Валдар Много-раз-рожденный. Семь эпох жизни (ЛП) - Гриффит Джордж

На следующее утро старый Ивар рассказал историю Лилии Бренды. О том, как ведьма нашла прелестную улыбающуюся девочку, завернутую в шелк и тонкое полотно, в чудесной колыбели, сделанной в виде ладьи викингов. Колыбель приплыла к берегу фьорда, у которого стоял бург Ивара, и ведьма принесла девочку и положила ему на колени, когда Ивар сидел на высоком троне, пируя с ярлами и берсеркерами, и предсказала, что под его опекой она вырастет самой прекрасной женщиной во всей Скандинавии, и что воин придет из далеких морей и назовет ее своей, и отправится вместе с ней, чтобы свершить свою и ее судьбу под солнцем, сияющим над далекими землями.

— А этот человек, может быть, ты, Валдар! — закончил он свой рассказ. — Но если это так, то предупреждаю, что тебе придется пройти через суровые испытания и совершить доблестные подвиги, прежде чем Лилия Бренда вложит свою руку в твою и пойдет за тобой, куда ты поведешь.

— Если Бренда действительно та, чья судьба до сих пор так удивительно связана с моей, — ответил я, — то не будет ни одного испытания, которое может выдержать человек, и никакого дела, которое он может совершить, за которое я не возьмусь, чтобы завоевать ее сейчас, как я завоевывал ее прежде в прошлые века и дни, которые забыты!

— Хорошо сказано! — ответил он. — И пусть ты найдешь в ней все, чего желает твое сердце! А теперь, Валдар, что скажешь? Лето еще только начинается, и когда мы продадим наш груз в Венеции, наши корабли станут легкими, хотя наши кошели станут довольно тяжелы. Чего ты хочешь, чтобы мы поискали еще добычи на море или направились на север со всей возможной скоростью?

— На север! — воскликнул я. — И со всей быстротой, на какую только способны весла и паруса! И если команды кораблей будут переживать по поводу количества добычи, то, когда мы доберемся до Венеции, я дам им золотых и серебряных монет, таких, какие в ходу в эти дни, трижды от той цены, которую они могли бы добыть за целое лето, сражаясь мечом и топором, и думаю, что это всего лишь небольшая цена за то, чтобы не терять время на дорогу домой и к Бренде.

— Значит, ты так богат? — спросил он с улыбкой. — И ты открыл тайну, как переносить свои сокровища из одного века в другой?

— Нет, — ответил я, — не открыл. Я оставил там, в Сирии, Персии и Египте много тысяч добрых золотых монет, всю хорошую добычу, честно взятую мечом и копьем, и все же я достаточно богат, чтобы сделать то, о чем говорю, как ты увидишь в Венеции.

Вот так, беседуя об этом и многом другом, что происходило в мире, в котором я снова был чужаком, мы плыли с попутным ветром по гладкому морю, пока не достигли этого пышного, гордого, великолепного «города вод», расположенного на тысяче островов. Такого чуда красоты и удивительного величия даже я никогда не видел за все мои скитания.

Там мы продали наши товары, и там же я нашел несколько евреев и лангобардов, которые были финикийцами этих более поздних дней. Не буду утомлять вас рассказами о том, как они пытались обмануть меня в соответствии с обычаями своего племени, и как я ругался с ними на старом добром арамейском и латыни времен Августа, и рассказывал им такие удивительные вещи о старом Тире и Риме, Иерусалиме и Александрии, что в конце концов я запугал их до некоторой степени честности, и за горсть моих драгоценных камней они дали мне такую цену в золотых и серебряных монетах и слитках, что потребовалось шесть крепких парней, чтобы отнести сокровища на наши корабли, и еще пятьсот в качестве стражи, чтобы показать добрым венецианцам, что мы хотели бы забрать свое без всяких налогов или пошлин, кроме тех, что мы можем оплатить топором и мечом.

На следующий день меня посетила другая интересная фантазия. Из рассказов старого Ивара я уже знал, что нынешний мир так же любит воевать, как и прежний, и что войны идут почти повсюду от скалистых берегов его родной Скандинавии до обжигающих песков Сирии, где огромное христианское воинство во главе с могущественными королями и принцами пытается отвоевать у ислама тот священный город, в который я в последний раз въехал верхом бок о бок с рыжим верблюдом Умара.

Тогда я взял еще одну пригоршню сокровищ Пиопи и вернулся в город с пятью сотнями самых крепких наших товарищей, и там, купив и обменяв, я снабдил их лучшими доспехами из миланской стали и лучшим оружием, какое только можно было купить за золото, а затем мы промаршировали обратно на корабли — блестящие и сверкающие сталью, золотом и серебром — самый роскошный отряд морских разбойников, который когда-либо видел мир.

И снова я вернулся к евреям и оружейникам и на этот раз с любовью выбрал самый изящный доспех из колец и пластин, инкрустированных золотом, с посеребренным щитом и позолоченным шлемом с белым плюмажем и латный нагрудник в тон, и самое красивое оружие, которое когда-либо делали искусные мастера Италии и Испании, не для меня, как вы догадались, но для цели, которая, без сомнения, вам ясна.

Когда мы снова вышли в море, я заставил старого Ивара, хотя и против его воли, добавить мое золото и серебро к общему сокровищу, которое, согласно обычаю, должно было быть разделено по рангу и службе после возвращения домой, и это вызвало у всех истовое желание как можно скорее добраться до дома. Поэтому мы плыли дальше по голубой Адриатике и по Внутреннему морю спокойно и благополучно, высаживаясь то тут, то там, когда вздумалось или когда красота земли звала нас, то на пир, то на схватку (просто чтобы держать себя в форме) с теми, кто считал, что у них больше прав на их собственность, чем у нас.

Проходя мимо скалы Тарик, которую вы теперь называете Гибралтаром, мы наткнулись на эскадру мавританских галер, чей адмирал хотел взять с нас дань, и он получил ее таким образом, что, прежде чем мы отдали ему все, что хотели, он был рад уйти с дюжиной изуродованных галер и ополовиненным экипажем, лишь бы оставить окончательный расчет до другого раза, в то время как мы взяли те из другой части его кораблей, которые могли плыть, и увели их с собой на север, хорошо нагруженные рабами и добычей.

Это было наше последнее приключение, а затем мы только наблюдали, как день за днем солнце опускается ниже, а ночь за ночью северные звезды поднимаются выше, и, наконец, однажды утром, когда над гладким и почти безветренным морем поднимался рассвет, я поднялся на бак «Морского ястреба» и увидел перед собой длинную темную береговую линию из черных и сине-серых гор, нагроможденных друг на друга, как будто только что возникших из первобытного хаоса, выбросивших острые пики и вершины скал высоко в спокойный, чистый воздух над белыми снежными пятнами и зелеными сверкающими ледяными полями, которые вспыхивали в лучах только что взошедшего солнца примерно на середине высоты.

Радостный крик «Родина! Родина!» перелетал с корабля на корабль, и после того, как был подан и быстро съеден завтрак, все матросы занялись уборкой кораблей и приведением их в праздничный вид, а потом были вынуты и начищены оружие и кольчуги, а наряды из шелка и золотой ткани были приготовлены для прекрасных плеч, которые они вскоре должны были украсить.

Едва закончили с этим, как открылись длинные низкие скалистые стены, и мы увидели вдали ярко-голубые просторы, зеленые пастбища и желтые поля с созревающим урожаем, а среди них причудливые, весело раскрашенные крыши и фасады красивых домов, а над всем этим величественный бург, с самой высокой башни которого развевался широкий драконий флаг Ивара.

На мачты были подняты белые мирные сигнальные щиты, и каждый, кто мог сесть на весельную скамью или ухватиться за весло, с радостным усердием принялся за работу, и началась гонка «кто быстрее доберется до берега». Весла стонали и гнулись, огромные ладьи почти наполовину вытягивались из вспенившейся воды фьорда. То один корабль вырывался вперед, то другой. Гребцы вкладывали каждую унцию силы могучих мускулов в веселую работу, а капитаны и рулевые подбадривали их и кричали то радостно, то яростно, когда их корабль шел впереди или отставал от соперников по обе стороны.