Витязь в медвежьей шкуре - Степан Кулик

— С чего так, Рубан? — заинтересовался Фридрих.

— Да хаживал я пару раз в молодости с караванами в варварские земли… Эти молодцы больше к топорам или дубинам приучены. Обычный меч им не по руке. Слишком легкий. А двуручник — очень дорого стоит. С железом в тех краях плохо. Сами варить сталь не умеют, а привозная… Сами понимаете. Только на топор или секиру и хватает. Ну а кто беднее — ствол молодого дуба обкорнает, вот и готово оружие. Своими глазами видел, как варвар такой дубиной секача весом в пять центалов[55] одним ударом уложил.

«Спасибо тебе, добрый человек, теперь и мне легче будет объяснять свою косорукость. Потому как с мечом мне и в самом деле только на подготовительные курсы записываться. Кстати, пора бы уже!.. Неизвестно, сколько здесь торчать, может — и всю жизнь. Так что стоит начать осваивать полезную науку. Смешно, да? Человек из развитого капитализма, то есть наследник тех, кто пережил и коллективизацию, и индустриализацию, и даже — календарь майя, готовится в ученики к местной профессуре убойного дела. Ну уж дудки. Закончу этот вестерн с Чичкой и тайнами Круглея, надо будет пораскинуть мозгами и заняться хоть каким-то внесением прогресса в массы народные…»

— Степан, хорош дрыхнуть!

Чьи-то руки ухватили меня за плечо и стали бесцеремонно трясти, как прапорщик грушу.

— Вставай, тебе говорят.

— Отстань…

Как всякий порядочный варвар, которого пытаются будить, я махнул кулаком, а потом еще и лягнул не глядя. Кто-то болезненно охнул и забористо выругался.

Мне даже смешно сделалось. Вспомнилась яркая сценка из детского фильма. Там русского богатыря Соловей-разбойник будить пытался. Свистом… Ну тот его и приложил. После чего бедняга ходил с перевязанной щекой и всем жаловался, что ему опять свистящий зуб выбили…

— Может, ну его? — попытался решить дело мирным путем кто-то из стражников. — Сам проспится.

— Нельзя, — не согласился капитан. — Барон нас вот-вот хватится, а я еще и не расспросил его толком ни о чем. Тащите сюда воду…

Холодный душ не входил в мои планы, но ради убегающего времени стоило потерпеть и это издевательство. Я собрался, настроился и… завопил во все горло, когда ледяной водопад хлынул мне на голову и плечи. Вскочил и попытался оторвать от лежанки доску…

— Убью!

— Тихо, тихо… воин… — засмеялся Рыжий Лис. — Чего шумишь? Небось не утонул?

— Не… — помотал я головой, притворно-растерянно оглядываясь и ощупывая себя. — А что это было?.. Где мы?

— Там же, где и раньше. Только этажом ниже. Ты чего сюда поперся, чудак?

— Я?..

— Нет, я… Стража говорит, ты у них вина требовал?

— Вина? — я непроизвольно облизнул пересохшие губы. Опьянения у меня не бывает, а вот похмелье — сколько угодно. И это еще один и, наверное, самый важный повод отказываться от попоек.

Такая мимика была понятна всем. Особенно недавнему собутыльнику.

— Сушит?.. — капитан сочувственно покивал. — Меня тоже. Ладно, страдалец. Пошли. Попытаемся найти лекарство. Думаю, купцу сейчас не до тебя, так что топаем прямиком к «Свину». Заодно и перекусим. Со вчерашнего дня крошки во рту не было.

В данном вопросе мой пустой живот был совершенно солидарен с капитаном наемников, что незамедлительно подтвердил громким и протяжным урчанием.

Этот «вопль души» был встречен общим хохотом и дружескими похлопываниями по спине. А чего, в простом мире и шутки незамысловатые. Пользуясь моментом, я тут же рассказал им анекдот из жизни варваров. Без зазрения совести переделав бородатую шутку о Вицине, Никулине и Моргунове, улегшимися спать под одним одеялом. Получилось очень к месту и вполне по-солдатски.

Отсмеявшись, Фридрих велел караульным бдеть и дальше. Потом поманил меня за собой и потопал к лестнице. Я больше не увиливал. Жаль, конечно, что не попросили рассказать еще что-то, подобных историй я мог зачерпнуть из кладезей народного фольклора не на один час, но… Главное — охранники вернулись за стол, к костям. А на плотно прикрытую дверь, ведущую к телепорту, никто кроме меня даже не покосился.

К худу или к добру, но мы и на пару ступеней подняться не успели, как заветная дверь отворилась, и из нее вышел кто-то в длиннополом светлом плаще с капюшоном. Именно кто-то. Ибо бурнус[56] скрывал от чужих взглядов не только лицо, но и фигуру. Так что нельзя было даже понять — мужчина это или женщина. Но стражников пол гостя волновал меньше всего. Во всяком случае, меньше, чем право прохода.

Может, на них так подействовало присутствие капитана, но тем не менее, — с достойными похвалы рвением и скоростью двое из них выскочили в коридор и решительно заступили дорогу неизвестному.

— Кто таков? Откуда?

Таинственная личность, по-прежнему сохраняя молчание, выставила наружу руку, как для поцелуя — ладонью вниз. Кисть у незнакомца была явно широковата для женщины, а для мужчины чересчур белая и гладкая. Нет, в своем мире я бы и раздумывать не стал, приходилось у некоторых видеть и маникюр, но принимая во внимание примитивные нравы Средневековья — такое сочетание показалось странным. Правда, только мне.

Стражники и Рыжий Лис смотрели не на анатомические характеристики руки, а на перстень, недобро полыхнувший красным в свете факелов. Караульные расступились так поспешно, словно их растолкала в стороны незримая рука, а капитан почтительно поклонился.

— Монсеньор…[57]

Кисть небрежно перекрестила склоненную голову и спряталась обратно в складки плаща. Теперь путь наверх ему заступал только я. В принципе, можно было и посторониться, но я же варвар. Что значит дубина неотесанная и никому не уступающая дороги. Он мне кто — вождь племени или отец родной, коих каждому почитать должно и кланяться не зазорно?

Неведомо, чем бы наше незримое противостояние закончилось, если бы Фридрих не разрешил все по-своему. Капитан попросту сгреб меня в охапку и оттащил в сторону. После чего неизвестное лицо духовного сана (я только сейчас вспомнил, кого обзывают монсеньорами!) чинно проследовало дальше.

— Ты совсем сдурел? — зло прорычал мне в ухо Лис.

— А что такое? — вполне натурально удивился я.

— Какого дьявола ты преподобному дорогу заступил?

— Я? Когда?

— Дурной, что ли? Да только что…

— А, понял… — я озадаченно поскреб грудь. — Эта тряпичная кукла была кем-то важным. Ну, извини… Откуда мне знать. У нас так только калеки да нищеброды одеваются. И воин скорее псу дорогу даст, чем такому ничтожеству.

— Тихо ты!.. — капитан едва удержался, чтоб не заткнуть мне рот, а в голосе его прозвучала нешуточная тревога. — Если он услышит, нам всем хвосты на рога накрутят.