нарушителя. Молча. Слышны только возгласы: “Руки!” (заслоняться руками нельзя). После экзекуции дня два-три придется отлеживаться. Это первая мера наказания. Она обозначается нецензурным глаголом, похожим на “отъездить ”.

Наказания за более серьезные проступки производят ночью в общественной уборной — “на дальняке”. За проступки лишь немного более тяжелые полагается “тубарь ”, “тубарстка”: бьют табуреткой, стараясь угодить по черепу, пока не разломается то или другое. Обычно ломается табуретка: качество работы плохое, древесина подгнившая. Но и черепу достается — сотрясение мозга, правда, вылечивается быстро, аномалии психические могут остаться надолго.

Еще тяжелее, если решат “опустить почки”: нарушителя держат за руки и бьют ногами по пояснице, пока не начнет мочиться кровью. Следствие этого наказания — пожизненная инвалидность. Могут счесть, что и этого недостаточно, что нарушителя надо “заглушить ” — набрасываются на него скопом, валят на пол и топчут до потери сознания и человеческого облика, оставив на полу нечто истерзанное и кровоточащее, с множественными переломами, с пробитым черепом, с разрывами внутренних органов. Может и умереть, конечно, но как цель это не стояло. Помер, “откинул копыта” — значит, слабак, не выдержал. Если добиваются смерти, то приговор звучит не “заглушить”, а “замочить”. Этот приговор в каждой зоне приводят в исполнение по-своему. Говорят, что где-то на севере запихивают приговоренного в тумбочку и выбрасывают с верхнего этажа. Нс знаю, как они могут это осуществить: ведь на окнах решетки. У нас просто инсценировали самоубийство: повесился. Сам. Утром придете, а он уже висит.

Но и это не самое тяжелое наказание — ведь оно мгновенное, без муки. В запасе у воров есть еще жуткая медленная смерть'. начинают убивать вечером, кончают утром. На моей памяти к этому наказанию прибегли только один раз, и то, когда я уже покинул лагерь. Мне рассказали те, кто вышел на свободу позже. В лагерь прибыл “транспорт” наркотиков, пронес кто-то из обслуживающего персонала. Груз застукали и конфисковали, канал доставки провалился. Кто-то выдал? “Завалить коня” (выдать канал доставки) — это считается тягчайшим преступлением против воровской морали: “пострадала вся зона”. Подозрение пало на белобрысого паренька, которому оставалось несколько месяцев до выхода — уже разрешено было отращивать волосы. Я его знал. Скорее всего, подозрение ложное, но тут у воров все, как у людей: надо было найти козла отпущения. Парня приговорили. Не потребовалось ни свидетелей, ни улик, ни прокурора, ни адвоката. Вечером к нему приступили