Пропавший без вести - Франц Кафка

– Добро пожаловать, сударыня, – заворковал управляющий.

Несомненно, Брунельда произвела на него самое наилучшее впечатление. Едва заметив столь благоприятный эффект, она, к вящему удовольствию Карла, весьма умело им воспользовалась. Все ее недавние страхи как рукой сняло. Она…

Фрагмент второй

На углу улицы Карл увидел большое объявление с броской надписью, которая гласила:

На ипподроме в Клейтоне сегодня с шести утра до полуночи производится набор в летний театр Оклахомы! Великий театр Оклахомы приглашает вас! Приглашает только сегодня, сегодня или никогда! Кто упустит свой шанс сегодня, упустит его безвозвратно! Если тебе небезразлично собственное будущее – приходи к нам! Мы всякому говорим: добро пожаловать! Если ты хочешь посвятить себя искусству – отзовись! В нашем театре каждому найдется дело – каждому на своем месте! Если ты остановил свой выбор на нас, – поздравляем. Но поторопись, чтобы успеть до полуночи! В двенадцать прием заканчивается и больше не возобновится! Кто не верит – пусть пеняет на себя! Все в Клейтон!

Перед объявлением хоть и толпились люди, но особого восторга оно не вызывало. Объявлений всяких много, да только кто им верит? А в этом, похоже, правды еще меньше, чем в остальных. Главное же упущение – ни слова об оплате. Будь оплата хоть сколько-нибудь приличной, о ней наверняка бы упомянули, такую приманку не забывают. Просто «посвятить себя искусству» охотников нету, а вот от работы за деньги какой же дурак откажется?

И все же одно место в объявлении звучало для Карла необыкновенно заманчиво. Ведь написано же: «Мы всякому говорим: добро пожаловать!» Всякому – значит, и Карлу тоже. Обо всем, чем он занимался прежде, можно забыть, и никто не попрекнет его этим неприглядным прошлым. Ему предлагают работу, которая не считается зазорной, напротив, – на нее даже приглашают во всеуслышанье. И так же, во всеуслышанье, обязуются принять! Большего ему и не надо, он давно мечтает отыскать достойную дорогу в жизни, может, именно сейчас она ему и открылась! Пусть даже все зазывные слова в объявлении – сплошное вранье, пусть это не великий театр Оклахомы, а всего лишь маленький бродячий цирк, – там требуются люди, этого довольно. Карл не стал перечитывать объявление еще раз, только выхватил глазами запомнившееся место: «Мы всякому говорим: добро пожаловать!»

Сперва он хотел пойти в Клейтон пешком, но это часа три напряженной ходьбы, и не исключено, что придет он, как говорится, к шапочному разбору. Правда, судя по объявлению, число мест не ограничено, но это только так пишут. В общем, рассудил Карл, надо либо распроститься с надеждами на место, либо ехать. Он пересчитал деньги – если не ехать, хватило бы еще на восемь дней, – и погрузился в задумчивость, перебирая на ладони эти свои последние гроши. Какой-то мужчина, понаблюдав за Карлом, хлопнул его по плечу и сказал:

– Счастливо съездить в Клейтон!

Карл молча кивнул и продолжал считать. Но вскоре решился, приготовил деньги на билет и побежал к подземке.

В Клейтоне, едва сойдя с поезда, он сразу услышал голоса множества труб. Шум стоял невообразимый, ибо трубы играли не в унисон, а каждая сама по себе, зато тем громче. Но Карла это не смутило, скорее даже обрадовало: значит, оклахомский театр и вправду солидное предприятие. Но то, что он увидел, выйдя из вестибюля станции, превзошло все его ожидания – такого размаха он и вообразить не мог и просто не понимал, что же это за предприятие, способное только ради вербовки персонала пойти на такие несусветные расходы. Перед воротами ипподрома был выстроен длинный невысокий помост, на котором, переодетые ангелами, в белых хитонах и с крыльями за спиной, сотни женщин дули в длинные, золотистые трубы. Но стояли они не прямо на помосте, а каждая на своем пьедестале, причем самих пьедесталов видно не было – длинные, ниспадающие одеяния ангелов скрывали их целиком. Поскольку пьедесталы были высокие, иные до двух метров, фигуры женщин выглядели гигантскими, только их маленькие головы несколько нарушали это впечатление величия, да и распущенные волосы казались коротковатыми, даже смешными, куце свисая между огромными крыльями или просто падая на плечи. Во избежание однообразия пьедесталы сделали разной высоты, поэтому и среди женщин одни были низкие, немногим выше нормального человеческого роста, но рядом с ними другие взмывали в такую высь, что при малейшем дуновении ветерка за них становилось боязно. И все они дули в трубы.

Слушателей у них было немного. Коротышки в сравнении с высоченными ангелами, молодые парни, человек десять, слонялись взад-вперед вдоль помоста, поглядывая на женщин. Указывали друг другу на ту, на эту, но видимых намерений идти наниматься на работу не обнаруживали. И лишь один пожилой мужчина робко стоял в сторонке. Этот зато пришел сразу с женой, а заодно и с ребенком в детской коляске. Жена одной рукой придерживала коляску, другой опиралась мужу на плечо. На их лицах, хоть и захваченных диковинным зрелищем, все же читалось нескрываемое разочарование. Видимо, оба всерьез надеялись получить работу, теперь же вой труб сбивал их с толку.

Карл был в таком же положении. Он подошел к мужчине поближе, еще немного послушал трубы и потом спросил:

– Скажите, ведь это здесь принимают в театр Оклахомы?

– Я тоже так думал, – ответил мужчина. – Но мы уже час ждем и, кроме труб, ничего не слышим. Нигде ни объявления, ни зазывалы, даже спросить и то не у кого.

– Может, ждут, пока народ соберется, – предположил Карл. – Вон людей-то мало.

– Может быть, – согласился мужчина, и они снова замолчали.

Впрочем, в таком грохоте вообще было трудно разговаривать. Но потом женщина что-то шепнула мужу, тот кивнул, и она тотчас же крикнула Карлу:

– Вы не могли бы сходить на ипподром и узнать, где они принимают?

– Да, но ведь это через помост пробираться надо, мимо всех этих ангелов, – заколебался Карл.

– Разве это так уж трудно? – удивилась женщина.

Для Карла, значит, это сущие пустяки, а мужа послать побоялась.

– Ладно, – сказал Карл. – Схожу.

– Вы очень любезны, – обрадовалась женщина, и оба, и она и муж, пожали Карлу руку.

Парни сбежались посмотреть, как Карл полезет на помост. Казалось, что и женщины громче задули в трубы, приветствуя первого смельчака, рискнувшего попытать счастья. А те, мимо чьих пьедесталов Карл проходил, даже отрывали трубы ото рта и наклонялись, глядя ему вслед. На другом конце помоста Карл увидел мужчину, который в нервном ожидании ходил взад-вперед, очевидно, готовый дать желающему любую справку. Карл уже направился было в его сторону, но тут услышал прямо над собой голос, окликающий его по имени.

– Карл! – звал его один из ангелов.

Карл поднял глаза и от радостного изумления даже рассмеялся: это была Фанни.

– Фанни! – крикнул он и помахал ей рукой.

– Иди же сюда! – позвала Фанни. – Ты, надеюсь, не пройдешь мимо?

И она распахнула полы своего одеяния, освобождая от их белоснежного покрова пьедестал и ведущую на него узенькую лесенку.

– А можно подняться? – спросил Карл.

– Кто же нам запретит пожать друг другу руки? – воскликнула Фанни и даже возмущенно оглянулась, словно ища глазами того, кто осмелился бы подступиться к ней с таким запретом.

Но Карл уже взбегал по лесенке.

– Осторожно, – крикнула Фанни. – А то еще свалимся оба.

Но ничего не случилось, Карл благополучно добрался до последней ступеньки.

– Ты посмотри, – сказала Фанни, когда они поздоровались. – Ты только посмотри, какая у меня работа!

– Красиво, – согласился Карл, оглядываясь по сторонам. Все женщины поблизости, конечно, уже заметили Карла и хихикали. – Ты почти самая высокая, – сказал он и вытянул руку, сравнивая, насколько Фанни выше остальных.

– А я тебя сразу увидела, – тараторила Фанни, – как только ты со станции вышел. Но я, к сожалению, здесь в последнем ряду, так что меня не видно, а кричать ведь нельзя. Я, правда, трубила изо всех сил, но ты меня не услышал.

– Трубите вы все ужасно плохо, – сказал Карл. – Дайка я попробую.

– Ну конечно. – Фанни протянула ему трубу. – Только не выбивайся из хора, а то меня уволят.

Карл начал трубить, он-то думал, что это просто какая-нибудь дудка, так, для шума, но оказалось, что это довольно тонкий инструмент, способный выводить любую мелодию. Если и остальные трубы не хуже, значит, используют их из рук вон плохо. Вдохнув полной грудью и стараясь не обращать внимания на окружающий шум, Карл сыграл песенку, которую однажды слышал в каком-то кабачке. Он был рад, что встретил давнюю приятельницу, что его уже выделили, позволив сыграть на трубе, и что, возможно, он совсем скоро получит хорошее место. Многие женщины прекратили трубить и слушали, как он играет; когда он внезапно оборвал мелодию, чуть ли не половина труб безмолвствовала, и лишь постепенно вокруг восстановился прежний невообразимый разнобой.