Русский роман, или Жизнь и приключения Джона Половинкина - Павел Басинский

— А мне что? — парень обиделся на то, что не оценили его анекдот. — Сами врезались, сами и думайте.

— У меня продукты на жаре пропадают! — заплакала женщина. — Полполучки на них в Москве потратила!

— Нужно ехать, мало́й, — поддержал ее старик, обращаясь к шоферу грузовика. — Колеса-то целые. Цепляй за трос и тащи.

— Щас! — огрызнулся парень. — Все брошу и в Кресты вас поволоку. У меня, дед, товар. Я перекупщиков жду. Если сегодня яблоки не сдам, завтра половину выбрасывай. А кто мне за эту половину заплатит?

— Ехать нам нужно, мало́й, — не слушая, убежденно повторял старик.

Водитель ругался и мрачнел. Ему не хотелось, чтобы на аварию прибыла милиция. Вытащив из кузова металлический трос, он стал яростно размахивать им, как ковбой лассо, перед проносившимися машинами. Один из «КамАЗов» затормозил и съехал на обочину. Водители переговорили, и шофер грузовика вернулся к ним с довольным видом.

— Все путем! Скинетесь по десятке, и вас до Крестов с ветерком домчат.

— По десятке — это можно, — вздохнула женщина и полезла с сумками и девочкой в автобус.

— Стойте! — закричал Джон. — Водитель пьян! Буксировка автобуса с пассажирами, а тем более с детьми, запрещена законом…

— Ты откуда такой взялся? — спросил его старик.

— Какое это имеет значение? Допустим, из Америки.

— То-то и видно, что не наш, — не удивился старик. — Кричишь, суетишься, руками махаешь. А чего махаешь, не пойму. Тебе ехать надо? Тогда садись.

…Они неслись с бешеной скоростью. На шофера автобуса было страшно смотреть. Он продолжал что-то сердито выговаривать себе под нос, на руль не обращал внимания, зато время от времени нажимал на педаль тормоза, отчего автобус юзил и выносился на встречную полосу.

Половинкин понял, что второй раз смерти ему не избежать, и смирился. К счастью, словно перетянутая струна, лопнул железный трос. «КамАЗ» далеко умчался вперед, автобус свернул на обочину, попрыгал по колдобинам и остановился в метре от верстового столба. Пассажиры снова нехотя, ругаясь, полезли наружу.

— Добился своего? — спросил Джона старик.

— Я-то здесь при чем?

— При том! Не хотел ехать, так оставался б себе. Теперь-то что делать, говори, раз самый умный?

Джон посмотрел на него как на идиота, покрутил пальцем возле виска и отошел в сторону. Однако и оттуда было видно, что не только старик, но и все пассажиры поглядывают на него неодобрительно. «Сейчас еще бить станут», — грустно, но без страха подумал он.

«КамАЗ» вернулся задним ходом на полной скорости. Водитель повертел в руках обрывки троса и забросил его в кузов.

— Не судьба, — сказал он. — Доберусь до ГАИ, сообщу.

Пассажиры обреченно расселись на обочине, раскрыли сумки и стали доставать продукты.

— Кушай, Марусенька! — говорила девочке женщина со скорбным лицом, протягивая целый батон вареной колбасы. — Больше скушаешь, меньше свинье достанется.

— Угощайтесь, — обратился к Джону мужчина с бледным лицом, коротко стриженной бородкой и стальными очками с перетянутой изолентой дужкой. Он держал в руке бутерброд с сыром, уже оплавившимся по краям и истекавшим желтыми слезами…

Джон помотал головой. Есть ему не хотелось. Но еще больше не хотелось видеть и слышать этих людей.

— Вы были совершенно правы, — сказал мужчина, присаживаясь рядом. — Позвольте представиться. Николай Васильевич Ознобишин, старожил здешних мест. Учительствую в Крестах. Наша школа одна на три деревни. Учителей катастрофически не хватает. Так что ваш покорный слуга, кроме родной математики, освоил еще историю, литературу, а теперь, смешно сказать, штурмую английский язык! Без него моих выпускников не принимают ни в один вуз. Это правда, что вы из Америки? То есть свободно изъясняетесь по-английски?

— Yes, I do, — буркнул Джон, надеясь, что учитель обидится и отстанет.

— Что значит настоящее английское произношение! — вздохнул тот.

— Почему вы не вмешались? — сердито спросил его Джон. — Допустим, эти люди ненормальные, но вы!

— И снова вы совершенно правы, — отвечал Ознобишин. — А промолчал я потому, что давно не вижу смысла вмешиваться в ход вещей. И все-таки нехорошо. Я должен был встать на вашу сторону.

— Почему они… такие? — спросил Половинкин.

— Такие идиоты, вы хотели сказать? Не стесняйтесь. И не удивляйтесь. Этот народ ежедневно подвергает свою жизнь смертельной опасности. Например, они гонят и пьют самогон из ворованной химической патоки. Хотя неоднократно убеждались, что в результате наступает слепота либо смерть. Это мужики. А бабы надрываются на картофельных полях, перепахивая их без трактора, без лошади, вручную. Впрочем, и бабы пьют самогон.

— Это ужасно, — пробормотал Джон.

— Куда вы едете? — спросил его учитель. — Если в Кресты, я был бы счастлив пригласить вас к себе домой. Мы с женой отвыкли от образованных людей.

— Нет, мне нужно в Красный Конь.

— Красный Конь? — вдруг ужасно разволновался Ознобишин. — Но это же брошенная деревня! Десять лет назад всех жителей, кроме трех старух, перевезли в центральную усадьбу, в Кресты. Зачем вы туда едете? Что-то личное?

Джон кивнул.

— Через час-другой ГАИ пришлет автобус. Мы едем ко мне, вы ночуете, а завтра я провожу вас в Красный Конь. Место это чудесное, я там часто бываю с учениками. Как говорится, «люби и изучай родной край». Но как объяснить детям пустоту и мерзость запустенья?

— Нет, — решительно сказал Джон. — Мне надо там быть одному.

Ознобишин расстроился.

— В таком случае, вам не стоит ждать автобуса. Отсюда до Коня напрямую километров шесть. Держитесь строго на восток, на восходящее солнце. В конце поля стоит деревенька Красавка. Она действительно красивая, но предупреждаю: в ней находится приют для… как бы помягче выразиться? В общем, на Руси этих людей называют «дурачок», «дурочка» или «Божий человечек». Говоря современным языком, это тихие сумасшедшие. Их свозят туда со всей области. Они не опасны. Просто будьте готовы к некоторым странностям. Они вам и путь в Красный Конь укажут, и ночевать оставят, если возникнет такая необходимость. Это добрый народец! Скажете, что от Николая Васильевича.

— Благодарю вас, — растроганно ответил Джон.

Глава десятая

Женщина в белом

Первый раскат грома был так силен, что Джону показалось, будто какой-то озорник подкрался сзади и треснул по голове громыхающим листом железа. Не для того, чтобы убить, но напугать, ошеломить. Джон и в самом деле испугался и почти оглох. Второй удар он расслышал едва-едва, как сквозь вату в ушах. Но зато отчетливо увидел в нескольких шагах от себя огненный зигзаг молнии. Она была именно такой, какой ее рисуют на столбах с током высокого напряжения, — изломанная стрела с наконечником. Наконечником стрела ударила в землю и вошла в нее, как игла в масло. Когда стрела исчезла, мир потускнел, как бывает после ослепления фотовспышкой.

Половинкин не успел опомниться — грянул третий удар. На этот раз совсем-совсем рядом. Казалось, протяни руку — успел бы схватить змею-молнию за рыжий хвост.

Джон поднял глаза и увидел жуткую, величественную картину. Прямо над ним, так низко, что это казалось нереальным, висела огромная свинцовая туча. Из нее, подобно гною, струился ядовито-лимонный свет. Откуда только она взялась? Не более часа назад он видел на горизонте лишь крохотную, с коричневыми подпалинами, совсем не страшную тучку, от которой, будто по линейке прочерченные, тянулись косые полосы дождя. Джон еще подумал: вот славно было бы искупаться под этим летним дождиком, а потом обсыхать на ветерке, на березовой опушке, прижавшись влажной спиной к нагретому солнцем шершавому стволу. И словно угадав его желание, туча примчалась так скоро, что он не успел заметить ее появления, но принесла не теплый дождь, а ледяной ливень. Она поливала Джона щедро и мастерски, как пожарный из брандспойта. Она была злобным и, несомненно, одушевленным существом. Она за что-то ненавидела Джона, просто раздувалась от злобы, изрыгая гром и молнии ненормально часто, с промежутками в две-три секунды, как если бы огромный бомбардировщик, не достигнув заданной цели, решил свалить свой смертоносный груз на голову случайного пешехода. Этот человечек привлек к себе внимание пилота именно тем, что был таким маленьким и одиноким. Пилоту показалось забавным истратить на эту человекообразную козявку заряд, которого хватило бы на целую армию. Джон уже догадывался, кто этот пилот. Это тот самый страшный Русский Бог, который решил наказать его за презрение к России.

«Получай, гордая тварь!» — без слов кричала туча.

Бежать было некуда, спрятаться — тоже. До ближайшей посадки было далеко. И тогда Джон сделал то, что сделал бы на его месте любой ребенок. Он сел на корточки и обхватил голову руками.