Бич Нергала - Гидеон Эйлат

Тарк узнал его сразу и вновь порывисто шагнул вперед, и вновь Ямба удержал за руку. И тогда киммериец — рослый, косая сажень в плечах, за которыми осталось много стран и сражений, — разрыдался, как обиженный младенец.

Хотя на его суровой родине не плакали даже дети.

— Кром! — простонал он, в отчаянии и бессильной ярости глядя на могучего всадника, надменного посланца злого и коварного рока. — Кром, я был верен тебе! Я всюду славил твое имя! За что же ты снова и снова ставишь на моем пути это чудовище?

Владыка могильных курганов высокомерно промолчал, а может быть, его ответ потонул среди шума сечи. Зато Тарк услышал голос своего самого ненавистного врага.

— Лун! — закричал Конан, озирая лагерь. — Лун, отзовись, если хочешь жить!

«А я? — спросил Тарк мысленно. — Я тоже хочу жить. Отчего же ты меня не зовешь?»

Ломая кусты, мимо пробежали двое полуголых воинов, их отставшего товарища настиг когирец в дорогих латах. Оглушительный предсмертный вопль испугал коня, тот прянул в сторону, и седок поневоле выпустил тяжелое копье, застрявшее в теле наемника. На этот раз Ямба замешкался. Тарк взревел, в несколько прыжков одолел расстояние до всадника, и тот замертво рухнул на землю, так и не успев выхватить меч из ножен. Киммериец взлетел на осиротевшего скакуна и крикнул Ямбе, указывая на запад:

— Встретимся у сожженного моста.

Он плашмя ударил коня окровавленным мечом и умчался вдоль опушки леса.

Дыхание пленника прерывалось глухими стонами. На белом полотняном мешке с прорезью для рта проступили алые пятна. В скоротечном бою с тысячей Тарка, застигнутой врасплох яростной ночной атакой, Лун не успел надеть прочнейшие агадейские доспехи. Он получил колотую рану в бедро, был отброшен когирским конем прямо на горящий шатер, а затем ему, уже потерявшему сознание, ненароком сломали левую руку и несколько ребер.

Он лежал в сумрачной прохладной камере подземной тюрьмы, в неглубоком алькове, а подле его ложа стояли Конан, Зивилла, Сонго, граф Парро и его внучатый племянник, невысокий меланхоличный юноша с бесцветными глазами навыкате, редкими светлыми волосами и тонкими усиками.

— Чудом остался жив, — заметил Сонго, с любопытством рассматривая раненого агадейца.

— Лун, ты можешь говорить? — спросил Конан.

Сквозь кровавое полотно просочился еле слышный ответ:

— Да-а…

— Ты в плену, — сообщил Конан. — Тебе здорово досталось.

— Это… — не выговорил — простонал Лун, — я уже… понял. Ты… кто?

— Конан, — хмуро ответил киммериец.

— Конан… — Лун помолчал несколько мгновений, переводя дух. — Мы с Бен-Саифом тебя искали. Зря ты… нас не послушался.

— Почему?

Ткань слегка приглушила жутковатый, неестественный смех.

— Да полно тебе… Сам отлично знаешь… почему. Думаешь, наш повелитель… шутки шутит? Нет, брат. Мы с Бен-Саифом… только первые ласточки. Скоро сюда придут наши. Обязательно придут. Догадываешься… что они с вами сделают? Эх, вы, дети малые, неразумные. Вам же добра желают… И не вам одним. По всему белу свету — мир и покой… представляешь? Ни войн, ни поборов, ни рабства. Ну, скажи, разве не об этом мечтают… все порядочные люди? И мы подарим им мир и покой, Конан. Вот увидишь. У нас… все для этого имеется.

Конан недобро усмехнулся и пообещал:

— Но тебе не дожить до этого счастливого дня.

И снова он услышал жутковатый полусмех-полукашель.

— Только если сам захочу умереть… киммериец. У меня есть выбор. Да, есть, не спорь! Думаешь… я не догадываюсь, почему меня еще не вздернули, как Флада… Кровостока? Ты хочешь, чтобы я вернул Зивилле разум. Ты… разгромил Тарка, и теперь мятежные дворяне верят в свои силы… и готовы штурмовать Даис. И спасенная королева Когира… в знак благодарности разделит с тобою не только ложе… но и власть.

— Заблуждаешься, колдун. — Конан не узнал собственный голос — в нем клокотал гнев. — Спасенная дама Когира присягнет законному монарху, и только при таком исходе уцелеет твоя поганая шкура. Но до этого мы проедем по всем замкам, где ты побывал, и ты вернешь рассудок всем заколдованным дворянам и простолюдинам. А начнешь прямо сейчас — с графа Парро.

Старик с широкой черной лентой на глазах и связанными за спиной руками повернулся к Конану и захохотал.

— Избавитель ты мой! А ты уверен, что Лун, мням, тебя не обманет? А вдруг я, мням, только прикинусь, будто я в своем уме, а потом возьму да всажу тебе, мням, нож под лопатку? Не слишком ли ты доверчив, киммериец? В последний раз, мням, советую, Конан: хватит валять дурака! То, чем вы тут занимаетесь, мням, — детские шалости! Тебе и во сне не приснится силища, которой ты, мням, по наивности осмелился бросить вызов. Это же лавина! Камнепад! Сметет, мням, — не заметит!

— Пока замечала, — надменно возразил Конан.

Граф Парро потупился. Помолчав немного, хмуро произнес:

— Лун даже под пытками не сделает того, мням, о чем ты просишь. Для него это равносильно измене, а горная, мням, гвардия Агадеи не способна, мням, на предательство. Что случилось, то случилось. Смирись, Конан. Мням. Так будет лучше для всех нас.

— Ты слышал, варвар? — услышал киммериец приглушенный голос, в котором надменности было не меньше, чем в его собственном. — Какие еще будут… условия?

— Через неделю, ваше величество, — сказал дородный жрец в зеленой рясе, — Нехрем обретет долгожданную свободу. А еще через несколько дней Сеул Выжига уступит престол нашему человеку.

Король не смотрел на ануннака. Взгляд Абакомо блуждал среди деревьев и травы, изредка замирал на особенно живописном цветке или птице. Парк вокруг летнего дворца по своему обыкновению дышал покоем, за это и любил его молодой монарх, чьей душе в последние дни недоставало уюта.

— Скажи-ка, наставник, — произнес Абакомо, печально вздохнув, — в чем мы с тобой ошиблись? И что утаил от меня отец?

Ибн-Мухур остановился и недоуменно посмотрел королю в лицо. Печаль не напускная, в этом он убедился тотчас. Он всегда превосходно улавливал настроение властелина.

— Разве мы заблуждаемся, ваше величество? По-моему, все складывается идеально.

— Идеально? Гм. — Абакомо поджал губы и двинулся дальше. — Может быть, все-таки следовало начать с Апа?

— Так ведь мы, — растерянно проговорил Ибн-Мухур, — с него и начали, ваше величество.

— Разве? — Король криво улыбнулся. — Ах, ты в этом смысле. Нет, я имею в виду, что в первую очередь надо было усмирить Ап. Свергнуть этих мерзавцев, Каи и Авала. Тогда бы не случилось резни в Бусаре. Или я не прав? — Он испытующе посмотрел на человека в зеленой рясе.