Delirium/Делириум - Лорен Оливер

И вскоре — слишком скоро! — я уже дома, и шепчу: «До свиданья!» — и чувствую, как его губы легко, словно ветерок, касаются моих в последний раз.

Затем я прокрадываюсь в дом и поднимаюсь по лестнице в свою спальню. Лежу в постели, ворочаясь, не находя себе места, уже тоскуя по Алексу, и довольно скоро ко мне приходит осознание того, что все: и моя тётя, и учителя, и учёные — все абсолютно правы насчёт deliria. Я лежу с болью в груди, корчась всем телом, и желание горит во мне с такой силой, что кажется, будто мои внутренности рассекает бритва. И всё, о чём я могу думать, это: «Она убьёт меня, она убьёт меня, она убьёт меня. Ну и пусть».

Глава 15

И последними создал Господь Адама и Еву, чтобы жили они счастливо как муж с женою, вечные супруги. И жили они мирно в прекрасном саду, полном высоких, статных деревьев, стоящих стройными рядами, и добрые животные прислуживали им. И был ум их чист и незапятнан, будто небеса, что возвышались над головами их, словно синие купола. И бежали от них болезни, и горести, и желания. И не было в них мечтаний бесполезных, и не было в них таковых же вопросов. И каждое утро просыпались они обновлёнными словно вновь народившиеся дети. И хоть было всё неизменно, но всё время обновлялось. И было всё это хорошо.

— Из Книги д-ра философии Стивена Хораса «Бытие: Всеобщая история мира и известной Вселенной», изд-во Гарвардского университета.

На следующее утро, в субботу, я просыпаюсь с мыслью об Алексе. Сбрасываю ноги с кровати и... Всё тело пронзает острая боль. Поддёрнув пижамную штанину, вижу на повязке, сделанной Алексом из собственной рубашки, небольшое красное пятно. Знаю — надо бы промыть рану и сменить повязку, но меня в дрожь бросает при мысли, что тогда придётся взглянуть на рану. Воспоминания о минувшей ночи — все эти вопли, давка, рычание собак, свист рассекаемого смертоносными дубинками воздуха — находит ошеломляющей волной, и меня едва не выворачивает. Но через мгновение головокружение отступает, и на мысль приходит Ханна.

Телефон стоит на кухне. Тётушка моет посуду и, когда я схожу с лестницы, бросает на меня слегка удивлённый взгляд. Краем глаза успеваю ухватить своё отражение в зеркале, висящем в холле. М-да, ну и видок. Лохмы всклокочены, под глазами мешки... Удивительно, как я вообще могу кому-то нравиться.

Но вот нравлюсь же! От мысли об Алексе всё вокруг словно озаряется золотым сиянием.

— Ты бы поторопилась, — ворчит Кэрол. — Опоздаешь на работу. Я как раз собиралась идти тебя будить.

— Мне только нужно позвонить Ханне.

Я вытягиваю телефонный шнур на всю длину и забиваюсь в кладовку, надеясь, что здесь мне никто не помешает.

Сначала пробую дозвониться по домашнему. Один, два, три, четыре, пять звонков. Потом включается автоответчик: «Вы звоните в резиденцию семьи Тэйт. Пожалуйста, оставьте ваше сообщение. Оно не должно превышать двух минут...»

Быстренько кладу трубку. Набираю номер Ханниного мобильного. Пальцы трясутся так, что всё время попадаю не по тем кнопкам. И здесь автоответчик.

Слышу знакомое приветствие — оно такое же, как всегда: «Привет, жаль я не могу взять трубку. А может, и не жаль — зависит от того, кто звонит!» Слышно, что она еле сдерживается, чтобы не расхохотаться. От звука этого голоса — такого родного, такого привычного — у меня начинает сосать под ложечкой. Так бывает, когда внезапно вспоминаешь о месте, о котором давно не думал, но где тебе было когда-то хорошо. Помню день, когда она сделала эту запись. Мы тогда сидели после школы в её комнате, и она перебрала по крайней мере миллион различных приветствий, прежде чем остановилась на нынешнем. Мне стало скучно, и всякий раз, когда она хотела попробовать «ну ещё вот это, последнее-распоследнее!», я шлёпала её подушкой по спине.

— Ханна, перезвони мне, — как можно тише говорю я в трубку, на сто процентов уверенная, что тётя прислушивается. — Я сегодня работаю. Ты не могла бы заскочить ко мне в магазин?

Вешаю трубку с чувством неудовлетворённости и вины: пока я прошлой ночью сидела с Алексом в лесном сарае, подруга, возможно, ранена или попала в неприятности. Я обязана была вылезти из кожи вон, но найти её!

Поднимаясь по лестнице, чтобы собраться на работу, слышу резкий окрик из кухни:

— Лина!

— Да?

Тётя делает несколько шагов вперёд, и что-то в выражении её лица вселяет в меня тревогу.

— Ты что — хромаешь?

А я-то изо всех сил старалась ходить нормально! Отвожу глаза в сторону — так легче врать:

— Да нет вроде...

— Не лги мне! — В её голосе звучит лёд. — Думаешь, я не знаю, в чём тут дело? Прекрасно знаю!

На одну ужасную секунду я воображаю, что сейчас она заставит меня подвернуть пижамную штанину и сообщит, что ей всё известно о моей ночной вылазке. Но тут она говорит:

— Небось, опять бегала? Я же тебе запретила!

— Только один раз, — с облегчением выпаливаю я. — Кажется, я подвернула лодыжку.

Кэрол с осуждением качает головой.

— Как не стыдно, Лина. Не представляю, когда ты перестала слушаться меня. Уж кто-кто, но ты... — Она красноречиво замолкает. — Ну, да ладно. Всего пять недель, ведь так? И со всеми этими выходками будет покончено.

— Да, будет покончено, — вымученно улыбаюсь я.

Всё утро я мечусь между беспокойством о Ханне и мыслями об Алексе. Дважды пробиваю не ту сумму на кассе и вынуждена просить Джеда, управляющего, подойти и исправить мою ошибку. Вслед за этим опрокидываю на пол всю полку с замороженными полуфабрикатами и ставлю не тот ценник на дюжину упаковок творога. Слава Богу, дядюшки нет в магазине — он занят оформлением заказов на поставки, так что мы с Джедом управляемся одни. Поскольку Джед обычно не удостаивает меня взглядом, а разговаривает так и вообще одними междометиями, то я уверена, что он даже не заметит, в какую рассеянную, неуклюжую растяпу я превратилась.

Я прекрасно понимаю, в чём проблема. Дезориентация, рассеянность, трудности с концентрацией внимания — все хрестоматийные признаки Первой Фазы deliria. Но мне до лампочки. Если б, например, при воспалении лёгких было так же хорошо, то я согласна хоть всю зиму простоять в сугробе без пальто и босиком. Или отправиться в больницу и перецеловать там всех больных пневмонией.

Я рассказала Алексу о своём рабочем расписании, и мы договорились встретиться на Бэк Коув сразу же после окончания моей смены, в шесть часов. Клянусь, в жизни ещё время не тянулось так медленно! Похоже, что каждой секунде необходимо как следует наподдавать под зад, чтобы она уступила место следующей. Было бы не плохо, если бы стрелки на часах хоть немножко поторопились, но, похоже, они решили надо мной как следует поизмываться и еле-еле подползают к полудню. Тупо слежу глазами за покупательницей, которая стоит в узком проходе между рядами с (якобы) свежими овощами и ковыряется в носу. Смотрю на часы. Опять смотрю на покупательницу. Снова на часы — секундная стрелка не двинулась с места. Во мне поднимается страх, что время вообще остановилось, и эта бабища навсегда застыла перед лотком с вялым салатом, глубоко зарывшись мизинцем в правую ноздрю.