Бездна - Александр Авраменко

…Иван Кожедуб чуть поддёрнул нос «ЛаФВ», и неуклюжий «Моран-Солнье», прошитый крупнокалиберными снарядами с грохотом взорвался, разбрасывая в разные стороны куски набора. Юркий тупоносый истребитель завоевания господства в воздухе заложил крутой вираж, уходя от обломков, и тут же вновь изрыгнул смерть, ещё один француз зачадил и камнем пошёл к земле. Законы физики ещё никто не отменял… Коллеги из немецкого крыла могут отбомбиться спокойно. И точно услышав его мысли, ведущий «Ю-87» сделал полубочку и камнем пошёл к земле. Даже сквозь рёв мотора донёсся пронзительный вой его сирены. Икан успел заметить, как пошла выносная штанга, массивная бомба оторвалась от растопырившего тормозные щитки «лаптёжника» и практически отвесно пошла на цель. Внизу, на бункере вырос громадный султан разрыва. Прямое попадание! И через мгновение целый лес разрывов заволок всё внизу дымом и пылью…

— Ну что там?!

— Бьёт, сволочь! Не подобраться!..

Петров выругался — прямо в городке на перекрёстке обнаружился бункер. По идущей спешным маршем в упор ударила крупнокалиберная пушка, а по пехоте сыпанули свинцом пулемёты. И не обойдёшь гада! Либо — лес, Либо такие дома, которые только ящиком тола возьмёшь! Чёрт! Он скрипнул зубами. Темп теряем, темп! Это сейчас главное! Кто-то забарабанил рукояткой револьвера по броне, Владимир выругался сквозь зубы и откинул люк:

— Чего тебе?!

Перед ним стоял незнакомый капитан в каске. Сквозь грохот стрельбы он надсаживаясь, проорал:

— Капитан Иванов! Командир сапёрной штурмовой тяжёлой роты! Прибыл в ваше распоряжение!

— Ага! Лезь сюда, капитан!

Тот не стал себя долго упрашивать и быстро оказался внутри. Наводчик убрался к радисту, и кое как разместились впятером.

— Смотри, капитан — впереди — дот! Мы его уже полчаса кроем, всё без толку! наши пушки слабоваты, тут надо, короче, его заткнуть. Мы темп наступления теряем! Очухаются лягушатннки — много лишней крови будет. Понял, капитан?

Тот приник к панораме, внимательно осмотрелся.

— Понял, майор. Скоро поедешь.

Выпрыгнул наружу. Исчез. Танки по прежнему вели огонь по амбразурам, пытаясь ослепить упорных французов. Внезапно встрепенулся радист:

— Командир! Сапёры просят прекратить огонь! Говорят — десять минут!

— Хорошо! Передай всем — не стрелять, приготовиться к движению через десять минут!

— Есть!

…Напрягая глаза Владимир всматривался в призму командирской башни, но ничего пока не замечал… Ничего?! Да вот же они! Ловко, используя каждый бугорок двое массивных фигур в глухих шлемах с поблёскивающими стёклами прорезей и подползли к стенке бункера, где не было амбразуры, подсаживая друг друга забрались на плоскую крышу, затем что-то потянул за трос. Из кустов вылезло нечто непонятное. Сапёры между тем быстро втащили это наверх, и на виду у всех оказался треножник с закреплённым на нём гигантским цилиндром. Один из смельчаков замахал кувалдой, вгоняя в металл колпака крепёж. Нет. Не крепёж. Вспыхнуло ослепительное магниевое пламя и тут же погасло. «Приварили мину», — понял майор. Сапёры скатились с купола и так же умело скрылись за развалинами здания. А через секунду что-то сверкнуло, и гулкий удар словно расплющил зловредный бункер. Из амбразур хлестнуло огнём, вылетели массивные створки крышек бойниц. Мимо танка просвистел изогнутый неведомой силой ствол орудия.

— Вперёд!

Дизель взвыл, и танки вновь рванули вперёд, к Парижу…

Верочка повернулась на другой бок. Теплушка чуть раскачиваясь на стыках несла её обратно в Россию. Она пережила зиму неплохо, по сравнению с другими. Кое — кто из зэков и зэчек заболел цингой. Кто-то вообще умер. От голода и холода. Но не она. Девушка всегда имела и пищу, и питьё, и тёплое место. Соседки по бараку завидовали её популярности у мужской половины лагеря и не раз пытались либо избить, либо просто — изуродовать её прекрасное личико. Но Иегова помиловал. Её красота только расцвела ещё больше. Как и всё остальное. В общем, зима закончилась. Режим в лагере стал чуть помягче, поскольку несмотря на все усилия заграницы эти подлые гои смогли не только удержаться, но и нанести сокрушающие удары по французским и английским войскам, и даже отбросить их за пределы СССР и полностью освободить Германию. Более того, теперь под властью СССР была Финляндия, а под немцами — Норвегия. Точнее, то что от них осталось после Чёрной Чумы… Охранники лагеря стали добрее, и Верочка, исправно отрабатывая «субботники» в ночной казарме даже иногда получала кое что из косметики или вещей, которыми щедро делилась со старшей по бараку. Благодаря этому остальные оставили её в покое, наконец то, и девушка перестала бояться за свою внешность… Уже в конце лета в их лагерь прибыл представитель какого то завода в Средней России, и пообещал амнистию тем, кто завербуется на работу на его предприятии. По слухам, упорно циркулировавшим среди арестантов, такая практика стала применяться ввиду острейшей нехватки рабочей силы. Подумав, Верочка резонно рассудила, что ей стоит уговорить себя поехать. По крайней мере — зима там мягче, кормить будут по рабочей норме. А то, что там придётся работать — её не пугало. Она прекрасно знала, что с её то талантами работать… просто смешно. Ничуть не сомневаясь она дала подписку о согласии, и теперь в компании с тремя сотнями женщин, освобождённых из зоны ехала куда то в Среднюю Азию на обогатительную фабрику, где они должны были сортировать какую то урановую руду… Теплушка мягко постукивала на стыках, убаюкивая Верочку. И ей снились толпы влюблённых в неё мужчин всех цветов кожи. Вот она, словно императрица выходит из вагона, к её ногам падают охранники. Сам начальник строительства, кривоногий, с горбатым носом, с пышными пейсами и полными губами падает на колено и целует ей руку. Он влюблён! Он сражён в самое сердце! Он готов на всё, ради благосклонности к нему Верочки, бедный начальник добивается для прекрасной возлюбленной полной амнистии, затем везёт её в Москву, ведёт на Кремлёвский бал, и сам Сталин… Свист гудка прервал такой чудесный сон… Фи! Собака машинист! Да как он посмел! Ничего, она ещё попросит товарища Сталина наказать этого гоя, посмевшего нарушить ЕЁ сон. Верочка вновь повернулась на другой бок и быстро заснула…

Поезд вёз их долго. Почти три недели. Вначале через могучие вековые сибирские леса. Затем, после седого Уральского хребта потянулись бескрайние степи, многотысячные табуны конец провожали тянущуюся по двум стальным полоскам состав недоумевающими влажным взглядом. На редких остановках заключённых кормили, выводили на прогулку. Конвоиры не кричали, обращались со всеми вежливо, и многие опытные зечки начинали тосковать непонятно почему. Одна Верочка не теряла хорошего настроения. О! Она то точно знала, что устроится лучше всех! И её ждут большие перспективы… Состав остановился непроглядной ночью прямо посреди степи. С криками вдоль состава побежали сопровождающие, с грохотом откатывались широкие двери товарных вагонов, и арестанты торопливо выстраивались вдоль насыпи. Конвоиры спеша проводили перекличку. Затем их погнали куда то в глубь ночи. Незаметно сменился конвой. Залаяли свирепые овчарки страхолюдных размеров. Вскоре появилась дорога. Причём огороженная колючей проволокой в несколько рядов, так шагали по ней почти до утра. А когда забрезжило солнце — показался лагерь, двойноё ряд колючки, между которой бегали просто какие то монстры, бросающиеся на проволоку. Одетые в какую то серебристую одежду охранники с автоматами. Всех прибывших тщательно пересчитали, проверили по головам, затем выдали другую одежду. Верочка вначале расплакалась, так жалко ей было прощаться и с новым шерстяным платком, и тёплыми байковыми панталончиками и кружевным лифчиком. Но это было только начало. Всех, раздев догола, загнали в громадную баню, находящуюся под землёй, и включили воду. Просто ледяную, через несколько секунд у девушки началась дрожь, а потом холод проник, казалось, до самых костей. После бани выдали одежду. Грубые бумажные брюки и такую же рубаху. Всем одно и тоже. И мужчинам, и женщинам. Но самое страшное было после — парикмахерская. Стригли под машинку, и у Верочки едва не разорвалось сердце, когда с её головы упали так тщательно лелеемые густые, цвета воронового крыла длинные локоны… Поглубже натянув выданную её кепку она стояла в строю, начиная понимать, что что-то идёт совсем не так, как ей хотелось бы, и должно бы было быть. Затем их погнали в столовую, где, наконец то, накормили горячим. К её удивлению, приготовлено было неплохо, ей даже попался кусочек мяса в супе, а ещё было второе, и даже компот. И после такой еды всех вновь вывели наверх и повели куда то в угол лагеря. Удивляло, что все лагерные сооружения были под землёй. Вели их недолго, и вскоре, как поняли все, лагерники оказались в специальном секторе. Он представлял из себя тщательно охраняемый подземный бункер. Новичков выстроили на громадном бетонном подземном плацу. Двое коротко стриженых зеков бегом принесли деревянную трибуну, на которую взобрался высокий красивый военный. Долгих речей он не произносил, просто протянул руку к ограде и велел включить свет. Вспыхнувшие прожектора выхватили сгрудившихся в кучу возле колючей проволоки ограды негров в рваной и изношенной форме.