Последняя милость - Луиз Пенни

Еще никогда в жизни он не ощущал подобного покоя и умиротворенности.

На столе рядом с Саулом, на подставке с видом Национального парка Банф[61], лежала кассета с непроявленной пленкой.

Гамаш достал свой сотовый телефон, настолько крохотный, как будто его нашли в рождественской хлопушке[62], и набрал номер.

— Алло, Клара? Это Гамаш. Мне сказали, что вы меня искали.

— Я… видеокассета… Питер…

— Простите, что? Я звоню по сотовому, и вы все время куда-то пропадаете.

— Видеокассета, которую мы смотрели вчера вечером… — Неожиданно голос Клары зазвучал совершенно отчетливо, и Гамаш понял, что они достигли вершины холма. Но теперь дорога снова пошла вниз, и скоро они въедут в лес, а там сигнал может вообще пропасть. Оставалось надеяться на то, что Клара успеет сообщить ему все, что нужно.

— Теперь все фильмы Питера записаны на DVD, — начала Клара.

Гамаш с трудом сдерживал нетерпение. Ему хотелось поторопить ее, сказать, чтобы она говорила быстрее, но старший инспектор слишком хорошо знал, что именно этого делать ни в коем случае не следует. Это лишь сбило бы Клару с толку и окончательно замедлило дело.

— Потому что все видеокассеты с его любимыми фильмами пришли в негодность. Он по столько раз прокручивал свои любимые эпизоды, что пленка в этих местах совершенно затерлась.

Быстрее, быстрее, мысленно торопил ее Гамаш, глядя на неумолимо приближающийся лес.

— Так, может быть, Сиси делала то же самое? — Голос Клары начал постепенно отдаляться.

— Мы абсолютно уверены в том, что она выкинула этот фильм не из-за затертой пленки. — Гамаш не понимал, что именно хочет сообщить ему Клара, и уже не мог этого выяснить. Из-за сильных помех он теперь слышал только отдельные неразборчивые слова.

А через несколько секунд связь вообще оборвалась.

Саул увидел машину, сворачивающую на заметенную снегом подъездную дорожку. Схватив со стола кассету, он замер в растерянности, не зная, что делать. Он смотрел на лежащую на ладони пленку, как будто надеялся, что сфотографированная на ней Сиси даст ему необходимые указания, как она всегда делала это при жизни.

И внезапно его осенило. Он был свободен. Он снова был способен дышать полной грудью. Впервые за много месяцев. Нет, лет. Он чувствовал себя помолодевшим, талантливым и привлекательным, как будто за одну ночь восстановил растраченные впустую физические и душевные силы.

Он больше не был занудным, стареющим типом, нагоняющим тоску на окружающих.

Саул благодарно улыбнулся и закрыл глаза, подставив лицо проникающим сквозь окно ярким лучам зимнего солнца. Он может начать все заново, в этом месте, где было так много света. Он может купить этот уютный сельский дом, поселиться в нем, и, возможно, ему удастся запечатлеть на своих фотографиях всю ту красоту, которую он видел вокруг. Возможно, ему даже удастся найти того удивительного художника, чей портфолио Сиси выкинула в мусорное ведро, и рассказать ему о том, что произошло. Возможно, они даже станут добрыми друзьями.

Из машины вышли трое мужчин. Саул знал, что это офицеры Сюртэ. Он бросил прощальный взгляд на кассету с пленкой, подошел к камину и швырнул ее в огонь.

Глава 26

— Проходите, располагайтесь.

Саул повесил их тяжелые пальто в шкаф и с трудом закрыл дверцу. Он решил, что сегодняшний день станет первым днем его новой жизни, а новую жизнь нельзя начинать со лжи. Саул Петров решил говорить только правду. Разве что умолчав о некоторых фактах.

Гамаш прошел в гостиную, оглянулся по сторонам и принюхался. В комнате пахло дымом, но это не был запах древесного дыма от пылающих в камине дров. Он был резким и синтетическим. Все чувства старшего инспектора обострились. Казалось, что время потекло медленнее. Может быть, где-то загорелась проводка? Подобные старые дома строились людьми, которые привыкли к жизни в лесной глуши и знали почти все о циклах живой природы и почти ничего об электричестве. Прищурившись, Гамаш внимательно осматривал стены, розетки и светильники в поисках предательского синеватого облачка дыма, но ничего не находил. Равно как и его уши не улавливали характерного потрескивания электрического разряда. Происхождение едкого, неприятного запаха оставалось непонятным.

Лемье, стоявший рядом с Гамашем, заметил, с каким повышенным вниманием его шеф осматривает ничем не примечательную комнату, и судорожно пытался понять, что именно его так заинтересовало.

— Что это за запах, месье Петров? — спросил Гамаш.

— Какой запах? — притворно удивился тот. — Я ничего не чувствую.

— Я чувствую, — вмешался Бювуар. — Пахнет чем-то вроде горелой пластмассы.

— Ах, это! — рассмеялся Петров. — Я просто бросил в камин одну старую, ненужную пленку. Не стоило этого делать. Надо было выкинуть ее в мусорное ведро. Я как-то не подумал о запахе, — объяснил он с обезоруживающей улыбкой.

Гамаш подошел к камину и посмотрел на черно-желтую расплавленную массу, которая с шипением пузырилась на поленьях. Старая пленка. А может быть, не такая уж и старая? Теперь определить это было невозможно.

— Да, — согласился он. — Вы правы. Этего действительно делать не стоило.

Под пристальным взглядом Гамаша Саул чувствовал себя крайне неуютно. Он давно привык к тому, что люди, в частности Сиси, смотрят как бы сквозь него. С Гамашем все было по-другому. Он не смотрел сквозь Саула. Он видел его насквозь.

Новая жизнь Саула Петрова началась менее получаса назад, а ему уже приходилось изворачиваться и врать. Тем не менее Саулу почему-то казалось, что этот большой, спокойный человек способен его понять. Усадив Гамаша и его спутников в кресла, он сел сам и приготовился к исповеди. Это было необходимо, если он действительно хотел начать жизнь с чистого листа. Он был готов расплакаться от нахлынувшего на него чувства глубокой благодарности к этому инспектору из Сюртэ, который пришел выслушать его. Саул получил ортодоксальное католическое воспитание, но, подобно большинству своих сверстников, отвергал и церковь, и священников, и вообще все, связанное с религией. Однако сейчас, в этой довольно убогой и совсем не похожей на церковь комнате, где роль витражей выполняли прикрепленные к стенам пластиковые подставки для столовых приборов, ему вдруг нестерпимо захотелось упасть на колени и покаяться во всех своих грехах.

— Я должен вам кое-что рассказать… — начал он.

Гамаш не произнес ни слова. Петров посмотрел в его добрые задумчивые глаза, и внезапно весь окружающий мир перестал существовать. Остались только они вдвоем.

— Мы с Сиси были любовниками. Уже почти год. Я не уверен, но думаю, что ее муж об этом знал. Боюсь, мы не особенно скрывали наши отношения.

— Когда вы в последний раз были вместе? — спросил Бювуар.

— Утром того дня, когда она погибла, — Саул с трудом заставил себя отвести взгляд от Гамаша и перевести его на напряженного молодого человека, сидящего в соседнем кресле. — Она приехала ко мне, и мы занимались сексом. Наша связь была чисто физической. Между нами никогда не было настоящей близости. Она была совершенно равнодушна ко мне, а я к ней.

Это признание далось ему нелегко, и, сделав его, Саул с облегчением вздохнул.

— Она не говорила вам, почему решила купить дом в деревне? — продолжал расспрашивать его Бювуар.

— В Трех Соснах? Нет. Я сам не раз задавал себе этот вопрос. Сиси никогда ничего не делала без причины. И чаще всего этой причиной были деньги.

— Вы считаете, что она была меркантильной?

— Несомненно. Даже со мной она спала из-за денег. Я не настолько глуп, чтобы считать себя великим любовником. Это была часть оплаты за мою работу. Натурой, так сказать.

Саул говорил и стыдился собственных слов. Он признавался этим людям в том, в чем долгое время не решался признаться даже самому себе. Неужели это правда? Неужели он действительно выставлял Сиси сознательно заниженные счета, потому что она с ним спала?

— Я, конечно, могу ошибаться, но у меня создалось впечатление, что что-то в этом месте очень привлекало Сиси. Причем это были отнюдь не тишина и покой. В этом мире ее волновали только деньги. И престиж.

— Расскажите, что вы делали в тот день, когда она погибла, — сказал Бювуар.

— Я встал около семи, растопил камин, поставил кофейник и стал ждать Сиси. Я знал, что она обязательно приедет, и она действительно приехала около восьми. Мы почти не разговаривали. Правда, я поинтересовался, как прошел рождественский вечер, но она лишь пожала плечами. Мне всегда было очень жаль ее дочь. Не приведи Господь иметь такую мать. Как бы там ни было, она провела у меня около часа и уехала. Мы договорились встретиться на благотворительном завтраке в Легион-холле.