Дневники сына человеческого, или Хроника Кумранских манускриптов - Александр Холин

Понтий Пилат явился в храм в компании холостяков. Все юноши были навеселе, потому как обмывали уходящего в другую жизнь своего бывшего друга. Жрецы обвели жениха и невесту трижды вокруг жертвенного алтаря против часовой стрелки. После чего все отправились в дом жениха под звуки весёлых флейт. А шедшие рядом оставшиеся пока холостыми друзья распевали по дороге Талассио.[78] Никто из них не знал, что это такое, но точно знал, что петь надо.

Меж тем Пилат бросал по дороге в толпу деньги и орехи. На пороге дома процессию ожидали подруги Клавдии, вручившие ей огонь и воду. Затем девушки внесли невесту в дом жениха на руках, поставили на пол возле очага, куда вслед за ними подошёл Пилат. Его молодая жена держала в одной руке кувшин с водой, в другой факел.

Клавдия плеснула из кувшина на дрова, а Понтий взял из её рук факел и поджёг дрова, которые тут же вспыхнули радостным пламенем. Стоящие вокруг гости предались весёлым восклицаниям, потому как знак возжигания очага тоже был хорошим. Богами была принята жертва пенатам.

Человеческая судьба, казалось, диктует каждому и любому почти одно и то же с небольшими расхождениями. Только и она бывает тщеславна, и у неё множество пороков, не заметных сперва со стороны, но они существуют, поражая иногда человеческое сознание до самых сокровенных глубин. И очень часто Судьба гораздо порочнее любви. Во всяком случае, Судьбе самой так казалось – богиня же. Но и богиня не в силах скрыться от амуровых стрел.

Как-то раз, когда Понтий Пилат развлекался воинскими упражнениями в гимнасии, туда случайно заглянул патриций Гай, внук цезаря Августа. Гай и брат его Луций были первыми в списке всадников, и оба подбирали в своё войско наиболее смышлёных и отличившихся.

Понтий Пилат ничуть не удивился, что патриций обратил на него внимание во время метания копья. Понтий Аквила откинул руку назад и даже изогнулся всем туловищем, но не упал на спину, а каким-то фантастическим движением послал копьё в цель, устремляясь вслед брошенному оружию. Сделав по арене пару прыжков за копьём, Понтий остановился, а оружие, вонзившись в подвешенный на борту колесницы деревянный щит, насквозь пробило его, а заодно и колесницу. Такой удар был явной редкостью, и красотой копьеметания. Гай без лишних слов направился к воителю.

– Пойдёшь со мною в поход на Восток? – спросил он Понтия Пилата.

– Да… Но…

– Что-то мешает? – нахмурился патриций.

– Мешает, – Пилат посмотрел в глаза Гаю. – Мешает, потому что я женат, а в армии не место семейным.

В следующий миг Гай разразился звонким мальчишеским смехом. Окружающие воины смотрели на патриция с удивлением, но он, отсмеявшись, объявил:

– Вот и прекрасно. Теперь нас будет двое. Я женат на Ливии, и дядя разрешил мне идти в поход, поскольку в законе сказано: «Занять государственную должность никто не может прежде, чем совершит десять годичных переходов». И ещё: «Граждане до сорокашестилетнего возраста должны совершить десять походов в коннице или двенадцать в пехоте». Известно тебе то?

– Да, – кивнул Пилат.

– Согласен ли ты пойти со мной в поход на Восток? – снова поинтересовался патриций.

– Да.

– Ты у меня будешь контубералом.[79] – внук императора поднял вверх правую руку. – Я всё сказал.

– А меня! Патриций, возьми и меня с собой, – рядом с Пилатом возникла фигура Кассия. – Мы всегда вместе. И я не женат!

– Что ты можешь? – посмотрел на него недоверчиво Гай, потому что Кассий Херея ещё не дорос до воинского телосложения мужчины.

– Покажи, – повторил Гай.

Кассий взял в руки по мечу, и пространство вокруг превратилось в два сияющих на солнце металлических круга. Затем он выполнил сальто вперёд и назад, не прекращая работать мечами.

– Очень хорошо, – похвалил его патриций. – Но, к сожалению, в этот поход тебя я взять не смогу. Тебе необходимо подрасти.

Понтий Пилат вспоминал всё это по дороге к Деметре. Надо сказать, что когда он пришёл домой и объявил о готовящемся походе Клавдии, от женских слёз было некуда деться, и он сбежал к любовнице. Та спокойно выслушала, потом спокойно и рассудительно сказала:

– Меня в этом случае радует только одно: для Клавдии это потеря навсегда, а для меня пришёл – ушёл, какая разница? Война – это наш уход из юности навсегда. Поэтому ты должен исполнить моё единственное и последнее желание: все эти оставшиеся дни проведи со мной, чтобы ты меня всегда помнил, до конца жизни.

Конечно, Понтий Пилат тут же дал обещание. Конечно, он объяснил Клавдии, что перед походом будет слишком занят, что оставшиеся пару-тройку дней не сможет показываться дома.

Жена не возражала, да и не могла возражать. А Деметра ждала. Только Понтий вошёл, она кинулась на шею и принялась безумно его целовать. Он не отбивался, потому что ни одна женщина не могла ласкать так, как это делала Деметра.

Но та вскоре утихомирилась, вернее, взяла себя в руки, и повела Понтия в беседку, стоящую посреди подстриженных кустов тамариска на берегу ухоженного атриума. Посыпанная песком дорожка привела их на место будущего пиршества, но сначала Пилат даже ничего не заметил, потому как не отрывал влюблённого взгляда от спутницы. И только когда она принялась усаживать гостя за стол, обратил внимательный взгляд на приготовленное для него праздничное угощение.

Низкий, но вместительный стол спешил похвастаться своими деликатесными разносолами: в первую очередь привлекала внимание запечённая целиком рыба Darden под соусом Марешаль находящаяся в центре стола, и привлекала особое внимание ещё потому, что обложена была удивительными клубнями индийского земляного жёлудя, который считался особенной редкостью среди овощей. С ней рядом примостились голуби на вертеле и гусиный паштет в горшочках. Дальнейшее развлечение представляли устрицы с артишоками и запечённое с оливками рагу ягнёнка. Между всеми кушаньями громоздилось в вазонах множество фруктов и кувшины с испанским выдержанным вином.

– Я отослала слуг, и нам никто не будет мешать до твоего отъезда, – пояснила Деметра. – А пиршество нам необходимо, потому что у мужчин на пустое брюхо не хватает духа.

– Спасибо, любимая, – растрогался Пилат. – Такой обед стоит целое состояние. Спасибо. Римские виллы и пыльная дорога – это, конечно, две большие разницы, но я уже послезавтра утром должен явиться в сенат. В Риме война – праздник. Этот праздник ты устраиваешь мне. Значит, меж нами начинается война?

– Уже давно началась. И ещё какая!

Понтий Пилат чувствовал себя в доме девушки каждый раз по-разному. Но такого застолья гетера ещё ни разу не устраивала. Деметра присела рядом с ним и принялась кормить его, как младенца. Кто знает, может, она действительно мечтала родить от него?