У нас будет ребёнок! (сборник) - Улья Нова

Лиза и Таня совсем разные по типу внешности, темпераменту, интересам, способностям, но при всей разности сестры всегда были удивительно близки.

И еще младшая – Софья. Соня появилась в их семье шесть лет назад.

… Роды у Сониной матери принимала Мария. Роды были сложные – пациентка с патологией, ребенок родился слабенький, тем не менее, все закончилось хорошо. А через несколько дней доктор Арсеньева узнала, что та роженица отказывается от ребенка. Мария пришла к девушке в палату, долго разговаривала с ней, убеждала, упрашивала. А потом в какой-то миг устала, споткнулась о холодные, пустые глаза этой юной девицы и поняла, что там – стена, о которую разобьются все ее увещевания и доводы. «Тогда пиши отказ». Девица с готовностью подписала документы (позже, узнав, что Сонина биологическая мать вскоре уехала из города, Мария подумала, что это к лучшему). А затем что-то заставило Марию зайти в детское отделение и отыскать Соню. «Эй!» – тихо позвала Мария, и Соня вдруг открыла глаза и осмысленно – глазами – ей ответила.

В тот день, придя домой, Мария сказала Леше:

«У нас будет ребенок. Дочь. Родилась пять дней назад. Зовут Соней». И – как было всегда – Леша ее поддержал.

Ее вообще никто не отговаривал. Ни Вера, ни Таня. Только лучшая подруга Нина Завьялова, узнав о ее решении, серьезно спросила:

– Справишься?

Мария кивнула:

– Да.

Хотя страхи у нее, конечно, были, что скрывать… Понятное дело, что с приемным ребенком сложно, и ответственность перед ним больше, чем перед родным. От родного можно что-то требовать, родного можно ругать, а приемного? Сразу кольнет – вот ругаешь, потому что не родной, значит, не любишь?! Но эти сомнения и страхи быстро рассеялись, потому что Соня как-то сразу стала родной – без вариантов. Вообще сомневаться и чересчур много размышлять было некогда. У Сони сразу вскрылось столько серьезных болячек, что Марии и впрямь было некогда думать, кто кому родной и кому кем приходится, – надо было спасать ребенка. А потом, когда все как-то выровнялось и Соня выздоровела, уже было все равно. Мария знала, что у нее трое детей, а все прочее – неважно. И Алексей любил всех трех одинаково.

Соня – ее солнечный яркий апельсин, девочка-радость. Веселая, озорная, фантазерка, придумщица. У Сони огненно-рыжие волосы и яркие, голубые глаза. Соня любит говорить, что у нее глаза – как у неба.

Три дочери… И все росли в любви. Мария с Лешей считали, что дочерей надо баловать – никто ведь не знает, что их ждет впереди, какая им уготована судьба, поэтому пусть родительская любовь станет для них какой-то «подушкой безопасности» в будущем. И вообще – любви много не бывает. Леша так и говорил – нельзя избаловать любовью.

«Три прекрасные дочери – ты счастливая, Маша! – написал Гера. – И твой муж – счастливый человек…» Маша замерла. В ответном письме написала: «Я – вдова, Гера. Мой муж Алексей умер три года назад».

…Леша умер от сердечного приступа. У него была тяжелая операция – провел шесть часов на ногах. Ей потом сказали, что он еще в операционной почувствовал себя нехорошо, но продолжал оперировать. Умер по дороге домой. Скольких людей спас, а его – не смогли. Ему было всего сорок семь.

Через год после смерти Леши умерла Вера.

Марии казалось, что она осталась совсем одна. Хотя, как одна, а дети? Ради них надо было держаться, продолжать жить. И Мария зажала боль внутри, так глубоко, чтобы она не мешала ей жить. Жить ради детей.

Этого вопроса она боялась, потому что предполагала ответ, но не спросить не могла. «Гера, что случилось с моей собакой?»

…Мухтара Мария подобрала щенком на улице. Поглядев на тощего, нескладного щенка, Ирина вздохнула:

– Сомнительное приобретение! Ладно, такие, наверное, тоже для чего-то нужны.

Заметив, что в уголках маминых губ мелькнула улыбка, Мария поняла – Мухтар остается в их доме.

Мухтар был черный, кудлатый, смешной, добродушный. Умный. Морда – ершиком, хвост – бубликом, глаза – коричневые пуговицы, длинные ресницы. «Ресницы – гордость собаки!» – однажды сказала мама, и Мария засмеялась. За хозяйками Мухтар ходил как хвостик: куда они – туда и он.

Он и в тот день бросился за ними… У Марии до сих пор стоит в глазах эта картина – Мухтар изо всех сил бежит за машиной Давида. Бежит уже двадцать с лишним лет.

Больше собак у Марии не было – она не могла забыть своего Мухтара.

«Прости, Маша, мы не сберегли твоего Мухтара, – написал Гера. – Он тебя очень ждал, тосковал, до последнего – ждал…»

Прочитав, Мария задохнулась от какой-то разрывающей напополам боли. Слезы хлынули волной. Почему, зачем, кому было нужно вырвать с корнем их жизни?! Когда-то, незадолго до рождения Тани, Мария задала этот вопрос маме. Выкрикнула громко, со слезами. Выкрик боли – упрек мирозданию. Почему? Зачем? Мамин ответ был коротким, как вздох: «Война…»

… – Мама! – Соня требовательно потрясла Марию за плечо.

Мария вытерла слезы.

– Да, Соня?

Соня – две рыжие тугие косички, платье в горошек и очень серьезный взгляд – пристрастно оглядела мать и неодобрительно заметила:

– Ты все время садишься за компьютер, а потом ревешь! – И покровительственным тоном (какой Соня вообще обожала) спросила: – Что случилось?

– Война, – сказала Маша.

– А что это? – в голубых, цвета неба, Сониных глазах отразилось удивление.

…Война – это осиротевшие дети, брошенные животные, опустевшие дома, боль и кровь, крушение жизни – под откос. Война – это город, который ты любил, где ты был счастлив, в котором ты хотел прожить всю жизнь и в который теперь невозможно вернуться.

Много раз за эти годы Марии снилось, что она возвращается в их город. Почему-то всегда – морем. Сходит с корабля и бежит по набережной, улочкам, туда – к дому Геры. А дальше все происходило по-разному, в хорошем сне – ей удавалось встретиться с Герой (и день после такого сна был хорошим – верная примета), но иногда сон заканчивался страшно: подбежав к дому, Мария видела на его месте черную воронку – и просыпалась в холодном поту. И день потом был обязательно с неприятностями.

Она ждала этого и боялась. И через месяц, в августе, в телефонном разговоре Гера сказал:

– Маша, я хочу тебя увидеть. Нам нужно встретиться. Можно я приеду?

Мария вздрогнула: встретиться?! И сказала ему, что должна подумать.

…Были сомнения, страх (узнают ли они друг друга, как пройдет эта встреча, и главное – что потом?), и все-таки Мария решилась. Она должна увидеть его и сказать ему про Таню. Гера должен знать, что у него есть дочь.

Оставалось выбрать место встречи. Мария не была готова пригласить Геру к себе и предложила встретиться где-нибудь «на нейтральной территории». Конечно, она сразу подумала о Сухуми. Встретиться в Сухуми?

Должно быть, странно, но в ее представлении город их юности и любви навсегда остался необитаем, словно война уничтожила этот город – со всеми домами, садами, морем. Мысль о том, что там продолжается жизнь, зреют сады, наливаются солнцем мандарины, растут дети, целуются влюбленные, что туда снова приезжают туристы и плещется море, казалась Марии невероятной. В итоге она поняла, что поехать в Абхазию просто не сможет – больно.

«Тогда приезжай на Черное море в другой его части, – написал Гера. – Приезжай ко мне. Посмотришь, как я живу». Мария ответила, что приедет.

…Она рассматривала себя в зеркало – внимательно, оценивающе. Ну что, все, отцвела?! Усталое лицо, под глазами тени, и эти морщины в уголках губ так некстати. Но – стройная, подтянутая, что в целом отчасти спасает ситуацию (Мария мысленно поблагодарила себя за многолетнюю привычку к ежедневной гимнастике и долгим прогулкам). Страшнее всего для нее было бы увидеть разочарование в глазах Геры.

Уезжая, она оставила Соню на попечение Татьяны, которой полностью доверяла.

Крым. Наше время

Маленький, очень зеленый городок, чем-то похожий на Сухуми из детских воспоминаний Марии; впрочем, все приморские города неуловимо похожи друг на друга.

Увидев Геру, Мария внутренне ахнула. Был мальчик Гера – стал мужчина Георгий. Виски засеребрились, от глаз – лучи морщин. Загорелый, просто бронзовый (конечно – юг! Она и забыла, как быстро и легко здесь стать бронзовым); выглядит старше своих лет, но сухощавый, поджарый – в отца.

Неловкость первых минут быстро преодолели. Георгий улыбнулся:

– Ну что, идем к морю?

Море простиралось до горизонта. Мария обвела глазами эту сияющую на солнце волшебную синь и вздохнула:

– Здравствуй, море!

…Ее удивило, что Георгия в этом городе все знают; где бы они ни появлялись – с ним здоровались, в ресторане их угощали. «Маленький город – все друг с другом знакомы», – пояснил Георгий.

Гуляли, заходили в ресторанчики, ели мороженое на набережной (Мария подумала, что просто сидеть с близким человеком на набережной и есть мороженое – не меньшее чудо, чем увидеть на горизонте алые паруса). О прошлом, особенно о войне, не говорили. Мария боялась расспрашивать о страшных подробностях военного времени, хотя знала, что Георгий многое бы мог рассказать. Лишь однажды он вдруг не выдержал и с горечью обронил: «Как странно, Маша… Как будто ничего и не было. В нашем городе все зарастает лианами и забвением». А потом он рассказал, что когда был в Сухуми в последний раз, не сразу нашел могилу отца на кладбище – так заросла.