Призрак улыбки - Дебора Боэм

Женщина на другом конце долго молчала и наконец задала вопрос:

— Простите, а как давно вы с ним виделись?

— Ровно неделю назад, во время фестиваля.

— Да-а, — протянула она. — Не знаю, право, как лучше сказать вам это, но нашего дорогого мистера Раади, да почиет душа его с миром, застрелили в 1995 году, во время клановых междоусобиц.

— Но я его видела, — ошеломленно воскликнула я, хотела добавить "мы с ним целовались", но вовремя сообразила, что это неправда, я так мечтала об этом, что память приняла желаемое за действительное.

Еще одна пауза и наконец:

— Вам что-нибудь говорит слово "джинн"?

— Джин? — Как стопроцентная трезвенница и дочь алкоголички, я почему-то подумала, что она говорит о спиртном напитке.

— Дзодзолио, — уточнила она, — по-моему, вы называете их призраками. Вы верите, что они существуют?

— Безусловно, — ответила я, невольно дивясь, каким коротким оказался путь от "безусловно нет" до "безусловно". Японцам такая двусмысленная текучесть понятна. У них есть специальное слово дзэндзэн, что означает "целое, включающее в себя оба полюса".

— Тогда я могу рассказать вам, — продолжила женщина, — что в Ночь Цветущей Плоти даже те, кто не существует уже во плоти, могут оказываться среди нас, танцевать, влюбляться. Пожалуйста, не просите меня сказать больше; это секретная опасная информация.

И этот секрет на редкость неплохо хранится, подумала я. Ни в одном из серьезных и объективных антропологических исследований мне не случалось читать о призраках, имеющих способность снова обретать тело.

— Странно, — сказала я, пытаясь выудить у нее что-нибудь еще. — Сопровождавшая меня в ночь фестиваля женщина и словом не обмолвилась об этом. — Думаю, эти репортерские вопросы вызваны были моей неспособностью вот так, сразу, усвоить то, что она сказала мне о Раади.

— Простите, а кто вас сопровождал?

— Ее звали Сигелла Кламм, она была минимум на седьмом месяце. Да, и по-моему, принадлежала племени Синей Змеи, — добавила я тоном эксперта, вспомнив синюю ленточку у нее в косе.

— Ах Сигелла! Нет, она была не из племени Змеи, она была из Сверчков. Умерла в 1975 году от укуса змеи. Змея соскользнула с чайного дерева и укусила ее в живот, поэтому не удалось спасти и ребенка. Насколько я помню, это была коричневая мамба с ужасающим смертоносным ядом — одно из явно неудачных творений Создателя.

— Подождите. Вы что, хотите сказать, что я ходила в компании призрака? — Мне казалось, что нет уже вещи, способной меня поразить, но от этой новости у меня по спине побежали мурашки.

— Трагично умереть перед самыми родами, но, по крайней мере, мать и дитя теперь навеки вместе.

В течение минуты я переваривала эту информацию. Потом сказала:

— Но в тот вечер Раади объяснил мне все так убедительно и подробно. И как он был ранен, и как лежал в коме, и как поправился. И пальцы у него были теплыми! — (Его пальцы у меня на губах в момент прощания.)

— Призраки не всегда понимают, что они призраки, — сказала женщина. — Жизнь вовсе не так проста, как кажется, и смерть — тоже.

— Значит, чтобы увидеться с Раади, я должна через год снова приехать на Фестиваль?

— Я этого вовсе не говорила. — Голос вдруг стал ледяным. — И вообще, кажется, вы ошиблись номером. — Раздался щелчок — и потом наступила полная тишина.

А я осталась сидеть, оглушенная этим последним крахом. Святые угодники, с ужасом думала я, бессильно уставясь на синюю дымку, висевшую над полями, словно выкрашенная в индиго москитная сетка. У меня просто дар находить их. Что ж, надо как-нибудь раздобыть еще горсточку раз в год доступных любовников из запредельного мира, и это будет уже похоже на порядочную личную жизнь. В этот момент я вспомнила о банке спермы в Сан-Хосе, куда Раади, чтобы купить учебники, сдавал свое сочное, тропиками взлелеянное семя, и в голове пронеслось: а когда-нибудь…

Но тут зазвонил телефон, и я стремительно схватила трубку, надеясь, что это женщина из школы с острова Чаек, которая поделится со мной еще какими-нибудь секретами или скажет, что пошутила, Раади жив, здоров, полон огня, стоит здесь, рядом с телефоном.

— Хэлло? — сказала я с надеждой.

— Хэлло, мисс Стелле, — откликнулся по-английски мягкий японский женский голос. Это Сибако Судзуки из журнала "Окно в мир путешествий".

Благодарю вас за сданные вовремя бостонские рассказы. Они нам очень понравились. Я понимаю, что обращаюсь в последнюю минуту, но не могли бы вы вылететь завтра в Оаху и подготовить статью, которую мы назовем "Ланчи роскошных отелей Вайкики". Да, кстати, проживание в "Гавайи Ройал".

Она не упомянула, что я полечу первым классом, это и так разумелось. Я живо представила, как сижу в самолете среди безукоризненно вежливых изящных азиатов и смотрю на маленьком экране любовный фильм с двумя звездами в главных ролях, а потом вселяюсь в умопомрачительный номер и раз за разом хожу завтракать яйцами по-флорентийски и тартинками с черной икрой, и поняла, что, пожалуй, не хочу всего этого. И точно знаю, что должна теперь делать что-то другое.

— К сожалению, у меня все расписано на год вперед, — сказала я и, повесив трубку, подумала, каково будет кармическое наказание за эту полную и стопроцентную ложь. Грех — то, что ты считаешь грехом, говорил Гаки-сан. По моим ощущениям, отказ от весьма выгодного в денежном отношении предложения грехом не был, так что, может, все обойдется. С глубоким вздохом я подумала, до чего тяжело лишиться иллюзии, что наш путь обрывается на могиле. Ведь даже когда приходилось задумываться только о непосредственных последствиях своих действий, жизнь и так была более чем сложна…

И снова зуммер телефона прервал мои размышления. "Дьявол, — сказала я, — а это еще кто?"

— Алло! — произнес несколько смущенный женский голос, знакомый мне, как свой собственный, и в то же время чуть другой, нежели помнилось. — Это твоя погрязшая в грехах родительница. Помнишь меня?

— Мама! — с усилием выговорила я, наконец обретя дар речи, и тут же с мгновенно проснувшейся неприязнью, вызванной долгими годами ее отчуждения, поправилась: — Извини, Лилио, сорвалось, я помню, как ты ненавидишь любые намеки на свое материнство.

— Не извиняйся. Слово "мама" звучит для меня теперь упоительно. А вообще, называй меня как угодно, только не намекай, что я слишком стара, чтобы сыграть эту роль блестяще.

На это следовало бы просто вежливо хмыкнуть, но у меня неожиданно возникли подозрения:

— Все это как-то странно. Ты не пьяна?

— Я трезва уже целый год. А в последний месяц вычеркивала в календаре каждый прожитый день, потому что в конце был приз: право наконец позвонить тебе. Я очень скучала по тебе, Джоджо, и мне так больно, что я не всегда была для тебя хорошей матерью.