Ричард Длинные Руки — ярл - Гай Орловский

Бертольд пробурчал сердито:

— Было другое время!.. Впрочем, я спорю с вами уже так, по инерции. К сожалению, вы правы. Наш далекий потомок, нынешний хозяин замка, довел род до такого упадка, что подобное вливание… гм, уже ничего не испортит. А спасти может.

Зегевальд бухнул тяжело:

— А не знаю, о чем вы все, но этот юноша для меня является сыном герцога Готфрида.

— И для меня, — сказал быстро Дербент.

— Для меня тоже, — проговорил отец Филипп с великой неохотой. Вздохнул, добавил уже тише: — Куда денешься…

Гельмольд молчал долго, все повернулись и смотрели на него. Он вперил в меня взгляд страшных пронизывающих глаз, голос его прогремел подобно рыку рассерженного льва:

— Клянешься ли ты чтить ценности рода Валленштейнов, поддерживать его славу и блюсти честь, защищать замок и живущих в нем? Клянешься ли не посрамить честь нашего древнего благородного рода?

Я ответил поспешно:

— Да-да, еще бы!.. Но только я не герцог, не Валленштейн, и вообще я шел себе мимо…

— На колени, сэр Ричард из рода Валленштейнов.

Глава 5

Я чувствовал, что вот сейчас меня, такого демократа, возведут в герцоги, а я ж не шоумен, это они все лезут в дворяне, да чтоб повыше, повыше, я же знаю, что титулы — это декорации дураков, возопил поспешно:

— Господа, господа!.. Я так счастлив, что именно вы, давно усопевшие, принимаете решения в этом бестолковом человеческом мурашнике! На самом деле вы везде и всюду решаете, направляете, даете ценные указания и вообще рулите миром! Только самые наивные думают, что миром правят живые, на самом деле правите всегда вы: мертвые. Миром правят ваши идеи, ваши ценности, ваши установки насчет того, что есть Добро, что Зло, куда идти и какой ногой сморкаться.

Ошеломленное молчание было ответом, затем раздался торжественный голос отца Филиппа:

— Милорды, а ведь он… еще и мудр, ибо — прав.

— И не просто прав, — ответил герцог Бертольд. — Он четко сказал то, что мы чувствуем, но даже не пытались оформить в слова. Нас, мертвых, гораздо больше, чем живых. Мы прожили дольше, видели больше. Мы могли бы помочь этому миру, если бы нас слушали…

А вот уж фиг, мелькнуло у меня в голове. Знаем-знаем, куда заведете. Хватит с нас революций, коммунизма, пусть даже с человечьим лицом… хотя вообще-то у коммунизма харя орка, лучше уж пойдем без ваших советов.

— Потому, — сказал я громко, — мне и нужна ваша помощь и поддержка. Сейчас этот замок фактически в осаде. Герцог отбыл, как вы знаете, вместе со всеми рыцарями. Защищать остались только Мартин с его лучниками и копейщиками, да вот я подоспел…

— Кто осаждает?

— Кассель.

— Это какой Кассель?

— Кассель из рода… — ответил я, запнулся. — Хрен его знает, из какого он рода. Вообще-то я догадываюсь, но смолчу по причине отягощения хорошим воспитанием.

После паузы раздались голоса:

— Это там за холмами вроде бы… Появились какие-то бродяги, суетились, резали друг друга, довольно быстро возвели простенькую крепость…

— Нет, — поправил другой голос, — это за рекой, там бродяги устроили лагерь, который сперва огородили частоколом, потом деревянной стеной… Я сам его трижды жег и ровнял с землей, но едва уходил, уцелевшие бродяги… или новые набегали. И отстраивали заново. В конце концов я махнул рукой, а мой внук с ними не то подружился, не то породнился даже…

— Неправда, — ответил с обидой вроде бы Дербент. — Просто я умыкнул оттуда самую красивую женщину. Было дело, родила троих… Вне брака, конечно. Но, как я понял, сейчас этот род Касселей стал серьезным соперником?

— Очень, — заверил я. — Во-первых, уверяют, что это они — самые древние обитатели, а вы — куча бродяг, которых они клевали, топтали, пинали и нагибали, как хотели. Во-вторых…

Гул возмущения заглушил мои слова, я умолк, слушал, сейчас бы еще к месту вставить, что их вообще называли желтыми червяками и бандарлогами… впрочем, теперь чувствую, что сумею, сумею, но, возможно, и не понадобится. Провокация удалась, в жарком споре меня попутно снабдили кучей ценнейших сведений по генеалогии, по родословной соседей, по истории древнего мира… ну, в той мере, в какой они ее воспринимают, я слушал до тех пор, пока в черепе не загудело.

Щелкнул пальцами, в темной комнате возник красный демон. Голоса оборвались, как отрезанные.

Я произнес в звенящей тишине:

— Мой слуга что-то впал в ступор. Появляться появляется, но перестал откликаться. Кто-нибудь знает, как его наладить?

Рыцарь, который Бертольд, заговорил первым, в бесплотном голосе я уловил изумление:

— Я, к примеру, даже не слышал о таких… И не видел, конечно. Разве что герцог Гельмольд… он с такими чудищами общался… А иногда даже очень плотно общался, если они были нужного пола…

Герцог Гельмольд, самый древний из захороненных здесь предков, проворчал с неудовольствием:

— Сэр Бертольд, мне не нравятся ваши намеки! Могу сказать только, что я слышал про это существо… вскользь, теперь уже не помню, что именно. Но скажу определенно, что это нечто могучее… созданное или вызванное откуда-то еще до Третьей Войны Магов.

— Или до Второй.

— Ну, это вы загнули!

— Почему?

— Со Второй Эпохи ничего не осталось. Ничего!

Я поворачивался на месте, как танцующий медведь, мелькнуло лицо Бертольда, я сказал льстиво:

— Сэр, все обитатели помнят и благословляют ваш подвиг!

Бернард спросил раздраженно:

— Какой именно?

— В замке бережно хранят череп гигантского зверя. Говорят, это был летающий дракон, но я не представляю, как на таких крыльях…

Он отмахнулся с еще большим раздражением.

— Дракон, судя по всему, уже подыхал. Я только добил его, хотя и он меня сумел помять… Но ты мне кое-что напомнил с этим драконом…

Он впал в задумчивость, остальные не двигались, слушали, я сказал с сожалением:

— Ладно, не очень-то и надеялся. Но попытаться стоило. Хорошо, ребята, у вас тут, как я понял, торжественное собрание, а потом, наверное, расстрел предателей, так что я пойду переночую в другой комнате. Хотя уже почти рассвет…

Я шагнул было в сторону дверей, но передо мной появились крупные лица герцогов Бертольда и Гельмольда, причем даже не колыхнулись, словно выплавленные из той же стали, что и доспехи. Я ощутил, что хрен проломлюсь, силовое поле может становиться крепче обшивки звездолета, замер, как заложник под дулами автоматов. Со всех сторон засеребрились лица и фигуры, пахнуло близостью космоса и звездных энергий.

— На колени! — прогремел нечеловеческий голос, я с трудом понял, что он принадлежит смиренному отцу Филиппу, который, как помнится, лишь под старость пошел в монастырь. — На колени, последний потомок Валленштейнов!