Дредноуты Балтики. 1914-1922 гг. - Игорь Цветков

На палубе линкора “Полтава”

Клуб сумел наладить через судовые библиотеки знакомство моряков с периодическими изданиями. Матросы бригады хотели становиться активными сотрудниками, а не только читателями крупнейших гельсингфорсских газет и журналов. Об этом свидетельствуют следующие данные. Когда в № 13 журнала “Моряк” был открыт так называемый “почтовый ящик” для стихотворных произведений, 11 из 20 первых авторов являлись служащими именно с дредноутов.[937] Правда, уровень большинства стихотворений был, по-видимому, невысок, так как 9 авторов так и не смогли напечататься. Но это не останавливало, и многие моряки с “Петропавловска”, “Севастополя”, “Полтавы”, и “Гангута” продолжали свои попытки. А один из тех, чьи произведения попали на страницы “Моряка”, стал постоянным корреспондентом журнала. Речь идет о фельдшере с

“Полтавы” Н. Болтанове. В “Моряке” № 14 помещено такое его стихотворение:

“К товарищам.

Никогда уже больше не будем рабами,

Нас свободных не сломит буржуев орда,

Мы терпели нужду и лишенья годами

И мы ими не будем вперед никогда.

Луч свободы проникнул нам в сердце глубоко,

Распаяв кандалы… Сбросив рабство на век.

Грусть и тяжкая скорбь отлетели далеко,

И над миром теперь воцарил человек.

Угнетений, цепей, произвола и рабства,

Оскорблений, насмешек, глумлений, угроз -

Свергнут весь произвол ненавистного барства,

И на землю свет правды всю радость принес.

Мы Граждане, мы вольные люди, мы братья,

Нет больше тиранов — презренных Иуд,

Мы свободно откроем друг другу объятья

И девизом нам будет служить — честный труд”.[938]

Печатался он и в последующих номерах. В письме, помещенном в том же номере, он сообщил, что познакомился с этим изданием через судовую библиотеку, которая аккуратно пополнялась все новыми номерами.[939]

Регулярно с конца августа писал в газету “Известия Гельсингфорсского Совета…” бывший секретарь

судового комитета “Севастополя” С. Поднебесное. Нам удалось обнаружить тексты трех его писем, еще два по неизвестным причинам помещены не были. В письме, напечатанном в “Известиях …” от 31 августа, С. Поднебесное возмущался поведением матросов, исправлявших обычные железнодорожные билеты на билеты для проезда в курьерских поездах, и требовал их ареста и привлечения в Секцию Охраны народной свободы.[940] В другом — призывал комитеты всячески содействовать образованию команд.[941] Еще одно письмо посвящалось мошенничеству машиниста 6 роты “Петропавловска” И. Макарова.[942]

Думается поэтому, что нет ничего удивительного в возрастании числа членов Матросского клуба, открывшего дополнительные секции 14 июля. Косвенно об этом свидетельствует число утерянных соответствующих удостоверений. Если весной 1917 г. нами был зафиксирован единственный случай, то с июня по конец августа матросы 1-й бригады линейных кораблей теряли членские билеты клуба 9 раз.[943] Популярным считалось среди экипажа театральное отделение клуба, возглавлявшееся с августа матросом I статьи с линейного корабля “Гангут” Д. Хлыстовым. Активно ему помогали Н. Юшков с “Севастополя” и Р. Копылов с “Петропавловска”.[944] Масса желавших заниматься была и в танцевальной секции, однако подобное увлечение не всегда воспринималось положительно, о чем говорит письмо бывшего судового секретаря судового комитета линейного корабля “Севастополь” писаря 1 статьи С. Поднебеснова. Сетуя на большое число любителей “салонных танцев”, он требовал их “искоренения, а помещения клуба, где они проводились, — передать для чтения лекций”. При этом Поднебесное писал, что это принесет существенную пользу, так как “наши любители танцоры сократят требования на подметки”.[945]

Открывшийся при участии судовых комитетов Матросский университет имел 4 факультета: естественно- исторический, физико-математический, историко-литературный и политико-экономический. Всего в нем училось, по данным Е.Ю. Дубровской, около 8 тыс. чел.[946] Те, кто учились в Матросском университете, должны были читать лекции и для других. Для этой цели на “Севастополе” судовой комитет постановил. 16 октября выделить специальное помещение. Обучение в университете открывало широкие перспективы для продвижения в различных организациях, где могли состоять нижние чины. Так, член судового комитета “Севастополя” II созыва машинный унтер-офицер С. Новосельский, окончивший университет, стал 17 октября членом президиума Матросского клуба.[947] До него туда был избран матрос с “Полтавы” С. Костюков. Другой пример — 16 матросов “Петропавловска”, посланные затем агитаторами в Черниговскую, Киевскую и Харьковскую губернии.[948]

Отъезд после митинга с линкора “Полтава” депутата Государственной думы Родичева. Весна 1917 г.

Однако названных мер оказалось недостаточно для полноценной организации досуга нижних чинов на берегу. Со второй половины июля резко увеличилось число пьяных в Гельсингфорсе. Поэтому Исполнительный Комитет Совета даже опубликовал в своих “Известиях…”, предупреждение, что впредь лица в нетрезвом состоянии должны задерживаться особыми патрулями и доставляться в секцию Охраны народной свободы с публикацией их имен. В октябре Совет распорядился не останавливаться перед отправкой виновных в действующую армию.[949] 9 августа решением судовых делегатов “Петропавловска” кочегар И. Микрюков за пьянство и утерю на берегу документов — членского билета Матросского клуба и билета РСДРП(б) на три дня был заключен в корабельный карцер.[950] 1 9 августа матросу А. Морозову “за опоздание на корабль и продажу в нетрезвом виде подметок” было вынесено порицание перед командой и “оставить на 10 дней без берега. Такие же наказания ожидали задержанных 22 августа матросов с “Полтавы” Г. Савельева и с “Гангута” А. Звербуля.[951] За период с 1 сентября по 20 октября туда попали матросы “Петропавловска” П. Игнатьев, Г. Лодейщиков, “Севастополя” — И. Тычков, В. Блохин и И. Гребнев, “Полтавы” — В. Пичугин. Все они приговаривались к лишению съезда на берег 1–2 месяца и к денежным штрафам.[952]

Имели место и более изощрённые аферы. Упоминавшийся машинист 6 роты линейного корабля “Петропавловск” сдавал внаем “хорошую комнату с альковом”, причем комната ему не принадлежала. Судовой комитет ходатайствовал перед представителями секции Охраны народной свободы “о возможно более строгом наказании.[953]

Осенью важной проблемой стали сифилитики, число которых выросло осенью 1917 г. весьма значительно. Если за три летних месяца был выявлен единственный случай заболевания сифилисом: застрелившийся 18 июня артиллерийский унтер-офицер “Петропавловска” В.Е. Приходько, то за сентябрь-октябрь только на одном “Севастополе” имело место 6 случаев: матросы Г. Кишкун, А. Сурков, М. Кукушкин, Б. Савельев и К. Мысливцев, а также кок И. Кащеев. Характерно при этом, что первые трое продолжали, по наблюдениям доктора В. Зернина, половые сношения на берегу и после заболевания.[954]

Таким образом, берег стал восприниматься как часть службы. Грань между правилами поведения на корабле и на берегу стиралась. Поэтому проступки, совершаемые во время службы и досуга, были одинаковы. Уже к августу стало наблюдаться и снижение качества выполняемых работ. Одним из проявлений этого могут служить следующие данные. В мае 1917 г. скорость погрузки угля на “Петропавловске”, по данным вахтенного журнала, составляла 186 тонн в час, а в августе только 95 тонн, то есть она упала практически в 2 раза.[955] То, что подобное снижение было типично для всей 1-й бригады, свидетельствуют аналогичные цифры с “Севастополя”: 208 тонн в час против 135 тонн — в августе.[956]

Партийно-политическая жизнь постепенно становилась неотъемлемой частью досуга экипажей дредноутов. Матросы с бригады принимали участие в заседаниях политических партий и организаций. Пожалуй, именно летом 1917 г. мы вправе говорить о наличии сложившихся партийных ячеек на дредноутах. В самом Гельсингфорсе представительства и комитеты партий сложились давно: Гельсингфорсское отделение РСДРП — 4 марта (по инициативе С.А. Гарина (Гарнфильда)), партии социалистов-революционеров — 12 апреля, анархисткий клуб — в первых числах марта.[957]

Наблюдалась популяризация социал-демократических взглядов в среде моряков. Отсюда и рост численности их сторонников, в том числе и на линкорах 1-й бригады. Так, если социал-демократическая организация на “Гангуте” до февраля 1917 года насчитывала вместе с сочувствующими не более 50 чел.[958], то на середину июня численность достигала 150 чел., т. е. увеличилась в 3 раза! Обычно это давало повод советским исследователям относить эти 150 чел. к большевистскому течению социал- демократов (а равно и 160 чел. с “Петропавловска” и 100 — с “Полтавы”).[959] Но упускался из виду факт раскола Гельсингфорсского отделения РСДРП в середине мая на меньшевиков и большевиков. Поэтому мы вправе предполагать, что и часть моряков, входивших в названные цифры, отошла к меньшевикам. Известно, что существовали достаточно многочисленные и хорошо организованные меньшевистские группы на “Севастополе” и “Полтаве”. На “Севастополе” её возглавляли председатель судового комитета мичман В.Н. Соколов и кочегар П. Антонов.[960]