Киномания - Теодор Рошак

Следующее мое интервью не так мне досадило, но толку от него тоже было мало. Мне удалось найти некоего Лероя Пьюзи, который был администратором на «Юниверсал» в те годы, когда там работал Касл. Он упоминался в титрах одного из фильмов о графе Лазаре. Теперь ему было далеко за семьдесят — он доживал свой век с одним легким в пасаденском доме престарелых. Он оказался приятным, услужливым человеком, хотя между предложениями делал большие паузы, чтобы отдышаться. Моя компания ему явно пришлась по душе. К несчастью, его воспоминания о Касле были туманными и ненадежными.

— Высокомерный, — вспоминал он, — очень высокомерный. Они все такими были — эти немецкие режиссеры. Фон Штернберг, фон Штрогейм. Макс был не из их круга, но такой же высокомерный. Всегда мало денег. Всегда жаловался, жаловался. Постойте-ка, мы делали какую-то картину об аэропланах. Как она называлась, дай бог памяти. «Пикирующий бомбардировщик», «Воздушный таран»… что-то в этом роде.

— Я не слышал, чтобы Касл снимал фильм об авиации, — вставил я. Я знал, что ничего такого Касл не делал.

— «Испытательный полет»… Так, кажется. Что-то в этом роде. С Робертом Армстронгом. На этот фильм дали довольно неплохие деньги. Но Макс — вы только послушайте! — он хотел, чтобы мы ему купили три настоящих аэроплана. Чтобы их разбить. Никаких вам комбинированных съемок. Реализм. В конце концов мы взяли в аренду один самолет, но чтобы не разбивать. Так он его все равно разбил.

— Я думаю, это был не Касл, — тактично гнул свое я, абсолютно уверенный, что Касл такого фильма не снимал.

— Да нет же, это был Макс. Он считал себя дорогим талантом. Смету на фильм ему подавай, как на «МГМ», — другого он и слышать не хочет. Это уж когда мы его уволили — после как он самолет разбил. После этого на «Юниверсал» его карьера закончилась. Сказать вам по правде, я всегда думал, что он сам это устроил, чтобы его уволили. Аэропланы — это не его тема. Мы его заменили этим… не помню. Отисом Гарретом, что ли?{212}

Теперь меня стали одолевать сомнения. Может быть, Касл и в самом деле таким образом освободился от контракта на «Юниверсал». Я попытался вывести разговор на более знакомую для меня почву.

— А как насчет «Графа Лазаря»? Вы помните этот фильм?

Он разглядывал меня рассеянным взглядом — словно смотрел сквозь густой туман.

— Граф Лазарь… вампир? Это разве Макс снимал? А по-моему, Боб Сьодмак.{213}

— Нет, граф Лазарь был вампиром Касла — это точно, — поправил я его.

— Касла? Ну, мы столько этих вампиров наделали, — Он рассмеялся, — Мы их подвешивали к стропилам. Да, вы правы. Лазарь. Это был Макс. С этим тоже были проблемы.

— Какие проблемы?

Он мрачно покачал головой.

— Ох, неприятные. То, что Макс для нас снял, было ужасно, ужасно грязное кино. Цензура его никогда бы не пропустила. Голые женщины. Он хотел выпустить на экран голых женщин. Это в Америке-то!

— Но в фильме нет обнаженной натуры, — напомнил я ему.

— А сколько часов и дней мы провели, делая купюры! Джек Вассерман, Нил Дэвис… весь администраторский состав «Юниверсал». Бесстыдство, сплошное бесстыдство. И он думал, что это пройдет? Ну, местные девушки еще может быть. Но белые женщины…

— Но, мистер Пьюзи, я хочу сказать, в этом фильме нет настоящей обнаженной натуры. Даже в оригинале. Я видел оригинальную версию.

— Нет, оригиналы все должны были остаться на студии. Давно уже, наверно, уничтожены.

— Оператор Касла, Зип Липски, сохранил много касловских фильмов. Я их видел. Он мне их показывал.

— Зип! Отличный парень. Что с ним стало?

Я рассказал ему все, что мне было известно о Зипе вплоть до его смерти. Пьюзи был откровенно огорчен.

— Он был один из лучших. Должен признать — слишком хорош для «Юниверсал». Прирожденный шутер.

— Мистер Пьюзи, я видел оригиналы и «Графа Лазаря» и «Пира неумерших», — продолжал я, возвращаясь к сути вопроса. — Там нет ничего, что можно было бы назвать непристойным — ни в одном, ни в другом. Никакой обнаженной натуры.

Казалось, Пьюзи копается в самых пыльных уголках своей памяти.

— Ну, так-то да, такой наготы, что можно увидеть, там нет.

— Что-что?

— Ее там было не увидеть.

— Не понимаю. Вы либо видите, либо не видите.

Теперь он энергично соображал, пытался вспомнить.

— Там все было не так просто. Я помню, мы много спорили об этом кино — где резать, сколько резать. Мы даже… да, вот я точно теперь вспомнил — мы пригласили даже секретарш и швейцаров. Мы их попросили просмотреть это кино. И они в один голос сказали, что это грязная картина. Одна девушка, так та просто вышла вон. Так рассердилась. Очень ее смутило. Она сказала, что это сплошная порнография. Беда была в том, что мы никак не могли договориться — что же мы видели. Вся группа. Странно, правда? У нас у всех были о нем разные представления. Я вот, кажется, никакой наготы не видел, настоящей наготы. Но что-то другое.

— Что другое?

— Вам доводилось входить куда-нибудь — в какой-нибудь дом, в какое-нибудь место? И вы сразу чувствуете — что-то здесь не то. Дурное, дрянное место. Вам и видеть ничего не нужно. Потому что оно повсюду. Весь воздух им пропитан, — Голос у Пьюзи дрогнул, упал. Ему словно бы наконец удалось через все эти годы вызвать в памяти четкие воспоминания о Касле. Воспоминания больше не доставляли ему удовольствия, — Он был неприятный человек. Мне никогда не нравилось с ним работать. И дело не только в высокомерии. В чем-то еще. Мы на «Юниверсал» делали кучу всякого нездорового кино. Этим деньги зарабатывали. Дракула, оборотни, зомби. Но на самом деле это были как бы шутки. Кто мог к этому серьезно относиться? Бела Лугоши… ну, вы понимаете, что я имею в виду. Когда мы наелись, мы от них отошли, оставили все это в прошлом. Но не Макс. Макс сам был какой-то нездоровый. Внутри него что-то было не так. Речь о нем самом, а не только о его фильмах. Я думаю, он был сильно болен, если вы меня понимаете.

Больше мне почти ничего выудить из Пьюзи не удалось, хотя он и болтал еще час или около того, перемежая достоверные воспоминания явными ошибками. Но одно было совершенно очевидно: чем дольше мы говорили о Касле, тем больше проявлялась и углублялась прежняя его неприязнь к этому человеку, и наконец, когда я собрался было уходить, он с искренним сожалением спросил меня:

— Зачем вам писать о таком типе? На «Юниверсал» было столько порядочных и талантливых людей. Джеймс Уэйл, Ал Кросланд{214}… Почему о Касле?

Я попытался объяснить, что обнаружил выдающиеся достоинства в картинах Касла, но реакция Пьюзи заставила меня устыдиться своих слов.

После этого у меня оставалось лишь еще одно сколь-нибудь ценное интервью. Хелен Чандлер обрела бессмертие в глазах киноманов, снявшись в «Дракуле» в качестве главной жертвы Белы Лугоши{215}. После этого она участвовала в нескольких ничем не примечательных фильмах, включая и три касловских. Никаких сведений о том, что она снималась после тридцатых годов, не обнаружилось. Мне удалось найти ее адрес в Санта-Барбаре. Голос у нее по телефону был мягкий, аристократический и очень слабый.

— Макс Касл, — повторила она, когда я назвал это имя. Потом последовала долгая пауза, — Ах да, я работала с ним. Два раза.

— Вообще-то три, — напомнил я ей.

Когда я попросил разрешения навестить ее, она явно не проявила энтузиазма.

— Не думаю, что могу быть чем-нибудь вам полезна. Есть многие вещи, о которых я бы не хотела говорить.

— Меня интересуют только несколько подробностей. Ничего личного.

— Каких подробностей?

— Его режиссерские приемы, методы работы с актерами.

— Вот я и думаю, что это будет очень личным, особенно в моем случае.

— Меня устроят самые обезличенные ответы, — заверил я ее, — Мы могли бы говорить только о технической стороне?

— Макс был очень необычным человеком с необычными требованиями. Откровенно говоря, большую часть того, что он хотел от меня, я и объяснить не смогу. Кое-что может показаться… просто каким-то безумием.

— Если бы вы рассказали хотя бы то, что запомнили наиболее ярко, ваши главные впечатления.

После долгой паузы.

— Понимаете, были такие вещи, о которых нас просили не говорить.

— Касл просил?

— Да, Макс. То, что он хотел оставить в тайне.

— А что именно?

— Наверно, мне не следует об этом говорить. Маленькие секреты профессии — он, вероятно, не хотел, чтобы об этом узнали другие режиссеры. Многое там было связано с освещением… Я этого никогда не понимала. Все это было так необычно.

— Но он уже умер. Давно пора все это рассекретить.

— Возможно, вы правы, — Но она все еще сомневалась.

— А вы помните хоть какие-нибудь из его секретов? Могли бы их описать?