Другая история Средневековья. От древности до Возрождения - Калюжный Дмитрий Витальевич

Так шел отбор, позволявший выживать и размножаться людям, по строению и форме тела, физиологии и поведению лучше приспособленным к среде. Другие, неприспособленные, гибли или не оставляли потомства. Результат отбора – избирательная смертность и избирательное выживание.

Продолжается ли сейчас биологическое развитие человека?

Скорее всего, нет. Эволюция перешла в культурную сферу. Преимущества телосложения, интеллекта, цвета кожи, остроты зрения не имеют более значения из-за достижений технологии и медицины. Люди, какие-нибудь сто лет назад обреченные на вымирание в детстве, теперь выживают и дают потомство, передавая ему свои генетические дефекты.

О зверях и людях

Отбор идет не только по внешним признакам, но и по типу поведения. Наука этология занимается изучением поведения животных. И как оказалось, многие поступки людей вызваны всего лишь срабатыванием «животных» поведенческих программ, а вовсе не нашим высоким разумом.

Одна из основных таких программ – агрессивность, отвечающая за выживаемость вида. Слабых зайцев съедят волки; сильные (агрессивные) зайцы убегут и дадут более приспособленное потомство. Человеку агрессивность свойственна даже в большей степени, чем зверям. Но человек не животное, его агрессивность может уравновешиваться общественной нравственностью, которой животные не обладают.

Агрессивность постоянная категория, нравственность – переменная. Если на протяжении десятилетий в каком-либо сообществе людей подавляется нравственность (как в ХХ веке в России или во времена фашизма в Германии), то на первый план вылезает агрессивность, которую никак невозможно снизить, если вновь не начнется нравственный рост каждого человека и всего общества в целом.

Агрессивность проявляется при общении как попытка особи (животного или человека) занять более высокое по отношению к другим положение, доминировать над ними. Такое «выяснение отношений» приводит к самоорганизации группы в иерархическую лестницу, иначе называемую пирамидой подчинения. Кто имеет хорошие внешние данные, кто сильнее и нахальнее, тот лезет вверх, чтобы подавлять слабых и робких. Он, конечно, стремится к лучшей жизни для себя; но таким образом достигается ситуация, когда руководители группы сильны и нахальны, и это хорошо, иначе как бы справилась эта группа при столкновении с другой, враждебной группой?

При пониженной нравственности (прежде всего по отношению к живой природе) чем выше плотность особей (населения) на ограниченной территории, тем выше в данном сообществе агрессивность. Это вредит сообществу, но что делать? Убрать агрессию, не нарвавшись на нее же, нельзя, она все равно найдет выход, и чем позднее, тем страшнее. Поэтому в группе постоянно происходит переадресовка агрессии с верхних ступеней на нижние. Вверху мало сильных, внизу много слабых (ведь это пирамида). Самые нижние находятся в постоянном стрессе, переадресовать агрессию им некуда; они колотят кулаком по столу, бьют детей и посуду, пьянствуют и всякими прочими способами укорачивают себе жизнь. Они почти не размножаются. В результате раннего вымирания самых слабых уменьшается численность популяции, снижается плотность населения, а вслед за ней и агрессивность. Это естественное (природное) решение проблемы.

Посмотрите вокруг: сломанные телефоны-автоматы, вспоротые сиденья электричек, разгромленные общежития (даже студенческие!), пьянство, бытовые «разборки», уличное хулиганство, рост числа самоубийств – это проявления агрессии, докатившейся до тех слоев общества, которым направить ее дальше некуда.

Возможно решение проблемы излишней агрессивности не природное, а общественное. Это или повышение нравственности, или предоставление людям возможности «переадресовки» агрессивности. В Японии в свое время на заводах устанавливали резиновые манекены, изображавшие начальников этих заводов. Рабочие имели право свободно прийти и поколотить этих «начальников»; так излишнее возбуждение получало выход, иначе люди находили выход в мелких диверсиях на производстве, например выпуская бракованную продукцию.

Противоположный пример, негативный. В России людей, выплескивающих агрессивность в виде хулиганства или иных антиобщественных проявлений, сажают в «исправительные учреждения», тюрьмы и колонии. В камерах и бараках размещают, как правило, по несколько десятков, а то и сотен человек. Среди них немедленно возникает своя иерархическая лестница, агрессивность из-за жутко высокой плотности достигает немыслимой высоты, а переадресовать ее вовне никак невозможно, поскольку за этим следят автоматчики с собаками. И это – плохое решение. Выходя на свободу с накопленным запасом агрессии, такие люди значительно увеличивают напряженность в обществе.

Теперь посмотрим, как происходит между членами сообществ дележка собственности.

Животным знакомы шесть форм присвоения чужого:

– захват и удержание источника блага (дерева с плодами, источника воды и так далее);

– грабеж с использованием силы;

– взимание «дани», то есть отнятие добра у слабого, с одновременным подтверждением своего господствующего положения;

– тайное похищение (особенно развито у обезьян);

– попрошайничество;

– обмен, причем обычно жульнический (дать не то, захватить оба предмета и тому подобное).

Однажды ученые обнаружили, что обезьяны изредка раздают излишки своего добра другим, слабым обезьянам. Что это? Неужели благотворительность?! При более внимательном изучении оказалось, что делятся они тем, что из-за бродячего образа жизни не желают таскать сами. По мере же необходимости они проводят новую «приватизацию», отнимая отданное ранее и подтверждая тем самым свое более высокое положение в стае.

Был проведен такой эксперимент. Обезьян научили качать рычаг и за выполнение задания давали жетон. Опустив его в автомат, обезьяна могла «купить» еду, выставленную на витрине. Очень быстро все члены стаи самостоятельно поделились на три группы. Первая – «рабочие», которые своим трудом зарабатывали жетоны; некоторые их копили, а некоторые проедали сразу. Вторая – попрошайки, которые клянчили жетоны у тех, у кого они есть. Наконец, третья группа, грабители, силой отнимали заработанное. Причем они сообразили, что выгоднее отнимать не уже купленную еду, а именно жетоны, потому что их можно прятать за щекой и тратить в удобное время. Тогда обе команды «рабочих», копивших жетоны и проедавших их, слились в одну команду проедающих. Копить перестали. (Даже неудобно вспоминать Россию конца ХХ века с ее «финансовыми пирамидами», безумными налогами и неплатежами зарплаты.)

Как только в первобытных человеческих племенах появился избыточный продукт, немедленно нашлись желающие его изъять, забрать силой или получить добровольно. Началось выстраивание новых пирамид власти. Появились люди, которые могли не заниматься непосредственной добычей питания, но быть сытыми, предаваясь другим делам. Не следует думать, что на ранних этапах развития общества их было очень много! Так, в России даже в XVI веке таких людей было не больше, чем 10 процентов всего населения.

Кто же входил в число этих счастливчиков? Вот их список по убыванию численности: ремесленники, военные, управляющие, священнослужители, высшая власть с обслугой. Причем воины и высшая власть существовали всегда, с самого начала. Помните обезьян, отнимающих жетоны? Часть стаи сразу нашла более выгодным заниматься грабежом, нежели работать. Это были наиболее сильные или нахальные самцы и вожак, получающий свою долю по праву самого сильного в стае. Но если в популяции становится слишком много таких «грабителей», то они мгновенно вступают в борьбу друг с другом за право эксплуатировать «мужиков». В конечном итоге их опять будет не более того количества, которое может прокормиться.

Важно, что не весь прибавочный продукт отбирается силой, даже напротив, как правило, люди добровольно отдают его тем, кто стоит выше их по иерархической лестнице. Например, священникам, ведь проще отдать немного и получить милость от Бога, чем потерять все! Ремесленнику отдают потому, что взамен получают от него изделия, облегчающие жизнь и работу. И воинам отдают почти добровольно, так как они охраняют от набегов чужих, которые могут забрать все.