Радужные листики - Леонид Николаевич Черепанов

что они порой оказываются настолько умными, что ум ребёнка не всегда справляется с содержанием. Если бы нас сейчас слушала Маша, то она бы тут же сказала, что это не страшно — если наше Я не поймёт, то Как бы не Я всё запомнит, и в нужный момент направит информацию в нужное русло.)

В общем, Маша лежала и читала, обогащая свой внутренний мир «Детством» Льва Толстого. К семи утра поднялась бабушка. Увидев, что Маша не спит, она очень удивилась:

— Что это тебе не спится, внученька? В рань такую что поднялась?

— Вот, бабушка, нужно Толстого дочитать, — объяснила Маша, — а завтра за другую книжку приниматься. Задали много чего, нужно всё успеть. Только грустная какая–то история совсем.

— Ничего, — сказала бабушка, — грустные истории тоже нужны, не всегда весело живётся. Иногда и погрустить полезно.

Но Маша решила, что на сегодня ей грустить уже достаточно, встала с кровати и стала помогать бабушке по дому. После завтрака она направилась в сарай за газонокосилкой. Девочка выкатила её на задний двор к самой ограде, собираясь выполнить данное Кроту обещание, запустила, но не успела прокосить и пяти метров, как двигатель фыркнул и заглох. И как она потом не дёргала ручку, ничего не получалось.

— Что же это за огорчения такие с утра начались, — стала сокрушаться Маша, — вначале разбудили в рань ранющую, потом книжка запечалила, теперь косилка заглохла, и чего тогда ждать дальше? Может сегодня не мой день, может дома посидеть?

Маша отправилась домой и пожаловалась бабушке на косилку.

— Так у неё, наверное, бензин закончился, — догадалась бабушка. — Ты посмотри вначале, если нет в бачке бензина, то возьми в сарае канистру и сходи к Сене, попроси немного, а если причина другая, то просто откати ему косилку на двор, он починит.

Так Маша и поступила. Открутила крышку бензобака, и посмотрела внутрь, бензина действительно не было.

«Ну почему я такая несообразительная сегодня? — подумала Маша. — Наверное, слишком мало поспала».

Она направилась к соседскому дому, и, подойдя, постучала в дверь. Потом ещё раз, потом ещё. И ещё. Но, похоже, дядя Сеня дома отсутствовал. Маша топталась в нерешительности на крыльце и размышляла, как быть дальше, но тут дверь вдруг со скрипом отворилась. На пороге возник дядя Сеня, но выглядел он весьма странно для такого тёплого солнечного июньского утра: на его голове была нахлобучена меховая ушанка, шею обматывал огромный шерстяной шарф, на самом был надет тулуп, из–под которого торчали две голые ноги, обутые в валенки.

— Здрасьте, — только и смогла что поздороваться Маша. Она с большим удивлением разглядывала дядю Сеню, пытаясь понять причину такого его наряда.

— Здвй, Мш, — послышалось в ответ из–под шарфа весьма хриплым голосом.

— Что, простите? — не поняла девочка.

Дядя Сеня отогнул закрывающий рот шарф и прохрипел:

— Здравствуй, Маша, вчера мороженого переел, горло застудил, лечусь, тебе чего нужно?

— Бабушка просила немного бензина для косилки, а то у нас закончился, — тоже почему–то хриплым голосом промямлила Маша.

— Ступай в сарай, там справа в углу зелёная канистра стоит, отлей сколько нужно, — разрешил дядя Сеня, — а я домой пойду, что–то холодно сегодня.

— Может вам лекарства какие принести? — спросила Маша.

— Спасибо, не нужно, — ответил дядя Сеня, — сейчас Марфа зайдёт, травками своими всё вылечит. А ты уж сама справляйся.

— Спасибо, выздоравливайте, — попрощалась Маша, — если что — звоните, у нас лекарства есть, сразу принесу.

Дядя Сеня скрылся в доме, а Маша отправилась в сарай, нашла там канистру с бензином, отлила себе немного и пошла обратно. На огороде уже копошилась бабушка.

— Бабушка, ты представляешь, — поделилась новостью Маша, — дядя Сеня весь простужен, горло болит, хрипит весь, сипит, говорит, что мороженым объелся. Сейчас к нему баба Марфа придёт травками лечить.

— Да ну его, — попрекнула соседа бабушка, — опять он за своё. На шестом десятке, а всё как маленький. Сызмальства у него эта страсть к мороженому, пока всё не съест, не успокоится. И каждый раз, как объестся, тут же горло прихватывает, и температура начинается. У него даже прозвище было — Сенька Пломбир. Ну ничего, Марфа его постоянно от этого лечит, быстро пройдёт. Бензин то дал?

— Вот, — Маша поболтала канистрой, в которой послышался плеск, — так что я косить пошла. Вначале по периметру обкошу, а потом остальное.

Маша заправила газонокосилку, запустила двигатель и только принялась за работу, как из–за изгороди со стороны луга возник Василий. Маша видела, как он открывает рот и машет рукой, но ничего не было слышно из–за шума косилки, она уже было открыла рот, чтобы тоже крикнуть ему, чтобы кричал громче, но в последний момент сообразила (на этот раз она уже стала соображать лучше) и заглушила двигатель.

«…ешь что?», — послышался голос Василия.

— Ничего не ем, — недоумённо ответила Маша, — я уже позавтракала, сырники ела.

— Де–ла–ешь что, спрашиваю? — снова прокричал Василий.

— А ты чего кричишь? Я тебя хорошо слышу, — сказала Маша.

— Ага, а то я уже минуту здесь надрываюсь, всё без ответа, — возразил Василий, но уже нормальным голосом. — Тебя что, косить заставили? Так это не женское дело. Давай помогу.

Мальчик пролез между жердинами и подошёл к Маше.

— Привет, кстати.

— Привет, — поздоровалась Маша, — ну если тебе это не очень сложно, то мне будет приятно.

— А мне приятно, что тебе будет приятно, — ответил мальчик.

Василий с усердием взялся за дело. Маша вспомнила, что собиралась вначале покосить только вдоль изгороди, но когда подворачивается такой случай (а он, как вы понимаете подворачивается вовсе не часто — когда ещё вам согласятся добровольно покосить весь участок), грех будет им не воспользоваться. А кротов она придумает чем загородить.

Пока Василий работал, Маше тоже было нужно найти себе дело, но уходить было нельзя — выглядело это как–то невежливо, приходилось быть рядом и ничего не делать, даже поговорить из–за шума было невозможно. От такого времяпровождения Маша очень быстро устала. Через полчаса Василий сделал перерыв, чтобы двигатель остыл.

— А хочешь, я тебя на косилке покатаю, — предложил он Маше.

От такого предложения Маша даже немного растерялась.

— Так на ней сидеть невозможно, там же очень горячо от двигателя, — сказала