Темная сторона российской провинции - Мария Артемьева

— Стойте! Смотрите туда! Трава… Видите?

Мы с Леней замерли, вытаращив глаза. И тоже увидели: высокая трава у забора одной из крайних изб зашевелилась, и какая-то черная тень двинулась оттуда прямо на дорогу.

Темная горбатая спина, отрывистые неуклюжие движения…

— Медведь, — прошептал Леня.

Мы видели его вполне отчетливо. Зверь, потряхивая холкой и негромко фырча, бежал, загребая широкими лапами высохшую за день пыль, направляясь в поселок.

А ведь там одни женщины. Мария. Ее сынишка…

Мысль у всех нас троих сработала одинаково. Виктор вынул из кармана патроны и дрожащими руками принялся заряжать ружье.

— Давайте! Идем за ним. Надо ему помешать. Дойдет до колодца, дальше пустырь… Там и возьмем его сразу в три ствола. Хотя бы отпугнем, — приказал он нам. Мы с Леней молча согласились.

Медведь бежал уверенно, не оглядываясь. Он даже не нюхал воздух, как это обычно делают животные, оказываясь в незнакомом месте. Он шел напролом, без всякой опаски, чувствуя себя как дома рядом с человеческим жильем.

Мы боялись, чтобы он не свернул куда-нибудь по пути. Но он и не собирался. Он шел прямо… Прямо к избе Марии.

Когда мы это сообразили — Виктор поднял руку и вполголоса скомандовал нам:

— На счет «три»! Раз… Два… Т…

Он не успел выстрелить — Мария схватила его сзади за локоть и рванула ствол ружья вверх. Я слышал, как щелкнула осечка.

— Не надо! Вы что?! Вы же обещали!

Мы с Леней опустили ружья. Мария стояла перед нами растрепанная, с горящим от гнева лицом, и глаза ее сияли зло и отчаянно.

— Не троньте! И ты их не тронь!

К кому она обращалась? Я глянул — и обомлел. Как и оба моих товарища: в сером сумеречном свете на глухой стене сарая прорисовывался черный силуэт… человека. Это в него мы собирались стрелять только что?

В течение нескольких секунд мы видели его тень совершенно отчетливо. Потом зашуршал бурьян, и мы услышали, как зверь убегает сквозь заросли высохшей полыни и пижмы.

— Господи, спаси и помилуй, — пробормотал Леня, который до сих пор среди верующих себя не числил. Мария заплакала.

— Первый раз он появился здесь зимой сорок второго. В соседнем селе стояла расквартированная немецкая дивизия, а у нас этих фашистов в общем-то и не было. Но они приходили. Дважды. Первый раз, чтобы расстрелять всех, кто к советской власти имел отношение. Тогда они конюха-инвалида убили — он партийным числился. Второй раз явились на мотоциклах четверо, и продукты, какие у наших женщин еще оставались, хотели отобрать. Забирали все подчистую, не смотрели, что с детишками бабы. А как им после жить? Это ж голодная смерть! Тетя Нина Скворцова не захотела им своих коз отдать — они ее избили. Вошли в избу, все вверх дном перевернули, нашли самогон. Устроили себе праздник. Нину и дочку ее, Алену, заставили прислуживать, а сами напились, как черти. Пошли песни горланить… Аленка красивая была, они ей велели раздеться и так, голышом, перед ними плясать. Она, конечно, отказалась. Отбивалась от них, как могла. Мать за Аленку вступилась, так немцы обоих из автомата постреляли, весь двор кровью залили… И хотели уже в другой дом идти, продолжать свою гулянку… Тут он и вышел прямо на них. Явился из лесу — бока ободранные, худой. Сразу понятно — шатун. В берлогу не залег. Сам не спит и другим покою не даст. Немцы даже за оружие схватиться не успели — всех четверых разодрал медведь в клочья. Бабка моя у забора стояла и видела, как он уходил, — идет, а за ним кишки окровавленные волочатся чьи-то, к лапе прилипли. Морда от крови лоснится.

Бабка прям обмерла, думала — теперь и ей конец. Но нет. Ничего он ей не сделал. В тот раз…

То, что он не медведь, а оборотень, это только потом узнали… Когда у наших деревенских баб стали дети странные рождаться. Такие… со звериными повадками. Моя мама говорила, что он не виноват. Не по своей воле таким стал. Был же и он когда-то человеком. Молодым лейтенантиком после училища попал на фронт в самые первые дни войны. Полк его осенью сорок первого угодил в окружение, и он единственный из всей их команды выжил. Немцы гнали их, расстреливали с воздуха. Все побежали в лес. И он тоже. А там провалился в медвежью берлогу, и что-то случилось с ним… Только он не помнит ничего. Память отшибло. Знает только, что в берлоге той он был не один.

Ну вот так оно и получилось. Все время, пока война шла, Шатун нашу деревню от чужих оберегал. В старую охотничью сторожку бабы ему еду носили, прикармливали. Зимой-то и зверью в лесах голодно, а Шатун вроде и не совсем зверь.

Места у нас глухие, в стороне от дорог. Как только появлялся где незнакомец — приходил зверь и разбирался с ним прежде всех деревенских. Бывало и страшно. Если кто ему в чем не угодит… Наказывал и своих.

Но за всю войну ни один фашист до нашей деревни не добрался больше. А уже после войны… Пытались женщины от медведя избавиться. Но не смогли. По доброй воле он не уходил. Надеялись, что мужики с фронта домой вернутся, справятся. Но вернулись всего двое — Трофим Кудрявцев без ноги и Антип Захаров контуженый. И того, и другого медведь заломал. Чтоб и мысли не было ни у кого из-под его власти выйти.

Так и жили мы много лет. Некому стало со зверем воевать. А зачем? Мы же все тут одна семья. — Мария горько усмехнулась и вытерла лицо рукой, словно бы смахивая с него заботы и обиду.

— Знаете, почему деревня такая пустая? Все, кто у нас рождается, рано или поздно уходят к нему в лес. В здешних лесах много наших… Живем тут и не знаем, когда кровь оборотня в нас проснется. Только одно знаем наверняка: что проснется. И тогда мы уйдем в лес и уже обратно не вернемся…

Так и мать моя ушла. И мы с Кирюшкой когда-нибудь уйдем… Наверное, нам плохо с людьми. Я ведь что хотела? Надеялась — может, найдется человек… Заберет нас отсюда.

Она подняла голову и, выдавив жалкую, кривоватую улыбку, посмотрела на нас мокрыми от слез глазами. Тоска глядела оттуда — по-звериному бессмысленная тоска.

Я вздрогнул. Друзья мои замерли в неловком молчании. Вряд ли существует на земле кто-то или что-то, способное изменить судьбу этой женщины.

В ту ночь мы просидели за разговорами до первых петухов. А наутро решили, что не станем дожидаться конца отпуска. Собрались и покинули деревню.

Никогда в жизни не чувствовал я себя столь паршиво — трусом и предателем.

Перед уходом выгреб из карманов всю наличность, сколько было, и оставил все деньги Марии. Для Кирюшки. А вдруг ему все-таки повезет, и он вырастет нормальным человеком? Может, хотя бы он не сделается зверем?

Надежды на это немного. Но она есть.

Сколько времени уже прошло… Все эти годы я старался забыть о тех, кого оставил в той глухой деревне под Смоленском. Марию забыть, Кирюшку. И мои друзья тоже старались.

Но, судя по тому, как они смотрят на меня иногда, у них тоже ни черта не вышло. Мне кажется, скоро настанет день — и мы все трое захотим вернуться. Увидеть снова своими глазами тот лес и тех странных людей. Почему-то я уверен, что этот день придет. Наверняка.

Примечания

1

Старинная стеклотара для водки, очень ценится коллекционерами (здесь и далее прим. авт.).

2

То есть подлещиков.

3

Нет! Принцесса Евгения тяжело больна (англ.).

4

Подземные пустоты, пещеры или тоннели, соединенные проходами.

5

Транспортировочный мешок, сшитый из прочной, обычно прорезиненной ткани.

6

По стенам подземных пещер часто сочится вода в небольших количествах — такие места называют водокапами.

7

О Белом спелеологе можно прочитать в книге автора «Темная сторона Петербурга», рассказ «Под землей».

8

Узкий вертикальный тоннель.

9

Очень узкий лаз, проходя который, непременно обдерешь кожу.

10

Еще один персонаж спелеологической мифологии — проходчик-горняк Шубин. Призрак.

11

В отличие от спелеологии, спелестология изучает искусственные подземные пустоты и строения.

12

Жаргонное выражение, означает побег.

13

Неприкрытая угроза на языке воров.

14

Длинные узкие лодки в Сибири.

15

Начальник спасательной команды.

16

Горы высотой 5000 м выше уровня моря.

17

То есть альпинистов, намеревающихся идти маршрут 4-й категории сложности.