Ночь пяти стихий - Илья Стальнов

– Душа человека не принадлежит никому.

– Картанаг ничего не знает о том, когда Ты найдешь Саамарит. И где он находится. И теперь не узнает.

– Узнает, – возразил Видящий маг.

– Как? У него есть уши, кроме меня, в твоем замке?

– Нет. Он узнает все от тебя.

– Да отсохнет мой язык!

– Ты служишь теперь мне. И я приказываю тебе. Только не передавай наш разговор.

– Повинуюсь.

Шпион покинул лабораторию.

– Что ты задумал, учитель?

– Картанаг так хотел увидеть явление Саамарита. Так пусть он полюбуется им!

РУСЬ. ГОСУДАРЕВ ЧЕЛОВЕК

– Открывай быстрее!

Стрелец в богатых одеждах, с дорогой, отделанной каменьями саблей на боку, заколотил ногой в ворота. Из дверей терема выглянул испуганный старик-ключник, подбежал к воротам, посмотрел в щелку между створками и крикнул:

– Дома никого нету. Староста по делам ушел, а женушка его с детишками к самому воеводе в гости отправилась.

– Ты чего, пустомеля, посланника из самой Москвы, из разбойного приказа, пустить не хочешь? Да тебя хозяин как Сидорову козу выдерет!

Ключник почесал в затылке.

– А где ж это видно, что ты из самой Москвы посланник?

– Дурак, а кафтан у кого такой бывает? У разбойника или у человека государева?

– Так кафтан кафтаном, – ключник все-таки распахнул калитку и теперь стоял перед гостем, критически и бесцеремонно разглядывая его.

– А что? – стрелец вытащил из кармана сложенную бумагу. – Смотри, не государева ли печать?

Ключник потянулся к бумаге, но стрелец хлопнул его по рукам ладонью.

– Куда грязные лапы к важной бумаге тянешь?

– Ну, ежели правда печать… Ладно, заходь. В доме было пусто. Обычно здесь толпилась дворня и стрельцы, но слуг губной староста по воеводину приказу, дабы показать пример другим и избежать злословия, выслал на городские работы, стрельцы же отправились бороться, не щадя живота своего, с разбойниками.

Довольно бесцеремонно гость уселся на лавку и повелительно произнес:

– Прикажи соорудить поесть.

– Счас сделаем, – ключник был недоволен тем, что незнакомец распоряжается в чужом доме, как в своем собственном. Корми теперь его, пои, одни расходы. Но хозяин уж больно крут, и если жалоба от важного государева человека на плохое обращение поступит, задаст по первое число.

Отведав пирога, холодной телятины, прихлебнув немного вина, не обременяя себя излишним чревоугодием, гость отодвинул кувшин и, зевнув, произнес;

– Поведай теперь, что в вашем медвежьем углу делается.

– Так как рассказать-то? – пожал плечами ключник. – Живем и живем.

– Ну и Тьмутаракань. Скучно тут, наверное, губному старосте приходится. Одно мужичье вокруг. И поговорить не с кем. Небось и грамоте никто не обучен…

– Это ты зря, – обиделся ключник. – Вон у нас в доме даже дьяк живет. Не хуже ваших московских наукам обучен.

– Зови его. Может, хоть с ним умным словечком перемолвлюсь.

Заспанный и растерянный дьячок спустился со второго этажа без большой охоты – меньше всего ему хотелось развлекать заезжего столичного гуся. Но, увидев на столе еду и выпивку, просветлел ликом, справедливо надеясь на то, что и ему что-то перепадет. Стрелец понял его желание и снисходительно махнул рукой:

– Садись, ешь, пей.

Дьячок сед, тут же отломил большой кус пирога, откромсал телятины и пододвинул к себе кувшин. Ключник недовольно поморщился, но как возразить такому важному гостю?

– Дьяк, может, ты хоть толком объяснишь, что у вас за жизнь тут, – произнес гость.

– Жизнь спокойна, степенна, – важно начал рассказ дьяк, утираясь рукавом. – Вон, собор новой жестью покрыли. Ни болезней, ни мора, виды на урожай хорошие. Народ тихий, спокойный, по Божьим законам живет. Вот только пошаливает иногда в лесах да на дорогах рвань разбойничья, но это же везде так.

– Да уж, – кивнул стрелец с пониманием. – Особенно после лихолетья много их развелось. Налетели как саранча, опустошают все, и казне государевой от лихих людей один убыток. Но по Руси мы их подвывели немного. А где воеводы и губные старосты мышей не ловят – там сегодня лиходеи себя вольготно чувствуют. Око государево и рука его жестокая не везде простираются.

– У нас воевода и староста сил на это не жалеют. Да как их, окаянных, выловишь? Как мыши – сгрызут добро и сразу врассыпную по щелям… Бог с ними. Поведай лучше, как там у вас в первопрестольной. Особенно с жизнью духовной.

– Да так… Вот собор новый закончили возводить около Кремля. Да нас этим не удивишь. Столько церквей понастроили! Этот собор, правда, богатства неописуемого…

– Вот бы полюбоваться, – дьяку стало вдруг досадно, что живет он на самом отшибе и видом не видывал не только чужих земель, но даже земли русской. Не видел тех грандиозных церквей и соборов, белокаменных величественных зданий, которыми славна не только Москва, но и многие другие города. Обидно, что за окном закопченные избы, крепостная стена, необразованные, бедно одетые крестьяне. Скука и тоска – опостылевшие разговоры, ленивые ученики. Будто нет на земле большого, кипящего бурными страстями мира… И нет никаких возможностей выбраться из этой ямы наверх, к свету, наполнить свою жизнь чем-то достойным и интересным.

– А чем ты здесь занят? – снова зевнув, равнодушно и без интереса осведомился гость.

– Сына Старостина слову Божьему обучаю. Книги умные с ним читаю.

– Книги? – встрепенулся гость. – Люблю их собирать, а особенно умному слову, написанному там, внимать. Хотя откуда в такой глухомани умным книгам быть?

– У губного старосты такие книги имеются, какие и в Москве не грех показать, – горячо возразил дьяк.

– Да? А мне можешь их показать?

– А почему не могу? – дьяк встал.

– Пойдем провожу, – поднялся славки и ключник.

– Ты лучше еще о браге позаботься, – отмахнулся от него, как от назойливой мухи, стрелец.

Дьяк провел гостя по скрипучей, с растрескавшимися досками лестнице на второй этаж. В помещении, в углу которого занимался дьяк со Старостиным сыном грамотой, сейчас никого не было.

– Вот, – дьяк взял с полки тяжелый том «Апостола», погладил пальцами серебро и каменья на окладе, потом протянул книгу гостю.

Тот бережно взял ее, зачитал вслух несколько слов, показав тем самым, что на самом деле обучен грамоте, а не только бахвалится.

– Ну как? – спросил дьяк.

– Хорошая книга. Я пока почитаю ее, а ты спустись, прикажи, чтобы еще мяса и вина подали.

Дьяк поспешно направился к лестнице и скрылся из вида. Оставшись один, гость принялся лихорадочно листать книгу. Наконец, найдя нужное место, безжалостно вырвал пару листов, сложил их вчетверо и положил за пазуху.

– Уже подали, – сказал вернувшийся дьяк.

– Хорошо… Да, порадовал ты меня этой книгой. Люблю, – сказал стрелец и положил «Апостол» на полку.

– Редкий экземпляр, – воодушевленный похвалой, улыбнулся дьяк. – А вот этот стих апостольский вообще редко встречается, поверь.

Он потянулся за книгой и начал просматривать ее, ища редкий стих, который непременно хотел зачитать гостю, который так любит писаное слово.

– Да не к спеху, – отмахнулся стрелец. – Пойдем, надо бы еще выпить.

– Нет, тебе, как человеку сведущему, будет интересно. Да я быстро. Тут и произошло то, чего боялся гость.

– Ух ты, а кто же страницы выдрал?

Дьяк подозрительно посмотрел на стрельца. Он чего-то еще хотел сказать, но сильная рука зажала ему рот… На красном стрелецком сукне красная кровь видна плохо. Да и бил гость аккуратно ножом в горло, чтобы не запачкать свой кафтан. Попридержав тело, он осторожно опустил его на пол, вытер о шитый наоконник нож, пнул ногой труп, проверяя, не теплится ли еще в нем жизнь, потом, удовлетворенный своей работой, отправился вниз.

На столе появились новые кувшинчики с горячительными напитками.

– Пусть стоит все, – повелительно проговорил гость. – Я сейчас до воеводы дойду, но скоро вернусь. Тогда и докушаем. Ясно?

– Как Божий день, – буркнул ключник. Стрелец неторопливо вышел за ворота и быстрым шагом направился прочь. Вскоре Роман сидел на коряге в лесу и дрожащими от волнения пальцами разглаживал на коленке мятые листы.

АТЛАНТИДА. ПРЕДЧУВСТВИЕ НОЧИ

– Мой Император, – произнес Картанаг с грустью. – Сон мой ночью был плох.

– Из-за чего? – заинтересовался Император, который обожал разговоры о здоровье.

– Я проснулся от того, что едкий запах щекотал мне ноздри, – Картанаг присел на подушки рядом с ложем Императора и покачал головой.

– Что за запах? – спросил заинтригованный Император.

– Это запах злобных проклятий, черных мыслей. Император привстал на ложе, отодвинул рукой рабыню, массировавшую его толстую шею.

– Кто так смердит?

– Те, кого ты пригрел на своей груди и кому дарил долгие годы любовь, ласку. Те, кого ты щедро одаривал своей доброй милостью.

– Принц?

– Принц. И Видящий маг.