Лабиринт Ванзарова - Антон Чижъ
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ума сошли, Мочалов? – добродушно спросил Аполлон Григорьевич. – Кого арестовывать собрались? Это Ванзаров.
– Прошу не вмешиваться, господин Лебедев! – последовал окрик. – Иначе не посмотрю на ваши заслуги… Ванзаров, руки за спину… На выход…
Ротмистр расстегнул застежку кобуры. Чтобы не осталось сомнений в его решимости.
– Все хорошо, Аполлон Григорьевич, – сказал Ванзаров, сунув руки в карманы пальто. – Ротмистр выполняет приказ.
Следовало ожидать бурную тираду, но ее не последовало.
– Ну-ну, посмотрим, – бросил Лебедев и вышел из участка.
На улице ждала тюремная карета. Ванзаров залез внутрь, за ним последовали ротмистр и агент. Двое других разместились на козлах. Карета тронулась.
Сквозь решетку Офицерская улица выглядела непривычно. Ванзаров заметил пролетку, что подъехала и встала на другой стороне. В ней сидела дама. Она прятала лицо в ротонду шубы. Плотная вуаль не мешала узнать ее. Если бы охранка застала Адель Ионовну вместе с Ванзаровым… Последствия представить нетрудно.
Спасло чудо или спешка ротмистра.
56
Полковник Пирамидов выражал дружелюбие. Руки не подал, указал на стул перед его обширным письменным столом.
– Что же, господин Ванзаров, рад видеть вас, – сказал он вполне искренно.
Ванзаров не выразил ответных чувств. Их не было.
– Испытывая глубокое уважение к вам, – продолжил Пирамидов, – приказал вас не обыскивать.
– Вам известно, что я не ношу оружие.
– Разговор будет прямой и откровенный. Скажу просто: ваша игра закончена.
– Об этом мне ничего неизвестно, – ответил Ванзаров.
Пирамидову хотелось насладиться победой – полной, окончательной, долгожданной.
– Ваш заговор раскрыт и разоблачен. Вы обвиняетесь в государственном преступлении первой степени: попытке покушения на жизнь высших лиц империи.
– Имеете в виду князя Оболенского и вашего шефа?
Спокойствие чиновника сыска раздражало. Будто уверен в чем-то. Будто надеется на высокое заступничество. Зря надеется. В этот раз попался окончательно. Ничто не поможет, никакие ходатайства. Государственных преступников никто выгораживать не будет, какие бы услуги в прошлом ни оказал. Смягчит участь только правда: с кем был затеян заговор. Кто помогал, кто прикрывал, с какими целями. Если выложит как на духу, получит мягкий приговор и отправится на каторгу лет на десять. А вот его пособники легко не отделаются.
– Хорошо, что сами начали признаваться, господин Ванзаров.
– Это не признание, а уточняющий вопрос, господин полковник.
Нет, какой наглец. Как же хочется врезать по этой наглой физиономии. Рука так и зовет, так и тянет. Но нет, нельзя. Надо соблюдать правила игры, заранее выигранной.
– Вам ничто не мешает сделать признание.
Ванзаров как будто задумался, рассеянно поглядывая за спину полконника. Пирамидов невольно покосился. Ничего особенного, карта столицы во всю стену.
– Если вы уверены в моей вине, – проговорил арестованный, будто у них тут приятная беседа, – значит, у вас имеются показания, полностью изобличающие меня. Вопрос: кто их мог дать? К случаю, который вы упомянули, имеют отношение три личности, их я не смог разыскать. Доктора Охчинского можно исключить сразу. Бывший филер Почтовый ради прощения готов подписать любую ложь, но у вас его нет. Почему? Потому что он сейчас чрезвычайно занят. Некогда ему сидеть в камере и писать показания. Остается барышня, которая вас разыграла, изобразив жену вашего шефа. Это она дала на меня показания?
Пирамидов скрипнул зубами, но хладнокровие сохранил. Опасный соперник: умный и скользкий. Ум ему не поможет.
– Не притворяйтесь, Ванзаров, что вы ее не знаете.
– Предполагаю, кто она, но лично не имел чести встречаться.
Показное спокойствие. Держится уверенно. Отменный наглец. Полковник удержался, чтобы не ерзать на стуле. У него все козыри. Беспокоиться не о чем.
– Не ожидал, что опуститесь до примитивной лжи. Отняли у бедной актрисы паспорт и не знаете, как ее зовут. Недостойное поведение, Ванзаров. Умейте проигрывать с честью.
– Так она актриса. Какого театра?
Полковник заметил, что допрашивает не он, а его.
– Довольно ходить кругами, Ванзаров. Через час здесь появится свидетель, который на очной ставке подтвердит обвинения. Тогда для вас будет все кончено. Чтобы избежать позора, даю шанс сохранить лицо: вы пишете признательное показание. Тогда после очной ставки получите не обвинение, а всего лишь подтверждение фактов. Для суда это будет существенно. Сократите лишних пять лет каторги.
– Заманчивое предложение, господин полковник, – ответил Ванзаров так, будто сидел на веранде дачи, попивая с другом чай с вареньем.
Пирамидов успокоил себя тем, что посжимал кулак. Который просился в дело.
– Шутки кончены, Ванзаров. Жду ваше решение.
– Благодарю вас… Чтобы написать признание, должен знать, в чем меня обвиняют. Напоминаю, что любой обвиняемый имеет право ознакомиться с показаниями, данными против него.
– Желаете вызвать адвоката?
– Прошу предоставить письменные показания, данные против меня.
Очень хотелось запустить чернильным прибором. Или пресс-папье. Или наотмашь заехать папкой для докладов. Ничего такого позволить себе полковник не мог. Минута торжества отодвигалась. Всего лишь. Пусть покуражится напоследок.
– Пойду вам навстречу, Ванзаров.
Пирамидов нажал звонок. Ротмистру Мочалову было приказано отвести арестованного в ближнюю комнату. Дверь держать открытой, глаз с него не спускать.
57
Парадную дверь и лестницу Еремин держал под неусыпным наблюдением. Каждая дама замечалась и оценивалась. Филер сверял с памятью особенности фигуры и роста, которые не скрыть вуалью. Сравнивал, невзирая на возраст. Он очень старался. Старания пропадали зря. Дамы, как назло, не скрывали лиц, пребывали в прекрасном настроении, многие повеселились так, что опирались на руку спутников. Никто отдаленно не смахивал на чернявую красотку с перышком.
К полуночи Еремин утомился. Сменщика у него не было, впереди ночь долгая, подремать нельзя. Из ресторана долетали отзвуки чужого веселья, в холле и на лестнице безлюдно. Он вышел из гостиницы взбодриться, вдохнуть морозный воздух. Среди редких фонарей Исаакиевская площадь укуталась темнотой. Поблизости дремала парочка извозчиков.
Еремин прикинул: момент подходящий, чтобы перехватить в буфете холодные закуски, пропустить рюмку и назад. Надо же силы подкрепить. И он отправился в ресторан, как раз когда швейцар распахнул парадную дверь, впуская гостя с кожаным чемоданом. Господин в теплом пальто и дорожной шапке с опущенными ушами боялся мороза: пол-лица скрывалось под шарфом. Он не спеша поднялся на второй этаж, проверил пустующий коридор, отпер ключом номер 202 и плотно затворил дверь.
Вспыхнул свет, и он увидел наставленный револьвер.
– Руки вверх!
– Батюшки! – вскрикнул гость, выронил чемодан и задрал руки так, будто хотел достать до потолка. – Да что же такое? Это что же творится в столице?
Филер Попков распоряжение помнил: должен дать тревожный свисток, чтобы засада из 205-го пришла на помощь. Но время позднее, а вошедший не представлял опасности. Чего зря людей тормошить.
– Кто такой? – спросил филер, держа под прицелом.
– Приезжий, изволите знать… Приехал из Саратова на праздник к родным… Только с поезда… Поселился в «Англии»… И тут такие страсти… Ой, батюшки, – говорил он, умильно окая и вытягивая руки до невозможности. Что казалось забавным.
– Как зовут?
– Перепелкин, Тихон Ефимыч… Мы… Торговля рыбой и икрой… Товар свежайший, качество отменное… В столицу есть намерения возить… Напугали так, что сердце чуть не выпрыгнуло… Что же это творится…
Саратовец казался мирным обывателем. Попков еще терялся в сомнениях.
– Как в номере оказались?
– Как положено: заплатил, поселился… Портье ключ выдал от двести четвертого.
– Это двести второй.
– Ох, батюшки, огляделся… Устал с дороги… Простите сердечно… Так обмишурился… Совсем запутался в столице…
Все объяснилось: провинциальный простофиля перепутал номер. Хорошо, что тревогу не поднял. Попков еще подумал: наверно, в гостинице ключи подходят ко всем дверям. В отчете надо указать фамилию постояльца из 204-го, Курочкин непременно спросит.
– Паспорт имеется? – напустил строгости филер.
– Паспорт? А как же… Как без паспорта в столицу ехать. Не положено.
– Показывайте.
– Не могу.
– Это почему?
– Руки подняты…
– Так опустите уже, – сказал Попков, отводя ствол револьвера.
Гость саратовский засопел, полез в пальто, из глубин вынул паспортную книжечку, вежливо протянул.
– Извольте, господин хороший.
Сделав три шага, Попков взял паспорт.
Раскрыть не успел и не понял, что случилось. Внезапная сила сбила с ног, повалила на пол, придавила так, что ни шевельнуться, ни вздохнуть. Револьвер выпал. Горло надавило лезвие.
– Тихо, филер, тихо, – проговорил вроде тот же, но уже другой голос, без дурашливости и провинциального говорка. – Резать могу долго… Нам никто не помешает. Рыпаться будешь?
Горло Попкова издало булькающий звук.
– Вот и хорошо… Как звать?
– Поп… ков… – смог пробормотать придушенный.
– Попков…
