XVII. Де Брас - Игорь Александрович Шенгальц
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чуть левее от лампы на столе лежала записка, написанная знакомым мне красивым почерком госпожи де Ландри.
«Мой милый друг! Обстоятельства заставили меня покинуть ваш дом столь внезапно, что я сама того не ожидала. Полагаю, Его Высокопреосвященство сегодня кое-что рассказал обо мне. Жаль, что все случилось так не вовремя и невпопад. Я хотела объясниться с вами сама, при иных обстоятельствах… но… вышло, как вышло…
Благодарю вас за мое спасение… и за прошлую ночь! Знаете, дорогой друг, я ни о чем не сожалею. И если случится так, что я понесу ребенка, обязательно назову его Франсуа, в честь отца.
Навеки ваша, R.L…. она же, как вы уже наверняка знаете, Екатерина Михайловна Романова-Хлопова.
П.С. За подарок спасибо!».
Вот такая записка, вот такая история. Последнее имя было написано кириллицей. И, разумеется, тому имелась причина.
Фамилия де Ландри была вымышлена. Под этим именем во Франции проживала незаконная дочь от так и несостоявшегося брака первого русского царя династии Романовых, Михаила Федоровича и девицы Хлоповой — дочери дворянина Ивана Хлопова.
Я помнил кое-что из истории. Невесту царя, Марию Хлопову отравили. Скорее всего, к этому была причастна инокиня Марфа, которая желала видеть невестой Михаила Федоровича иную девушку. Хлопова выжила и даже особо не пострадала, лишь несколько дней промучившись животом, но после была отправлена в ссылку в Тобольск. Царь все же интересовался время от времени ее здоровьем, и получал письма от своих людей с подробным описанием того, что делала его бывшая невеста, с кем встречалась и о чем говорила…
Брак-то не состоялся, но ребенка невеста успела прижить, а позже, родив дочь, отдала ее на воспитание в Польшу, откуда Екатерина со временем перебралась сначала в Италию, а потом во Францию.
Екатерина получила прекрасное образование, умела говорить на нескольких языках и, пользуясь своим особым положением, иногда выполняла не совсем обычные задачи для девушки ее возраста и положения.
Самое интересное, что русский царь был прекрасно осведомлен о судьбе своей дочери, и тайно поддерживал ее средствами, а так же выделил для ее охраны пару преданных людей. Интересов в Европе у него почти не имелось, но информацию о нравах местных правителей он получать желал. Причем, надежную и из первых рук!
Именно поэтому каждый шаг Ребекки-Екатерины фиксировался специально приставленными к ней агентами кардинала, и донесения о ее действиях ложились на его стол еженедельно. Ответственным за эту слежку был граф Рошфор. Именно поэтому он наблюдал за ней и тогда, на мессе в Нотр-Даме. Дело тут было вовсе не в любовных переживаниях графа. Когда в дело вступает политика, все остальное меркнет, как несущественное…
А тут я влез во всю эту историю со своею любовью! Нате вам, зрасте!
Потом в один момент пропали верные люди царя Михаила, присматривавшие за девушкой. И тут же граф Рошфор схватил ее и увез, вопреки воле кардинала. Такого приказа Ришелье не отдавал, граф замыслил свою игру, но я поломал его планы.
Ребекка писала в одном из своих предыдущих писем, что ее хотят выдать насильно замуж в другой стране. Было ли это правдой или лишь способом привлечь мое внимание? Я не полностью владел ситуацией, знал только то, что поведал мне Ришелье, но допускал, что брак русской царевны, хоть и незаконной, может стать для кого-то весьма выгодным делом…
Сейчас же я остался единственным человеком, кто был близок с ней.
Наверное, именно поэтому меня и не кинули в Бастилию. Кардиналу очень хотелось поговорить с Рошфором по душам… но в этом я не мог ему помочь. Я не видел графа с тех самых пор, как он уполз в кусты, спасаясь от смертельных шариков гасконца.
Кстати, по поводу гасконца — я решил его проблему, но способом, который ему наверняка не понравится. Впрочем, выбора у него не имелось.
Я спустился в нижний холл и спросил первого попавшегося слугу:
— Когда уехала госпожа?
— Совсем недавно, — чуть испуганно ответил он, видя мой недовольный взгляд. — За ней приехала крытая карета, госпожа велела вынести ее вещи и передать вам, что обо всем она рассказала в письме…
— Ты видел гербы на карете? Кто сидел на козлах? Выходил ли кто-то ее встретить?
— Нет, господин, там был только кучер. Я сам отнес ее вещи. В карете, кроме госпожи, никого не было…
Я жестом отослал его, поднялся в опустевшую спальню и начал пить вино прямо из бутылки, не удосужившись перелить его в бокал.
Меня совершенно не угнетало, что Ребекка… она же Екатерина, царевна, пусть и незаконнорожденная, обманула меня. Это было ее право. Кто я такой для нее, чтобы открывать свои секреты вот так сходу? Никто, и это нормально.
А волновало меня лишь одно — куда она так спешно уехала? Ришелье ни словом не обмолвился об этом, хотя, наверняка, кое-что он знал.
Очень вероятно, что ей поручили очередную миссию, и девушке может грозить нешуточная опасность. И я мог бы ей помочь… если бы она захотела принять мою помощь. Но она сбежала, даже не поговорив напоследок по душам… откровенно… по-русски…
Я вновь остался один, в отныне опустевшем для меня доме. Наедине с собой.
В дверь внизу затарабанили с такой силой, что я услышал это даже из спальни. Мигом слетев вниз, я подбежал к двери, опередив слуг, и распахнул ее, ожидая… увидеть, что она вернулась…
Но на пороге стоял д’Артаньян. Он тут же заскочил внутрь, отодвинул меня в сторону и быстро запер дверь.
— За мной гонятся, барон! Злые люди! Хотят убить!
— Друг мой, я вас безмерно люблю и уважаю, но можете ли вы хоть раз выйти из дома и не нажить при этом проблем на ваш тощий гасконский зад?
Признаюсь, тон мой оказался не слишком дружелюбным, и д’Артаньян, который всегда чутко подмечал нюансы человеческих настроений, тут же поинтересовался:
— Что-то произошло? С Ребеккой?
— С ней все в порядке, — я и не думал посвящать его в подробности биографии девушки, — но ей пришлось срочно уехать из города…
— Ничего, барон, у нее был такой взгляд, когда она смотрела на вас, что я точно уверен, она еще обязательно вернется!
— Ладно, оставим эту тему. Расскажите-ка, что у вас произошло, и кто за вами гонится?
— Злые люди! — тут же встрепенулся гасконец. — Хотят убить!
— Это я уже слышал. Давайте-ка в подробностях…
— Студиозы то! Лютые! А профессор
