Двое из Холмогорья - Галина Романова

— Ты все сказал? — прошелестел голос.

— Говорите мне «вы»! — подбоченился Лейр. — То, что вы прожили несколько столетий, не дает вам права на фамильярность.

— Что-что? — фигура на троне подалась вперед. — Ты понимаешь, что говоришь?

— А вы это понимаете? Вы хоть знаете, кому вы тыкаете? Или здесь у вас… то есть у тебя так принято?

— Ты… вы… — фигура на троне дернулась как от удара, — да как ты смеешь, мальчишка?

Повелитель вскочил. Невесть откуда взявшийся вихрь вздул полы его мантии, и Лейр невольно пригнулся, заглядывая под подол — ему почему-то показалось, что под нею не нормальное тело, а что-то вроде мумии или, того интереснее, скелет. Но ветер утих так же внезапно, как и поднялся, да и мантия оказалась из очень плотной ткани и не желала вздуваться парусом.

— Мальчишка! — загремел голос, исходивший откуда угодно, только не из груди Повелителя. — Ты сам не знаешь, что тебя ждет! Кара неизбежна! На колени, ничтожный, моли о пощаде!

— И не подумаю, — убедившись, что ветер не собирается снова подниматься, Лейр пригладил волосы и поправил сбившийся набок плащ. — А вот вам следует серьезно подумать. Вы вызывали меня, послали персонального гонца, внушительную, надо сказать, личность! Мои в замке страшно перепугались, да и я сам чуть не сдрейфил от неожиданности… Это значит, я вам нужен, и нужен просто до зарезу. Так что советую пересмотреть линию поведения, а то я вам помогать не буду!

Так и знайте! И вообще, если не извинитесь, я сегодня же уезжаю домой!

Выслушав эту отповедь, Повелитель покачнулся и рухнул обратно на трон. Звук от соприкосновения тела с твердой поверхностью был таким, словно уронили мешок с костями. В зале ощутимо похолодало, свет сменился на желтовато-зеленоватый, гнойный, и Лейру стало не по себе. Он понял, что перегнул палку, но, вместо того чтобы падать на колени и паниковать, демонстративно запахнул плащ.

— Все, пошел собирать вещи! — заявил он, стараясь, чтобы голос не дрожал. — И вообще, холодно тут у вас. А я существо теплолюбивое, к суровому климату непривычное. Вот простужусь насмерть — что тогда делать будете?

Нет ничего позорнее, чем показать кому-то спину. Друг решит, что ты от него отвернулся, а враг воспользуется этим, чтобы напасть. Об этом и думал Лейр, направляясь прочь. Зубы у него слегка стучали, но если бы кто-то спросил, не страх ли это, юноша с пеной у рта стал бы доказывать, что это всего-навсего зверский холод. Не хватало еще, чтобы кто-то решил, что потомок Хьюга Косоглазого боится!

«Ну да! Боюсь! — признался себе Лейр. — А кто не испугается? Это же настоящий злодей! Он меня в порошок сотрет! Ой, мама!»

Он уже начал потихоньку паниковать, и в тот момент, когда паника грозила перерасти в истерику, сзади раздался неожиданно тихий голос. Тихий не в смысле уровня громкости, а в смысле интонации.

— Вернись… тесь…

— Ага, — Лейр остановился. — Я правильно понял, что вы просите меня вернуться? Значит, вы осознали всю неправильность своего поведения? И просите прощения?

Излишней болтовней юноша пытался восстановить душевное равновесие и не поверил ушам, когда со стороны трона раздалось тихое:

— Да.

— Просите прощения за свои слова? За «мальчишку» и «ничтожного»?

— Да. Но ты должен знать, что я никогда и ни перед кем…

— Знаю-знаю! — примирительно выставил вперед ладони Лейр. — Сам такой. Но все в этой жизни иногда делается в первый раз. — Он вернулся к трону и вольно поставил ногу на нижнюю ступеньку. — Так, и какие у нас планы? Будем завоевывать мир?

Судя по тому, какое в зале повисло молчание, Лейр угадал…

Столпившиеся на лестнице зрители заорали на разные голоса, когда сзади послышался негромкий голос лорда Дагоберта:

— Интересно, чем это вы тут занимаетесь? Четверо заговорщиков глянули на него исподлобья.

— Подслушивали?

— И подглядывали, — призналась леди Ортана в надежде, что стоящий рядом отец ее как-нибудь да прикроет.

— Ну и что услышали?

— Он торгуется с Повелителем! — с придыханием воскликнул лорд Ортон-старший. — С самим Повелителем!

Лорд Бальтазар тихо вздохнул. Ни у кого из семьи — да и вообще ни у кого в мире, если уж говорить чистую правду, — не хватало смелости перечить Повелителю. Даже Годфруа — при всей его гордости и снобизме, самомнении и несгибаемости — признавал авторитет Повелителя. Собственно, и остальные не осмеливались выступать, глядя на него. Уж если сам Годфруа не сопротивляется, что уж мы! И вдруг какой-то сопляк, щенок, недомерок!.. Правда, родной сынок Годфруа, который о своем отпрыске был далеко не лестного мнения, считал его ошибкой природы. Теперь всем стало понятно, в чем состояла эта ошибка.

— И до чего доторговались? — осторожно поинтересовался лорд Дагоберт.

— До тридцати пяти процентов! — объявил жизнерадостный молодой голос, и к заговорщикам вышел Лейр собственной персоной. Плащ он стащил и спокойно вытирал им мокрое от пота лицо. — Ну знаете, он и жмот! Я сначала хотел пятьдесят — чтобы пополам на пополам, но Повелитель уперся — и ни в какую! Пришлось согласиться на треть! Но зато у меня привилегии на морях — все вновь открытые земли будут мои! Кстати, а выпить есть что? Так кушать хочется, что в сон клонит. А чего вы на меня уставились? — Оглядел Лейр замерших потенциальных родственников. — Я вас не обделю. После победы отдам вам десять процентов, по-родственному!

Маги переглядывались и стояли соляными столпами, пока Лейр не ушел, помахивая плащом и насвистывая что-то себе под нос.

У ткача сдохла корова. В этом не было бы ничего примечательного, но скотина перед смертью пошла фиолетовыми пятнами и окочурилась прямо во время дойки, в судорогах едва не расплескав ведро молока, которое сразу после этого поменяло цвет на приятный нежно-зеленый. Естественно, ткач не стал дожидаться, пока о странной смерти станет известно щитоносцам — они, как стервятники, рыщут и находят все подозрительное! Коровы нет, так еще на допросы затаскают! Дабы замести следы, рано поутру ткач отволок фиолетовую тушу на скотомогильник. Отволок и стал невольным свидетелем сожжения трупа пещерного морла, смотрел спектакль, так сказать, с галерки.

После того как три всадника умчались в неизвестном направлении, ткач на карачках подобрался поближе, чтобы узнать, что такое важное хоронили щитоносцы с утра пораньше.

Огонь уже потух, но дым еще шел. Сквозь дым ткач увидел хитиновый панцирь, похожий на панцирь огромного жука. Жук был с перепончатыми крыльями летучей мыши, хвостом ящерицы и мордой неизвестной твари. Туша обгорела, обуглилась, но, вопреки надеждам поджигателей, не рассыпалась в прах. Во всяком случае, она сохранила свои очертания и размеры.