Меч теней - Карин Рита Гастрейх
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За его спиной слуги наливали вино, раскладывали еду и ставили на небольшой столик возле кровати свежую воду. Он позволил им помочь с его верхней одеждой и сел, пока один из них встал на колени, чтобы снять с него ботинки. С кубком в руке он отослал их.
Свечи источали сладкий аромат летнего шалфея и лилового аниса. Напряжение спало с его плеч.
Мехнес сделал глоток, откинул голову и закрыл глаза, прислушиваясь к тревожному бормотанию снов Адианы.
Он увидел сожженную женщину и обезглавленного мужчину. Адиана бежала от тех смертей по затянутым туманом переулкам, выкрикивая имена своих драгоценных девочек, напуганная безмолвным преследованием бесформенного врага.
— Джонайас, — судорожно пробормотала она. — Джонайас…
Кошмар исчез и начался снова.
Мехнес отпустил ее видения и открыл глаза.
Более добрый мужчина дал бы женщине выспаться от усталости и шока, но Мехнес не любил применять доброту. Конечно, в последние дни интригующая красота Адианы сделала его необычайно благожелательным. Он воздержался от того, чтобы покалечить ее прекрасные руки. Он защитил ее от низменных инстинктов своих людей. Он предоставил ей почетное место среди своих музыкантов и сегодня спас ей жизнь.
Завтра его дорогая племянница Ришона в убийственной ярости может отравить эту прекрасную артистку из Селкинсен. И Мехнесу останется удовлетворять свои потребности на слугах и шлюхах, большинство из которых уже хорошо использовались его людьми.
Он отставил свое вино с решительным ворчанием.
Пришло время потребовать причитающееся.
— Адиана.
Она вздрогнула, открыла глаза, а затем крепко их закрыла, словно пытаясь отгородиться от него.
— Посмотри на меня.
Ее глаза покраснели, щеки покрылись пятнами, словно в лихорадке.
Он сел рядом с ней, используя влажную ткань, чтобы освежить ее лицо.
— Тебе нужно постараться не плакать так много. Эффекты плохо выглядят на таком светлом лице, как твое.
Сухой смех сорвался с ее губ. Она отвернулась. Когда она говорила, ее голос дрожал:
— Колодец моих слез может быть глубоким, принц Мехнес. Но это вы продолжаете окунать свою чашку. Верните этих детей к жизни, и я буду очень рада перестать плакать.
Он отложил ткань, положил руку ей на щеку.
— Я хотел бы кое-что спросить у тебя, Адиана, и ты должна ответить правдиво.
Она стиснула зубы и отвела взгляд.
— В прошедшие дни кто-нибудь из моих людей поднимал на тебя руку, причинял тебе какой-либо вред? Можешь отвечать, не опасаясь порицания или наказания. Если один из них нарушил мой приказ, я получу его голову.
— Вы сделали мне больно, — сказала она. — Возможно, вы могли бы потребовать свою голову.
Мехнес оценил ее непоколебимый юмор. Это отличало ее от многих других, которые просто плакали или бушевали в своем подчинении. Он изменил свою позу, чтобы помочь Адиане со связанными ногами.
Ослабив кожаный шнур, обернутый вокруг ее лодыжек, он провел ладонью по гладкой поверхности ее кожи, изящному изгибу ее голени.
— Воистину, ты прекрасна, Адиана. Даже на невольничьих рынках Эк'Налама редко можно увидеть женщину такой прекрасной формы.
Он поднес ее ногу к своим губам. Ее мгновенное сопротивление возбудило его, как и вкус ее кожи, ароматное масло розы, смешанное с ее собственным сладким ароматом. Когда его рука потянулась к колену Адианы, она отдернулась и свернулась калачиком, как раненый щенок.
Он уселся рядом с ней, нашел ее руки и начал их развязывать. Ее конечности были гибкими, лишенными воли к борьбе. Но Мехнес хотел от нее большего, чем просто согласие.
— Кто такой Джонайас? — спросил он, поглаживая шелковистые пряди ее волос.
Удивление отразилось на ее лице, хотя ей удалось скрыть его за выражением презрения.
— Я думала, ты видишь все нити моего прошлого.
— Его лицо было скрыто в твоих снах. Кто он?
Что-то сломалось в ее выражении, позволив Мехнесу мельком увидеть уязвимость, которую он искал, неохотное осознание того, что у нее не осталось никого, кроме принца Сырнте.
— Он был стюардом моего отца, — ее голос упал до бормотания. — Когда мои родители умерли, и я убежала на причалы, он пришел за мной. Он забрал меня из той жизни и дал мне место в своем доме.
Откровение тронуло Мехнеса.
— Значит, ты звала своего покровителя.
— Почему вы притворяетесь, что близки со мной? — ее голос был твердым, но без огня. — Делайте то, зачем пришли. Это больше ничего не значит.
— Я не притворяюсь, — он взял ее нежную руку в свою. — Я намерен доставить тебе удовольствие.
— Шлюха не испытывает удовольствия.
Мехнес ласкал ее пальцы своими губами, нашел место на запястье Адианы, которое заставило ее вздрогнуть.
— Значит, ты никогда не была шлюхой принца Сырнте.
— Вы… — ярость заглушила ее слова. Она перевела дух и продолжила. — Вы убиваете детей, а потом приходите сюда и говорите со мной так, будто… Из какого гнусного места вы появились? Как можно жить так, как вы, без души и чувств?
— Это сантименты, — он ослабил шнуровку ее сорочки, обнажая сливочный подъем ее грудей. — Хотя ты можешь и не признать это. Я видел много убитых, Адиана: доблестных мужчин и красивых женщин, невинных детей, унесенных силами, превосходящими их разумение. Я давно научился не сожалеть об их уходе. Лучший способ почтить память умерших — это принять оставшуюся нам жизнь.
— Это не жизнь.
— Ах, нет? За что же ты с такой яростью цеплялась в последние дни? Из всех, кого мы нашли в той маленькой школе, осталась только ты. Единственная, кто был достаточно умен, чтобы найти убежище под моим крылом.
— Я не искала ничего подобного.
— Будь верна себе, Адиана. Ты никогда не чувствовала себя более живой, чем сейчас, когда смерть толпится рядом, снова и снова показывая свое жестокое лицо.
— Ты ничего не знаешь о том, что я чувствую.
Он заставил ее замолчать и положил пальцы ей на лоб, прикрывая глаза.
— Я знаю, как ты воспринимаешь мир, мерцающий вокруг тебя. Даже сейчас ты слышишь пульс этого лагеря, ропот моих людей. Каждый запах, каждый звук, каждое ощущение зовет тебя, потому что ты заглянула смерти в глаза и выжила. Ты не можешь закрыть глаза на комфорт этой постели, на тепло моего прикосновения, на запах нашего желания.
Его рука прошла от груди к животу и отдернула складки ее юбки. Она отпрянула, но он обездвижил ее, не торопясь исследовать секреты ее женственности.
Страх и тоска, стыд и отчаяние боролись за
