Птица над городом. Оборотни города Москвы - Клещенко Елена

Во дворе стрелять перестали, а калитка распахнулась настежь. Вся Валеркина команда почему-то надела наушники, как в тире, последний, кто замешкался, сейчас поправлял их на голове. Что за дела, из «катюши» они по дому собрались стрелять, что ли?..

В калитку вступил Паша Ламберт. В обычном своем, взрослом Облике, в джинсах и серой куртке. Выпрямился и простер руку, будто великий маг, готовый одним словом поразить вражескую армию… Хотя почему «будто»? Именно великий и именно маг. Точнее, волхв. Только слово ожидается далеко не одно. Паша раскрыл рот…

И тут-то до меня дошло.

Заглядевшись на Ламберта, я едва успела спрятать голову под крыло. Ушей мне сейчас заткнуть нечем, и если, чего доброго, он будет говорить достаточно громко, — а он будет… На этой ветке после смены Облика я не усижу, а до земли по меньшей мере пять метров.

Долго сидеть с головой под мышкой неудобно даже птице. Но высунуться я не решалась, пока не различила сквозь шелковый шорох собственных перьев самые прекрасные в мире звуки — множественное трусливое тявканье, повизгиванье и скуление. Причем не только внизу, но почему-то и совсем рядом.

Я выглянула… и на самом деле чуть не свалилась. Лебедева рядом со мной уже не было. То есть не было вороны. Зато на этой ветке, мордой к стволу, лежал шарпей песочного цвета, напуганный до полной паники. Левые лапы свисали слева от ветки, правые — справа, и все четыре судорожно загребали воздух, то пытаясь дотянуться до опоры, то отчаянными взмахами возвращая себе равновесие. Вот когда я поняла смысл выражения «собака на заборе»!

Нечеловеческим и необоротневым усилием воли подавив ехидное «кра-кра», я перелетела на другую ветку, перед носом у Лебедева.

— Ну что, р-рупор совести? Будем еще в окна подглядывать?!

— Уи, уи, уи, — отвечал Лебедев. Заплывшие глазки взирали на меня с ненавистью и мольбой. Я сочла раскаяние достаточным.

— Ладно, давай помогу.

Обернулся он легко. Только не в ворону. Ведущий обозреватель самого бескомпромиссного боевого листка, точно в таком виде, как вылетел из своей редакции — в брюках и белой рубахе — сидел на ветке верхом. Судя по выражению лица, ему было не слишком удобно.

— Афанасьева! Ты…

— Тише! Тише! — крикнула я, на всякий случай взлетая. — Р-руки есть, спустишься!

Смотреть, как он ползет вниз по сосновому стволу, я уже не стала. Во дворе меня ждала более поучительная картина. По бетонке подъехал неприметный грузовичок с надписью «санитарная служба» на борту. Усадебный двор кишел собаками: пегие и песочные двортерьеры, две овчарки, французский бульдог и что-то мелкое, вроде тоя. Уголовный элемент огрызался и рычал, но двое наших с большими сачками уже приступили к работе. Не подумайте дурно: когда этих аферистов доставят на место, человеческий Облик им вернут. Не шубы же из них шить, пусть отвечают за содеянное как люди.

С крыльца сошел Антон, двигался он неуверенно, хотя руки его были свободны. За ним присматривал второй рысь, Валеркин напарник. Сам Валерка вел Никонова. Держал его в захвате, нетрадиционном для силовых структур, зато эффективном: за ухо.

Все это я разглядывала уже сверху, кружась над усадьбой вместе с Соколами Железного Феликса. Кроме хищных птиц, были там и две другие галки, мои знакомые, — видимо, для того, чтобы призвать на помощь обычных птиц, которые жили неподалеку в старой водокачке. Впрочем, воздушные силы противника опять проявили редкую разумность.

Мы с теми двумя как раз выписывали фигуры высшего пилотажа, когда я краем глаза увидела внизу бледную вспышку. Все остальные, и соколы, и галки, тут же почему-то шарахнулись в стороны. И только когда мои крылья вывернулись наизнанку старыми зонтиками, воздух перестал меня держать и земля потянула к себе, я поняла, что вспышка была не оборотневая.

Никаких возвышенных мыслей у меня не мелькнуло: ни о Машке, ни о Летчике Ли, ни воспоминаний детства. Если уж начистоту, я подумала: вот досада, опять осталась без серебряной гильзы, дура… а потом не стало ничего.

— Где она?!

— Делать мне больше нечего, следить за ней, — огрызнулся Лебедев. Белая рубашка на обширном пузе была покрыта смоляными пятнами и кусочками коры. — Она меня вон там обернула, метров двадцать до земли! Я думал, насмерть убьюсь! Ветка трещит, всю концентрацию растерял, еле смог обратно в птицу…

Майор сделал один шаг вперед и спокойно повторил вопрос.

— Да не знаю, говорю же! Я вниз не смотрел. А, тут же этот был… ее хахаль. Небось, он и унес.

— Какой еще хахаль?!

— Такой примерно, — Лебедев схватил себя за оба уха, оттянул их вниз, одновременно развесив губы и выпучив глаза. — Черно-белый, кобель.

Начальник опергруппы зашипел, будто обжегшись. Потом спросил:

— Ну хоть без аппаратуры?

— Да вроде без… Он вообще человеком не оборачивался, он не снимать прибежал, а за ней следить, я так понял.

— Пресс-центр, чтоб всех вас… Свободен.

Майор отвернулся и вытащил мобильный телефон.

На выезде из поселка, возле ворот, перегораживающих бетонку, стояла сторожка. Рядом — навес, лавка и столик, врытые в землю. Сторож как раз открыл банку тушенки и налил первый стопарик, когда из-за кустов на скошенное поле, покрытое соломенной щетинкой, выскочил лис. Вот такой здоровенный, рыжий, как апельсин, и в пасти что-то тащит — небольшое и темное. Сторож поискал, чем бы в него кинуть, потом заценил расстояние и скорость, с которой неслась зверюга, и ничего кидать не стал. Небо безоблачное, сосны гудят под ветром, водка греется — пусть его бежит, куда ему надо. Может, там у них гнездо…

Я открыла глаза. Кругом было темно, но не совсем. Белый потолок озарялся тихим светом. Мягким и ровным, но переменчивым, то синим, то белым, то розовым. Тихое пощелкивание подтверждало впечатление: источник света — монитор компьютера, на котором сменяется картинка. Перед этим что было? Операция, Лебедев. Выстрел из чердачного окошка, потом я падала… потом меня вроде бы несли в зубах… а потом везли на машине, если не показалось…

Очень осторожно я повернула голову. Перед носом у меня была подушка, на наволочке — темные пятнышки россыпью. Кофейные зерна. Сатиновый комплект кремового цвета. Ой, вот теперь-то я, кажется, и в самом деле влипла.

Должно быть, я слишком громко вздохнула: Летчик Ли мгновенно оказался рядом.

— Лапа, ты как?

— Нормально, — сипло сказала я. Сесть на кровати? Или пока не рисковать?

— Я перепугался. Думал, он тебя убил. — Ли осторожно взял меня за руку. Лицо у него осунулось, глаза потемнели. Так, получается, он бегом бежал со мной в пасти, как минимум, до самой окружной?! Понимаю, для некоторых животных сто верст не крюк.

— Кто — он?

— Этот, как его… владелец усадьбы. Я уже поговорил с Валерой. Он говорит, этот… нехороший человек отсиживался на чердаке, там у него тайничок был, ваши рыси мимо него прошли. Теперь плачет, оправдывается, что принял тебя за главного гада, того, который твой Облик похитил. Врет, наверное. Хорошо, не попал, но тебя выстрелом оглушило. Как ты падала, ты бы видела! Мне показалось, ты прямо на стену свалишься, а там колючая проволока… Галка, ну куда тебя понесло летать над этим домом? Тебе же говорили, что нельзя!

— Как ты узнал, что это я упала? (На некоторые вопросы можно ответить только вопросом.) Там были и другие галки.

— А я других и не заметил, — сказал он голосом Ивана-царевича из фильма-сказки. — Ты для меня одна-единственная.

Невозможный тип. Невозможный.

— А все-таки?

Летчик Ли виновато пожал плечами. Он всегда принимает виноватый вид, когда я делаю какую-нибудь глупость.

— Все остальные разлетелись, как только заметили ствол.

— Понятно. А я… — М-да. Если правдиво констатировать факт, я ствола не заметила. Выстрел увидела, и на том спасибо.

— Лап, завязывай с оперативной работой, — попросил Летчик Ли. — Она неполезна для твоего здоровья.

— Может быть, и неполезна, — ответила я. Получилось упрямо и с вызовом, и он отреагировал моментально.

— Я не могу тебе приказывать. Но я больше не хочу, чтобы ты улетала от меня.

— Как же я не буду улетать, когда у меня ребенок дома?

— Выходи за меня замуж, — сказал Летчик Ли.

— Ну что ты так смотришь? — спросил он несколько секунд спустя.

— Ты первый раз мне это говоришь.

— Как первый? Разве? — О, эта удивленная физиономия! Так я и знала. — Нет, я всегда… ну, может быть, не помню.

Галантно решил не спорить с дамой, но абсолютно уверен, что прав. И я уже сомневаюсь: может, и в самом деле он предлагал, но я забыла?

Нет. Такого бы я не забыла.

— Ты правда этого хочешь?