Кодекс Инквизитора. Книга II - Ник Росс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Срисовал, как не срисовать! Любопытная штука. Тебе не по зубам. Даже и не думай, астрал не хакнуть. Вся территория кампуса — одна большая непрерывная охранная система. Такую не снять, на это не хватит ресурсов, ты даже всю схему не сможешь спроецировать в сознании, столь она огромна и сложна. Воздержись от несанкционированного применения магии, Ольга, а на тётку в резиновых крагах Бульку натрави, пусть ей ноги откусит. Буле физика и магия этого мира до лампочки. Фрекен Бок надобно покарать. У тебя там ничего не болит?»
Я прислушалась к себе, и действительно, низ живота побаливал, будто от инородного вторжения. Припомнились чёрные резиновые перчатки. Шо, опять⁈ Неужели…
«Не истери, на твою невинность никто не посягал, но при осмотре особо не церемонились. Небольшие микроразрывы тканей, ничего опасного, регенерация поправит повреждения».
Вот же тварь! Выжду сутки и отправлю питомицу на охоту. Так больше продолжаться не может. Раз спустила на тормозах, второй не спущу, я не терпила! Сегодня дам насладиться садюге триумфом, а завтра нанесу ответный удар, и не подкопаешься, ибо буду я веселить зевак окровавленным седалищем!
Как же тоскливо! От старости помру, пока доберусь до гадского столба! Терпеть не могу ждать и догонять. Всё по регламенту, никакого отступления от протокола кары. Отконвоировали в знакомую помывочную, где две бабы едва кожу живьём не содрали. Следом те же служки поставили пятилитровую клизму, выслушав при этом трёхэтажный мат. Вдогон потащили в парикмахерскую. Думала, обреют наголо, но обошлось: волосы заплели в косу и оставили в покое. Явилась модистка, обмеряв бёдра, улетучилась. Нагрянув через пять минут, подала набедренную повязку. Я на всякий случай встряхнула тряпицу, надеясь, что верх всё-таки наличествует, но нет. Придётся сверкать голыми сиськами на весь кампус. Может, принять предложение старика Хефнера и сделать фотосессию ню? А чего мелочиться! Кто не видел груди Нагой, тот в России не бывал!
Напялив повязку, покружилась юлой. Хоть бы трусы выдали, черти! Тряпка скорее открывала простор крамольным мыслям, чем скрывала суть. Тётки в серых робах, изгаляясь, поднесли ростовое зеркало, чтобы я смогла насладиться охальным обличьем. Бросила взгляд вскользь: тренированное, крепкое тело, ни одной лишней складки, кожа без изъянов, даже родинок нет, а поры столь мелкие, что их не заметно вовсе. Натянуть бы платье шёлковое, да на бал, а не это вот всё!
Час наконец-то пробил. Не прошло и полгода. Четыре охранника вывели меня из цирюльни и отконвоировали до площади Отцов-основателей, где уже собралась многотысячная толпа жаждущих хлеба и зрелищ студиозусов.
Идут года, пролетают столетья, а мир как был вонючей жопой, так ею и остался. Море из лиц бушевало, улюлюкало, верещало на все лады, отпуская скабрёзные шутки, а я всё шла и шла — мимо протянутых рук, перекошенных ненавистью рож, словно Жанна на костёр.
Шла и думала: «А может, жахнуть? Весь в мир в труху! Пожарище остынет, и новый построю, без блэкджека и шлюх». Непременно жахну, но потом, а сейчас — прямая спина, твёрдая походка царицы, пренебрежительный взгляд наместницы богини на земле.
Столбов оказалось два. Распяли звездой между ними. На хрена, спрашивается, набедренную повязку выдали, если моя звезда выставлена на всеобщее обозрение? Подходи, глазей, упивайся. Первые ряды страждущих едва не передрались за места в авангарде. Всем хотелось рассмотреть: не покрыта ли золотом вагина боярыни, не поперёк ли скроена?
Большинство молодых аристократов мало чем разнились от стаи приматов, но попадались и те, кому происходящее претило, вызывая отторжение. Таких людей я старалась внимательно рассмотреть и запомнить, прочих заносила в чёрный список. Сгодится в будущем. Здесь и сейчас куётся элита общества, а личное досье на каждого горлопана посодействует отделению зёрен от плевел. С рутинной работой управится Василиса. Память у неё фотографическая, в прямом смысле слова. Сознание сестрёнки подключено к Эфиру.
Показались экзекуторы: друзья полным составом. Понурые, но не сломленные. В глазах ненависть к толпе. Завидев меня прикованной между столбов, все как один выругались, позабыв об этикете. Я лишь ободряюще улыбнулась, а когда товарищи подступили поближе, бросила одну-единственную фразу, от которой Лопухину перекосило, Безобразова скуксило, а Лё Гран чуть на слезу не прошибло. Одна Яра осталась невозмутимой, улыбнувшись в ответ.
Ничего из ряда вон не сказала, всего-навсего потребовала бить что есть мочи, иначе я с эшафота до каникул не сойду.
Ребята хоть и морщили жопы, но прекрасно осознавали последствия жалости ко мне. Лопухина вызвалась первой, но тут раздались крики. Со стороны канцелярии, расталкивая зевак, на всех парах мчалась баба-конь. Получила-таки паскуда санкцию от вышестоящего начальства на право первой брачной ночи. Может, и к лучшему: если и буду орать, то не в её смену! Не дождётся!
Хлысты были одинаковыми, но озлобленная тётка долго выбирала подходящий, руководствуясь одними ей известными критериями. Наконец, схватив нужный, хорошенько поболтала в рассоле и без того вымоченный кнут. Лица я не видела, так как была повёрнута спиной, но ликующие повизгивания говорили о том, что дамочка на грани безумной эйфории.
Никогда не понимала тех, кому приносят удовольствия чужие страдания. Тётка явно была из этих… А тут такой случай подвернулся. Высечь княжну — что может быть слаще? Слаще только сама императрица, вот бы её рядом поставить. Жизнь спасла, наследие рода вернула, а она мне — говна на лопате!
Всё по букве закона. Порядок должен быть во всём. Назидание прочим. Чем там она сейчас себя оправдывает, стоя у окна деканского кабинета? Ишь ты, самолично решила поприсутствовать на экзекуции. За портьерой хоронится! Я тебя, дорогая моя, за сто вёрст учую! Вкус сладкой монаршей крови ни в жизнь не забуду. Спасибо осколку пули, что царапнула щёку самодержицы. Не было бы счастья, да несчастье помогло. Что мне это дало, кроме гастрономической услады? Да ни хрена. Разве что, если похитят вороги, по запаху сыщу как собака, только искать буду не по следам, а по шлейфу в астрале. В остальном никакого проку.
Что ж, государыня, упивайся, перевернётся и на моей улице фургон с пряниками!
Плеть со свистом рассекла воздух и ляскнула аккурат между лопаток. Первую секунду боли не было, а затем в глазах полыхнуло алым. Терпимо. Дайте две!
Толпа загудела, загомонила на все лады. Как так-то, а где вопль, полный страданий? Да хреном вам по лбу, а не мои крики!
Второй удар садистка нанесла с подвывертом, закрутив кнут таким образом, чтобы он щёлкнул по груди. Если кожа на спине выдержала и не разошлась,