Запретная дверь - Олег Синицын

Едва Элли взглянула на моток, как у нее упало сердце. Он казался таким огромным, что распутать его до обеда можно только в сказке, когда появляются невидимые помощники или дополнительные руки. Но, взявшись за дело, девочка обнаружила, что все не так страшно, как казалось на первый взгляд. Нитки были не спутаны, а скручены. Их предстояло лишь разделить. После трех часов кропотливой работы Элли справилась с этой задачей. К обеду из мотка получился один черный и один белый клубок. При виде них экономка сухо кивнула, отвела Элли на кухню и накормила обедом.

Минут через сорок после того как Элли разделалась с блюдом из бычьего хвоста с кресс-салатом (нужно заметить, безумно аппетитным), Камила повела ее за собой в глубь дома, чтобы дать второе поручение. После обеда девочку клонило в сон, но вряд ли экономка сейчас предложит ей отдохнуть на диванчике. Они пришли в безлюдную и незнакомую часть особняка. Небольшой коридор закончился ступенями, ведущими в тупиковое помещение с кафельным полом и парой узких окон под потолком. Его дальняя часть тонула в темноте. Вероятно, раньше здесь была большая ванная комната. Когда она отслужила свое, из нее вынесли всю сантехнику, обрезали трубы, забыв лишь про два крана, торчащих из стены.

Правда, в заброшенную ванную они не пошли. Экономка остановилась возле одной из дверей в коридоре и достала из связки ключ.

— А что там? — спросила Элли, указывая на кафельную комнату. Камила после обеда была не очень строга, и девочка позволила себе задать этот вопрос.

— Ничего. Тупик. Раньше там находилась душевая для прислуги, но лет пятнадцать назад Сеньора построила для нас помещения в другом конце здания. А старую душевую она не придумала, для чего использовать. Эта часть дома вообще пустует много лет.

За дверью, которую отперла Камила, находились две небольшие комнаты без окон. Стены и потолок выкрашены масляной краской, пол покрывали обрывки газет, тряпки, деревяшки, куски штукатурки и гипса. В общем, хлама в комнатах было изрядно.

— Здесь недавно сделали ремонт. Уберешь мусор и помоешь полы, чтобы сверкали. Срок до ужина.

Элли пришла в ужас. Ей казалось, что мусора в комнате столько, что ей не управиться и за неделю.

— Я не успею, — тихо сказала она.

— Мне передать твои слова Сеньоре?

Элли обреченно повесила голову.

— Там в углу швабра, ведро и тряпка. За водой пойдешь на кухню.

— В старой душевой я видела краны…

— В тех кранах нет воды, — отрезала Камила. — Вообще не ходи туда. Воду наберешь на кухне. Мусор будешь выбрасывать в контейнеры на улице, ходить к ним следует через черный ход, который находится в крыле для прислуги.

— А где там черный ход?

— Найдешь. Тебе дозволено ходить только по крылу для прислуги и этому коридору. Ты не должна появляться ни в холле, ни в столовой, ни в залах, ни тем более подниматься по лестнице на второй этаж — это территория Сеньоры и ее подчиненных. Есть вопросы? Нет? Тогда приступай.

Элли сразу погрузилась в работу, чтобы не терять времени даром. Задание оказалось намного сложнее распутывании ниток. Дел было много. Девочка начала с того, что собрал весь крупный мусор в шесть больших пластиковых пакетов, после чего совершила несколько рейдов на улицу и набила доверху мусорный контейнер.

Когда она начала подметать пол, в воздух поднялась цементная пыль, которая осела в ноздрях и гортани. Элли завязала подолом лицо и, героически терпя жажду, продолжила работу.

Она работала очень старательно, потому что от этого зависела ее дальнейшая судьба. Если Камила расскажет доне Флоресте, как Элли выкладывается при каждом поручении, то Сеньора обязательно поможет ей вернуться в Барбасену. Когда за окнами померк свет, извещая о наступлении четвертого вечера в Рио-де-Жанейро, Элли ощутила тоску по дому и Марии-Луизе.

Наконец мелкий мусор и пыль оказались в полиэтиленовом пакете, а он — в мусорном контейнере. Теперь девочке предстояло как минимум трижды вымыть тисовые полы (чтобы они сверкали, как велела Камила). Первое ведро с водой, которое она все же приволокла из кухни, лишило девочку сил. Когда понадобилось отправляться за вторым, Элли решила попробовать набрать воду в старой душевой. А вдруг? Вдруг Камила ошиблась, что в тех кранах нет воды? Вентили же не взорвутся, если их покрутить? Уж очень не хотелось снова тащиться на кухню.

Подхватив ведро, Элли вышла из комнаты.

Оба крана, горячая и холодная вода, торчали из стены прямо у основания лестницы. Неся ведро на сгибе руки, девочка сошла по ступенькам. Звук каждого шага отражался от кафельных стен. Свет из маленьких окон освещал только половину душевой. Вторую, дальнюю от Элли половину окутывала тьма.

Латунные колесики сначала не хотели поворачиваться, но потом сдвинулись и пошли легко. Из обоих кранов в ведро хлестнули напористые струи, чему Элли несказанно обрадовалась. Теперь не придется тащиться через весь дом на кухню, чтобы затем волочить назад полное ведро.

Девочка отрегулировала положение вентилей так, чтобы вода была не слишком горячей. Пока наливалось ведро, зачерпнула ладошкой немного воды и прополоскала рот. Жажда поубавилась, хотя горло по-прежнему казалось набитым строительной пылью. Нужно не меньше пары литров, чтобы смыть эту гадость и утолить жажду, но пить из-под крана Элли не рискнула. Она закончит уборку, вернется к Камиле, невинно попросит стакан молока и, сделав пару глотков, как бы невзначай заметит, что та замусоренная комнатка теперь чиста и в ней можно устраивать бальные танцы.

Ведро наполнилось до краев, Элли тщательно закрутила вентили. Под сводами старой душевой опустилась звенящая тишина, нарушаемая лишь далеким гуканьем мартышек за окном. И когда девочка собралась идти назад, из темноты раздалось вкрадчивое:

— Эй!

В нее словно молния ударила, парализовав от макушки до кончиков пальцев. Элли захотелось немедленно оказаться в комнате с тисовыми полами, а лучше вообще убраться из этой части дома.

— Эй, девочка! — повторил голос — Подойди сюда, не бойся. Подойди, ну!

Несмотря на ужас, она оглянулась. Потому что вдруг поняла, что знает этот голос.

Вместо того чтобы вернуться к ожидавшим ее полам, Элли пошла на зов. Глаза привыкли к темноте, и она различила у противоположной стены непонятную конструкцию. Потребовался шаг вперед, чтобы узнать в конструкции медицинскую каталку. А еще через шаг выяснилось, что на ней лежит человек.

Прочно пристегнутый кожаными ремнями за ноги, за руки и поперек груди, на каталке отдыхал ее старый знакомый Манекеник. Раньше прилизанные волосы теперь торчали в разные стороны, глаза суетливо бегали, на лице под левым глазом расплылось темное пятно. Похоже на синяк, но она могла ошибиться.

Манекеник радостно ей улыбался:

— Привет, сладенькая… Элли! Тебя ведь зовут Элли, верно? Как хорошо, что я тебя встретил!

Элли задрожала от звука его голоса.

Она вспомнила рассказ Фабианы, что Манекеник повинен в пропаже детей, фотографии которых развешаны на заборе возле «Соленого петуха». Последний раз она видела его внутри кафе, а теперь повстречала в этом неожиданном месте.

— Как дела? — спросил Корасау как ни в чем не бывало. Словно они сидели и болтали на лавочке в сквере, как дна старых друга. Словно один из них не был пристегнут к медицинской каталке ремнями для буйнопомешанных. — Гуляешь, да? Я бы не стал тут гулять. Здесь полным-полно микробов, не заметишь, как нахватаешь полный комплект.

Элли не хотела на него смотреть.

— Эй! Элли! Ты что, испугалась? Не бойся. Я играю в одну игру. Я должен был досчитать до десяти, открыть глаза и искать своих друзей. Только они забыли развязать меня, перед тем как спрятались…

Он с опаской посмотрел на кафельную стену, за которой, по разумению Элли, должны находиться чернозем парка и корни деревьев.

— Я даже боюсь, что они совсем забыли про меня! — В ею голосе прорезалась горечь. — Я останусь здесь на всю ночь, а мне нельзя на всю ночь, здесь могут водиться крысы. На крысах знаешь сколько микробов?

— С кем вы играете? — спросила Элли.

— Со слугами этой ведьмы! — Его лицо исказила злоба. Но потом на нем появилась заискивающая улыбка. Бесцветные глаза повернулись на Элли. — Сладенькая девочка. Умничка! Я вижу по лицу, что у тебя очень доброе сердце. Сладенькая, ты ведь не бросишь в беде старого друга? Ведь не бросишь? Развяжи этот ремешок… всего один ремешок, а дальше я сам…

Взгляд Элли невольно упал на ремни, затянутые настолько туго, что они буквально вонзились в тело и конечности. Даже если бы она захотела распустить их, у нее не хватило бы сил.

Только она вообще боялась дотронуться до Манекеника.

Он вдруг захныкал как ребенок:

— Меня уда-а-арили! Прямо в глаз, и лицо расцарапали. А в ранку могут попасть микробы. Начнется инфекция, может, опухоль мозга!