Зверь в тени - Лури Джесс

Я моргнула. Раз. Другой. Перед глазами встали ноги Бренды в нейлоновых чулках, потом колючая юбка – такая отстойная, как будто ее достали со дна коробки на дворовой распродаже.

– Для чего они ее переодели?

– Что?

– Бренда была в чужой одежде. У нее таких вещей никогда не было. Зачем они надели их на нее?

Отец выглянул в окно и снова перевел взгляд на меня:

– Откуда ты знаешь, что это не ее вещи?

– Знаю. У Бренды не было такой одежды.

Губы отца напряглись; они едва шевелились, когда он выдал:

– Может быть, ты не настолько хорошо знаешь своих друзей, как полагаешь.

В груди зажегся сигнальный огонек. Я не знала, что он там есть.

Щелчок. Шипение.

Эти слова должны были обескуражить меня, привести в замешательство: мой собственный отец заявил, что я ошибалась насчет тех людей, которых любила. Но они возымели обратное действие. Они меня завели. Это я-то не знала своих подруг? Возможно, я не знала всего, чем они занимались и с кем. Но я знала, какими людьми они были.

Я знала их сердца.

Я позволила разгореться этому внутреннему огню, но тихо. Я еще не была готова его демонстрировать.

– А Морин тоже задушили? – холодно уточнила я.

Отец странно хмыкнул и встал:

– Давай не будем об этом, Хизер. Пускай Морин лежит, упокоенная в земле.

Я вскинула глаза на отца – на моего сильного отца, красивого, как Кеннеди, хоть и не такого знаменитого. И впервые разглядела его, увидела настоящего. Огонь, который он разжег во мне своим внезапным плачем, заполыхал. Я почти чуяла его запах, слышала пощелкивание язычков пламени. Это было приятно и пугающе одновременно. Но и слишком тяжело. Мне надо было куда-то уйти, пока он не сжег все дотла – и хорошее, и плохое.

Я встала, слегка покачнулась:

– Пойду прогуляюсь.

– На улице очень жарко.

– В тоннелях, – пробормотала я, уже устремившись к подвалу.

Я все еще не высвободилась до конца из плена старых шор, ждала, что папа меня остановит, скажет, что там опасно, что лучше нам забрать Джуни, побыть дома всем вместе – как крепкая, сплачивающаяся в тяжелые моменты семья.

Но отец налил себе выпить.

Меня даже слегка отпустило оттого, что мы перестали притворяться.

Спустилась в подвал, схватила фонарик и открыла дверь. Холод, повеявший из тоннеля, был как блаженный поцелуй. «В какую сторону пойти?» – заколебалась я. А потом поняла: лишь один человек мог принести мне облегчение.

Ант.

И я побрела к его дому. Приложила ухо к двери его подвала. Ничего. А затем мне почудился какой-то звук за ложной дверью напротив, в нише. Как будто кто-то скребся или скоблил чем-то по полу. Но это разыгралось воображение.

Я развернулась и пошла домой.

А огонь внутри еще горел, не потухший.

Глава 46

– Что ты делаешь?

Резко крутанувшись, Джуни отскочила от моей кровати, над которой еще секунду назад нагибалась, засунув руку по локоть между матрасом и пружинным остовом, а сейчас спрятала эту руку за спиной. Джуни никогда не заходила в мою комнату без меня. Хотя… Она же заходила к отцу в кабинет!

Может быть, она прокрадывалась повсюду.

– Покажи, – потребовала я; прохлада тоннелей подействовала на меня отрезвляюще.

Потупив глаза, сестра вытянула вперед кулачок, разжала его, и я увидела коричневый стеклянный пузырек с желтой наклейкой.

– У меня голова разболелась, – попыталась оправдаться Джуни.

Пол начал уходить у меня из-под ног; побоявшись упасть, я ухватилась за дверной косяк. В пузырьке из-под анальгетика лежали таблетки, которые я стащила у миссис Хансен. Если бы сестра их приняла…

– Отдай его мне.

Джуни безропотно вернул пузырек.

– Извини. Я не нашла аспирин в аптечке.

– И поэтому решила заглянуть под мой матрас?

На лице сестренки отразилось огорчение.

– Я искала везде. У меня болит голова. Я переела мороженого у Либби.

– Когда они тебя привезли? – поинтересовалась я, проводив Джуни в ванную.

– Минут десять назад. Папа в кабинете. Он сказал его не беспокоить. И я пришла сюда. А тебя не было.

– И ты заглянула под мой матрас, – повторила я. Открыв аптечку, я взяла пузырек с жевательными таблетками и протянула Джуни.

Мне хотелось, чтобы она призналась в том, что искала мой дневник. Но сестра лишь взяла пузырек с аспирином, высыпала себе в ладошку пару таблеток и молча положила их в рот.

Мой рот увлажнился, как бывало всякий раз, когда я представляла этот привкус – кисловатый, как у апельсинов. Может быть, такой же вкус имели и таблетки анальгетика, и потому их жевал Эд. Может, они не были настолько горькими, как сказал мне отец. Внезапно мне так сильно захотелось увидеть маму, что даже дыхание перехватило. Я поняла, что мне не важно, в какой она форме, не важно, что прошло столько лет с тех пор, как она по-матерински заботилась обо мне. Я нуждалась в ней. Сейчас.

– Пожалуй, я съезжу в больницу, навещу маму, – сказала я. – Хочешь поехать со мной?

– Ты плохо выглядишь, – подметила Джуни, отковыряв языком от стенки зуба кусочек таблетки. – Ты уверена, что нужно поехать?

– Уверена, – отрезала я.

И поспешила в свою комнату, чтобы взять тапочки. Джуни последовала за мной.

– Я не горю желанием туда ехать, – призналась она.

– И не обязана, но мне не хочется, чтобы ты оставалась дома одна.

– Почему?

– Потому. – Я не могла сказать сестре, что больше не доверяла отцу. – Я отведу тебя к Либби.

– Их, наверное, нет дома. Они собирались поехать в Дулут.

– Что ж, тогда я отведу тебя к Клоду.

Джуни ушла, дав мне возможность перепрятать свой дневник, дневник Морин и конверт с фотографиями в такое место, куда бы она никогда не додумалась сунуть нос – под расшатанную половицу под приставным столиком. А сразу я не спрятала там, потому что это было не так-то просто сделать. Туда же я поместила и пузырек с таблетками. «Спущу их в унитаз, когда вернусь из больницы», – решила я.

Клод встретил нас на переднем крыльце. При виде парня я испытала неловкость, но выбора у меня не было. Я подтолкнула к нему сестру.

– Я могу с тобой поговорить? – спросил Клод, отступив в сторону и пропустив на крыльцо Джуни.

Меня удивил его вопрос.

– О чем? – сердито огрызнулась я. – Снова хочешь на меня наорать из-за того, что тебя вообще не касается, не твое собачье дело?

– Джуни, мама готовит курицу с картофельным пюре, – обратился к сестренке через плечо Клод. – Если хочешь, можешь ей помочь.

Джуни скрылась за дверью-ширмой. А Клод вытащил из переднего кармана рубашки, застегнутой на все пуговицы, маленький предмет в форме куба.

У меня возникло странное желание убежать. И все же я поинтересовалась, указав на коробочку:

– Что это?

– Я хочу извиниться, – произнес Клод. От него пахло такой чистотой и свежестью, как будто он только что принял душ. Похоже, так оно и было. Черные прядки его волос – все еще влажные – завивались у воротничка. – Прости, что я вел себя так странно на работе, а потом сорвался на тебя в церкви. Я очень переживаю из-за того, что Морин умерла… А теперь… – Клод устремил взгляд на улицу, – теперь и Бренды больше нет с нами.

Я кивнула. Меня стало нервировать то, как Пэнтаун сохранял мой образ. Сколько я ни жила в этом районе, я всегда была узнаваемой. Раньше я думала: стоит мне уехать отсюда, и я сразу распадусь на части. Может, это был еще один обман Пэнтауна?

Клод протянул мне коробочку из розового картона, размером в двенадцать квадратных сантиметров. На верхней части я разглядела тисненую надпись: «Зайре».

– Вот почему я вел себя как идиот.

Я взяла коробочку, приподняла крышечку; она, едва скрипнув, открылась.

А Клод затараторил, нанизывая слова на леску предложения так быстро, словно боялся: стоит ему замолчать, и они потеряются, останутся невысказанными и не услышанными мной: