Констанция. Книга третья - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да-да, мы с тобой ничего не видели, мы просто гуляли по лесу и завидев дерущихся господ, бросились убегать.
— Остановитесь, месье! — кричал им вслед барон Ришардье.
— Прочь! — шептал Шарль, ускоряя и без того быстрый бег.
— Не догоните! — бросал через плечо Поль. Рыночные грузчики на всякий случай свернули с дороги и бросились бежать через кусты.
Ветви хлестали их по лицам, сдирая в кровь кожу, но желание убежать было сильнее боли.
И вскоре Шарль и Поль оказались на опушке леса. Звуки поединка сюда не долетали, и приятели, теперь уже не спеша, зашагали по дороге.
— Если нас потом будут спрашивать, Поль, что мы ответим?
— Ничего не знаем.
— А если начнут допытываться?
— Все равно, мы ничего не видели.
— Жаль виконта, — после недолгого молчания пробормотал Шарль.
— А мне жаль Жака, — отвечал Поль, — придется ему искать нового хозяина.
А тем временем Анри уже начал задыхаться. Ослабевший организм уже не мог выдержать такого бешеного темпа боя. Каждый следующий удар давался Анри со все большим трудом.
— Прошу вас, виконт, — еле успевал вставлять Александр Шенье между ударами, — отложим поединок, я готов аннулировать свой вызов.
Виконт Лабрюйер, войдя в раж, кричал:
— Нет, защищайтесь, шевалье! — и снова наседал на своего противника.
Александр Шенье понял, если он хотя бы не ранит своего противника, тот не угомонится. И теперь уже молодой человек не только отражал удары, но старался острием шпаги достать виконта. И вот уже кровь потекла по плечу Анри, расплываясь пятном на тонкой материи рубашки.
— Ах, так! — взревел виконт Лабрюйер, делая выпад, и его шпага, отбитая клинком Александра, разорвала кожу на щеке молодого человека.
Завидев кровь, виконт хищно сузил глаза и сделал еще один выпад.
Александр уклонился, пропустив клинок под левой рукой, и тут же вновь уколол Анри в левое плечо. Кровь выступила из второй раны.
«Я должен выбить у него шпагу, — думал Александр, — а потом заберу ее и не отдам. Не станет же он бросаться на меня с кулаками?»
Жак, видя как неистовствует его хозяин, весь обмирал душой. Верному слуге казалось, что каждый укол шпаги Александра Шенье приходится в его собственное тело. Ему даже казалось, что кровь уже струится по его плечу, расплываясь липкой густой массой.
— Где же мадемуазель Аламбер? — шептал Жак. — Где же она? Почему не едет?
Виконт Лабрюйер, тяжело дыша, продолжал наступать, делая выпад за выпадом и совсем не заботился о собственной безопасности.
Он видел перед собой только ненавистное лицо Александра и думал лишь об одном — скорее покончить со своим противником.
Вконец перетрусивший Жак прикрыл лицо руками, но все равно то и дело бросал взгляд из — под растопыренных пальцев на поле боя.
Александр Шенье еще несколько раз удачно отбил удары и попробовал сам перейти в наступление. И тут виконт Лабрюйер набросился на него, выкладываясь весь, без остатка. Такого шевалье не мог ожидать от вконец обессилевшего человека и даже до конца не сообразив, что делает, в азарте сражения нанес виконту удар в грудь.
Тот коротко вскрикнул, пошатнулся и схватился руками за клинок, торчавший у него из груди. Шпага Анри Лабрюйера глухо ударилась о землю, а шевалье в ужасе потянул свою шпагу на себя. Виконт разжал окровавленные пальцы и криво улыбнулся. Кровь тяжелыми каплями капала на траву. Анри, пошатываясь, пытался
Удержаться на ногах, а из раны на груди толчками вытекала кровь. И тут послышался шум подъезжающего экипажа.
Жак бросился к своему хозяину, пытаясь поддержать его, но Анри зло отстранил своего слугу и не в силах более стоять, опустился на колени. Он пытался рукой остановить кровь, вытекавшую из раны, лицо виконта сделалось безмятежным и лишь горестная улыбка выдавала страдание.
К развалинам колоннады на всем скаку вылетела карета, дверка распахнулась и даже не ожидая, пока экипаж окончательно остановится, из него на траву выскочила Констанция Аламбер. Она бросилась к Анри, который с удивлением рассматривал окровавленную ладонь правой руки.
— Анри! Анри! — закричала Констанция. Александр Шенье молча, весь бледный, стоял подле своего смертельно раненого противника. Клинок его шпаги был на удивление чист.
Виконт Лабрюйер оперся рукой о землю и медленно лег. Он смотрел на склонившуюся над ним Констанцию и нежно улыбался.
— Наклонись ко мне, я что-то хочу сказать тебе напоследок, — прошептал он.
Констанция наклонилась, а Анри, собрав остаток своих сил, приподнялся и поцеловал ее в губы.
— Ради этого, Констанция, стоило умереть, — прошептал он.
Мадемуазель Аламбер вскрикнула:
— Анри!
Но виконт Лабрюйер уже не слышал ее. Кровь больше не текла из раны толчками, а медленно, ровной струйкой сочилась на землю.
Слезы затуманили глаза Констанции, и она, склонившись над мертвым Анри, еще раз поцеловала его в губы.
Жак, стоя на коленях подле своего хозяина, плакал навзрыд. Его пухлые губы мелко дрожали.
Александр Шенье, барон Ришардье и маркиз Обиньяк безмолвствовали.
Наконец, Констанция Аламбер медленно поднялась и, глядя перед собой безумным взглядом, двинулась к экипажу.
— Мадемуазель… — срывающимся голосом окликнул ее Александр Шенье.
Констанция молча обернулась и смерила его презрительным взглядом.
— Что вы можете сказать мне, шевалье?
— Я не хотел этого, мадемуазель, поверьте.
— Теперь мне уже все равно.
— Я не хотел его убивать! — закричал Александр, и от его крика испуганные птицы вспорхнули с деревьев, воздух огласился их тревожными голосами.
— Вы должны покинуть Париж, — голосом осужденной к смерти, сказала Констанция.
Она еще раз посмотрела на распростертое на траве тело виконта Лабрюйера и, достав платок, промокнула слезы.
— Я сожалею, что судьба распорядилась подобным образом, — сказала Констанция Аламбер, — но вы тоже ни в чем не виноваты, шевалье, Анри сам сделал свой выбор.
Констанция села в экипаж и опустила штору. Александр бросился к ее экипажу.
— Мадемуазель, поверьте, я не хотел его убивать! Шторка на мгновение открылась, и в руки шевалье легла стопка денег.
— Этого вам хватит на первое время, шевалье, поскорее покидайте Париж, иначе вам несдобровать. Я не держу на вас зла.
Александр Шенье бросился вслед за экипажем Констанции Аламбер, но поняв, что не догонит, остановился.
Лицо Констанции окаменело, слезы неподвижно застыли в глазах, и лишь рука женщины сжимала золотой медальон на цепочке.
Огромная жемчужина, казалось, согревает ей руки давно забытым теплом.