Чем черт не шутит - Алексей Калугин

Избавившись от машины, мы пошли домой пешком. Идти было недалеко, а на дождь мы уже не обращали внимания. Как та ворона, что сидела на суку напротив моего окна. Мудрая птица.

– О чем ты думаешь? – спросил Гамигин.

– Думаю, как объясняться с Власенко.

– А я думаю, что нам делать с трупом.

– Труп лежит в машине. – Мне не хотелось сейчас об этом думать. Можно ведь хотя бы на время сделать вид, что все хорошо.

– Но когда-то его придется достать. И чем скорее, тем лучше. Бокс, в который мы поставили машину, обогреваемый.

– Точно, – вынужден был признать я.

– И как ты предполагаешь это сделать?

– Можно я подумаю об этом завтра?

В конце концов, скоро уже начнет светать. Я чертовски устал и хотел спать.

Подойдя к своему дому, мы увидели старенький «Москвич» с тонированными стеклами, который, как и прежде, исправно нес вахту неподалеку от подъезда. Видно, демоны успокоились после встряски и решили восстановить статус кво.

Я включил коммуникатор. Надо же, и клопик мой работал исправно. Ни сна ни отдыха не зная. А мне бы сейчас только до кровати доползти.

– Анс.

– Что?

– Ты веришь в то, что завтра будет новый день?

– Да.

– А в то, что он будет лучше сегодняшнего?

– Нет.

– Почему?

– Потому что завтра обо всем узнает Лоя.

Лучше бы он этого не говорил.

Теперь я буду стараться об этом не думать.

Что я слышу – только дождь.

Дождь барабанит по шляпе и плечам, как будто выстукивает тайное послание. Как будто пытается сказать, что не хочет с нами расставаться.

Но мы уже пришли домой.

Глава 22

Первым, что я увидел, открыв глаза, был полковник Малинин. Он сидел на стуле возле моей кровати и смотрел на меня добрым, отеческим взглядом.

– Вставай! – произнес чекист негромко, но убедительно.

И снова похлопал меня по плечу.

События вчерашней ночи калейдоскопом промелькнули в моем сознании. Сна – как ни бывало. Какой, к лешему, сон, когда к вам в гости незваным заваливается полковник НКГБ!

Я сел в кровати, стыдливо натянул на себя одеяло и взглядом окинул комнату.

Мебель стояла на своих местах. Ящики в шкафах не были выдвинуты. Вещи не разбросаны по полу. Полный порядок. Значит, обыска не было. Зато в коридоре, возле входной двери неподвижно замерли двое человек в одинаковых серых костюмах, с абсолютно одинаковыми и, надо сказать, довольно нелепыми короткими прическами. Как будто их стригла одна общая знакомая. Или знакомый. Позы их были весьма характерны для представителей вполне определенной профессии: руки сложены внизу живота, подборок вызывающе вскинут, взгляд напряженно вперен в пустоту.

– Доброе утречко, господин полковник, – вяло поприветствовал я Малинина.

В первую очередь, потому что мне казалось, что я совершенно не выспался. Во вторую – потому что я не был рад этому визиту. В третью – потому что я понятия не имел, какого дьявола Малинин заявился ко мне в такую рань, но предположения, которые у меня имелись, были не самые радостные.

– Товарищ! – Малинин чуть подался вперед и показал мне короткий указательный палец с широким, плоским ногтем. – Товарищ полковник!

– Будь по-вашему. Как вы здесь оказались, товарищ?

– Вошел через парадную дверь, – довольно улыбнулся Малинин.

– Что-то не припомню, чтобы я оставлял вам ключи от своей квартиры.

– У меня работают очень хорошие специалисты.

– Надеюсь, замок ваши специалисты не сломали?

– Даже не поцарапали.

Ну о чем можно говорить с этим страшным человеком?

Я протянул руку и пошарил ладонью по прикроватному комодику, на который с вечера кладу коммуникатор.

– Не это ищешь?

Видно, это я спросонья такой глупый. Иначе бы сразу догадался – полковник первым делом решил поинтересоваться моими контактами. Но я потому и не прячу коммуникатор, что на нем нет ничего, что могло бы кого-нибудь удивить. Тем более полковника Малинина. Озадачить – может быть. Но уж никак не удивить. А вот вещички, что мы с Ансом вчера у Челина забрали, я потрудился подальше от чужих глаз убрать. Вот так-то, господин полковни-чек!

Малинин кинул коммуникатор мне на колени.

Я только взглянул на часы и тут же пластом упал на подушку. Схватился руками за голову и тихо застонал. Еще бы мне не чувствовать себя невыспавшимся! Время – без десяти шесть! Утро туманное, утро седое… Чтоб ему неладно было. Я о полковнике Малинине. Не мог выбрать более подходящего времени для визита! Или ему, как всем пожилым людям, по ночам не спится? Я так и видел картину: вот он сидит в своем большущем кабинете, с окнами, выходящими на Лубянскую площадь, с огромным, маслом писанным портретом Президента на стене – в полный рост! с шашкой на боку! – и думает, кого бы сегодня с утречка пораньше разбудить? А, может, у него список есть?..

– Перебрал, что ли, вчера? А, Каштаков?..

– Самую малость, – соврал я.

Так было лучше. Такая ситуация Малинину была понятна. Детектив, мучающийся утренним похмельем, вызывал у него не только сочувствие, но еще и симпатию. Потому что, в представлении товарища Малинина, только от похмелья имел право издохнуть настоящий мужик. Но никак уж не от недосыпанья. И ежели с утра пораньше к тебе ворвался гость, пусть даже незваный, пусть даже вскрывший замок отмычкой и притащивший с собой пару сумрачных мужиков в сером, ты должен немедля вскочить с постели и радоваться. Радоваться, ангелы тебя забери!

– Эй, Каштаков!

Приоткрыв глаза, я глянул на чекиста и попытался улыбнуться.

– Кофе угостишь?

– Я кофе не пью. У меня только чай.

– Я знаю, – улыбнулся полковник Малинин. И улыбка его показалась мне зловещей. Хотя на самом деле в ней было не больше яда, чем в улыбке Джоконды. – Я с собой принес.

Чекист потряс перед моим носом серебристыми пакетиками. Растворимый кофе три в одном. Мой самый страшный кошмар.

Делать нечего – нужно вылезать из постели.

– Отвернулись бы, господин… товарищ полковник.

– Ты что, голый спишь?

– Да нет.

– А тогда чего ж стесняешься? Мы с тобой, что ж, не мужики?

Спорить было бесполезно.

Я вылез из-под одеяла, натянул бриджи и майку, в которых ходил дома, сделал приглашающий жест дорогому гостю и следом за ним потопал на кухню.

Усадив Малинина за стол и включив чайник, я ненадолго забежал в ванную. Но даже после душа чувствовал я себя все еще как ваза эпохи Мин, которой император огрел своего проворовавшегося казначея. И за что, спрашивал я сам себя, мне такая напасть? А за то, сам же и отвечал я на свой вопрос, чтобы не лез не в свои дела. А то возомнил себя незнамо кем. Распустил хвост, как павлин. А ты, Каштаков, ворона, мокнущая на суку.

По пути на кухню я выглянул в коридор. Серые стражи двери неподвижно, словно терракотовые воины, стояли на своих постах. Скрестив руки на животах. Интересно, откуда, по их мнению, исходила угроза? Снаружи или изнутри? Но спрашивать их об этом мне почему-то не хотелось.