Полное собрание стихотворений - Марина Цветаева

Покидаем вскоре!

Есть на свете три свободы:

Песня – хлеб – и море...

4. “Там, на тугом канате…”

Там, на тугом канате,

Между картонных скал,

Ты ль это как лунатик

Приступом небо брал?

Новых земель вельможа,

Сын неземных широт —

Точно содрали кожу —

Так улыбался рот.

Грохнули барабаны.

Ринулась голь и знать

Эту живую рану

Бешеным ртом зажать.

Помню сухой и жуткий

Смех – из последних жил!

Только тогда – как будто —

Юбочку ты носил...

5. (моряки и певец)

Среди диких моряков – простых рыбаков

Для шутов и для певцов

Стол всегда готов.

Само море нам – хлеб,

Само море нам – соль,

Само море нам – стакан,

Само море нам – вино.

Мореходы и певцы – одной материи птенцы,

Никому – не сыны,

Никому – не отцы.

Мы – веселая артель!

Само море – нам купель!

Само море нам – качель!

Само море – карусель!

А девчонка у нас – заведется в добрый час,

Лишь одна у нас опаска:

Чтоб по швам не разошлась!

Бела пена – нам полог,

Бела пена – нам перинка,

Бела пена – нам подушка,

Бела пена – пуховик.

6. (певец – девушкам)

Вам, веселые девицы,

– Не упомнил всех имен —

Вам, веселые девицы,

От певца – земной поклон.

Блудного – примите – сына

В круг отверженных овец:

Перед Господом едино:

Что блудница – что певец.

Все мы за крещенский крендель

Отдали людской почет:

Ибо: кто себя за деньги,

Кто за душу – продает.

В пышущую печь Геенны,

Дьявол, не жалей дровец!

И взойдет в нее смиренно

За блудницею – певец.

Что ж что честь с нас пооблезла,

Что ж что совесть в нас смугла, —

Разом побелят железом,

Раскаленным добела!

Не в харчевне – в зале тронном

Мы – и нынче Бог-Отец —

Я, коленопреклоненный

Пред блудницею – певец!

7. “Хоровод, хоровод…”

– Хоровод, хоровод,

Чего ножки бьешь?

– Мореход, мореход,

Чего вдаль плывешь?

Пляшу, – пол горячий!

Боюсь, обожгусь!

– Отчего я не плачу?

Оттого что смеюсь!

Наш моряк, моряк —

Морячок морской!

А тоска – червяк,

Червячок простой.

Поплыл за удачей,

Привез – нитку бус.

– Отчего я не плачу?

Оттого что смеюсь!

Глубоки моря!

Ворочайся вспять!

Зачем рыбам – зря

Красоту швырять?

Бог дал, – я растрачу!

Крест медный – весь груз.

– Отчего я не плачу?

Оттого что смеюсь!

Между 25 мая и 13 июля 1920

<8>. “И что тому костер остылый…”

И что тому костер остылый,

Кому разлука – ремесло!

Одной волною накатило,

Другой волною унесло.

Ужели в раболепном гневе

За милым поползу ползком —

Я, выношенная во чреве

Не материнском, а морском!

Кусай себе, дружочек родный,

Как яблоко – весь шар земной!

Беседуя с пучиной водной,

Ты все ж беседуешь со мной.

Подобно земнородной деве,

Не скрестит две руки крестом —

Дщерь, выношенная во чреве

Не материнском, а морском!

Нет, наши девушки не плачут,

Не пишут и не ждут вестей!

Нет, снова я пущусь рыбачить

Без невода и без сетей!

Какая власть в моем напеве, —

Одна не ведаю о том, —

Я, выношенная во чреве

Не материнском, а морском.

Такое уж мое именье:

Весь век дарю – не издарю!

Зато прибрежные каменья

Дробя, – свою же грудь дроблю!

Подобно пленной королеве,

Что молвлю на суду простом —

Я, выношенная во чреве

Не материнском, а морском.

13 июня 1920

<9>. “Вчера еще в глаза глядел…”

А нынче – все косится в сторону!

Вчера еще до птиц сидел, —

Все жаворонки нынче – вороны!

Я глупая, а ты умен,

Живой, а я остолбенелая.

О вопль женщин всех времен:

“Мой милый, что тебе я сделала?!”

И слезы ей – вода, и кровь —

Вода, – в крови, в слезах умылася!

Не мать, а мачеха – Любовь:

Не ждите ни суда, ни милости.

Увозят милых корабли,

Уводит их дорога белая...

И стон стоит вдоль всей земли:

“Мой милый, что тебе я сделала?”

Вчера еще – в ногах лежал!

Равнял с Китайскою державою!

Враз обе рученьки разжал, —

Жизнь выпала – копейкой ржавою!

Детоубийцей на суду

Стою – немилая, несмелая.

Я и в аду тебе скажу:

“Мой милый, что тебе я сделала?”

Спрошу я стул, спрошу кровать:

“За что, за что терплю и бедствую?”

“Отцеловал – колесовать:

Другую целовать”, – ответствуют.

Жить приучил в самом огне,

Сам бросил – в степь заледенелую!

Вот что ты, милый, сделал мне!

Мой милый, что тебе – ясделала?

Все ведаю – не прекословь!

Вновь зрячая – уж не любовница!

Где отступается Любовь,

Там подступает Смерть-садовница.

Само – что дерево трясти! —

В срок яблоко спадает спелое...

– За все, за все меня прости,

Мой милый, – что тебе я сделала!

14 июня 1920

Евреям

Так бессеребренно – так бескорыстно,

Как отрок – нежен и как воздух синь,

Приветствую тебя ныне и присно

Во веки веков. – Аминь. —

Двойной вражды в крови своей поповской

И шляхетской – стираю письмена.

Приветствую тебя в Кремле московском,

Чужая, чудная весна!

Кремль почерневший! Попран! – Предан! – Продан!

Над куполами воронье кружит.

Перекрестясь – со всем простым народом

Я повторяла слово: жид.

И мне – в братоубийственном угаре —

Крест православный – Бога затемнял!

Но есть один – напрасно имя Гарри

На Генриха он променял!

Ты, гренадеров певший в русском поле,

Ты, тень Наполеонова крыла, —

И ты жидом пребудешь мне, доколе

Не просияют купола!

Май 1920

“Где слезиночки роняла…”

Где слезиночки роняла,

Завтра розы будут цвесть.

Я кружавчики сплетала,

Завтра сети буду плесть.

Вместо моря мне – все небо,

Вместо моря – вся земля.

Не простой рыбацкий невод —

Песенная сеть моя!

15 июня 1920

Земное имя

Стакан воды во время жажды жгучей:

– Дай – или я умру! —

Настойчиво – расслабленно – певуче —

Как жалоба в жару —

Все повторяю я – и все жесточе

Снова – опять —

Как в темноте, когда так страшно хочешь

Спать – и не можешь спать.

Как будто мало по лугам снотворной

Травы от всяческих тревог!

Настойчиво – бессмысленно – повторно —

Как детства первый слог...

Так с каждым мигом все неповторимей

К горлу – ремнем...

И если здесь – всего – земное имя, —

Дело не в нем.

Между 16 и 25 июня 1920

“Заря пылала, догорая…”

Заря пылала, догорая,

Солдатики шагали в ряд.

Мне мать сказала, умирая:

– Надень мальчишеский наряд.

Вся наша белая дорога

У них, мальчоночков, в горсти.

Девчонке самой легконогой

Все ж дальше сердца не уйти!

Мать думала, солдаты пели.

И все, пока не умерла,

Подрагивал конец постели:

Она танцовщицей была!

...И если сердце, разрываясь,

Без лекаря снимает швы, —

Знай, что от сердца – голова есть,

И есть топор – от головы...

Июнь 1920

“Руки заживо скрещены…”

Руки заживо скрещены,

А помру без причастья.

Вдоль души моей – трещина.

Мое дело – пропащее.

А узнать тебе хочется

А за что я наказана —

Взглянь в окно: в небе дочиста

Мое дело рассказано.

Июнь 1920

“Был Вечный Жид за то наказан…”

Был Вечный Жид за то наказан,

Что Бога прогневил отказом.

Судя по нашей общей каре —

Творцу кто отказал – и тварям

Кто не отказывал – равны.

Июнь 1920

“Дом, в который не стучатся…”

Дом, в который не стучатся:

Нищим нечего беречь.

Дом, в котором – не смущаться:

Можно сесть, а можно лечь.

Не судить – одно условье,

……………………………..

Окна выбиты любовью,

Крышу ветром сорвало.

Всякому – .... ты сам Каин —

Всем стаканы налиты!

Ты такой как я – хозяин,

Так же гостья, как и ты.

Мне добро досталось даром, —

Так и спрячь свои рубли!

Окна выбиты пожаром,

Дверь Зима сняла с петли!

Чай не сладкий, хлеб не белый —

Личиком бела зато!

Тем делюсь, что уцелело,

Всем делюсь, что не взято.

Трудные мои завязки —