Полет шершня - Кен Фоллетт

Пункт о том, что датчане, нелегально проникшие в Швецию, подлежат аресту, входил в соглашение о нейтралитете, которое шведское правительство заключило с гитлеровской Германией.

– Рискнуть я не прочь, но действовать нужно наверняка, – вздохнул Харальд.

– Должен же быть способ… А как собирался сделать это сам Арне?

– Не знаю, он мне не сказал.

– Это неправильно.

– Пожалуй. Если смотреть из сегодняшнего дня, он, вероятно, считал, что чем меньше народу знает, тем безопасней.

– Кто-то должен знать.

– Ну, у Поуля была налажена связь с британской разведкой. Но такие вещи, понятное дело, хранятся в секрете.

Какое-то время они молчали. Харальд чувствовал себя подавленным.

«Неужели я рисковал впустую?» – с горечью подумал он.

– Новости какие-нибудь были? – спросил он, страдая от отсутствия радио.

– Финляндия объявила войну Советскому Союзу. Венгрия тоже.

– Стервятники, – пробурчал Харальд.

– Это отвратительно – сидеть сложа руки, в то время как гнусные нацисты захватывают страну за страной. Мне так хочется хоть чем-то помочь!

Харальд прикоснулся к кассете с пленкой, лежащей в кармане брюк.

– Если я в ближайшие десять дней сумею добраться до Лондона – это будет реальная помощь.

– Какая жалость, что он не летает! – Карен бросила взор на биплан.

Харальд оценивающе взглянул на поломанное шасси, порванную обшивку.

– Я мог бы его починить. Да вот беда, вести не смогу, у меня был только один урок пилотажа.

Карен в задумчивости нахмурилась.

– Ты не сможешь, – вдруг выдала она. – А я смогу.

Глава 19

На допросах Арне Олафсен повел себя на удивление неподатливо.

Петер Флемминг допросил его в день ареста, а потом, на следующий день, еще раз, но тот держался за свою невиновность и не выдавал секретов. Петер был жестоко разочарован. Он-то думал, что весельчак Арне расколется легко, как бокал с шампанским.

Да и с Йенсом Токсвигом оказалось ничуть не легче.

Он бы арестовал и Карен Даквитц, если б не чувствовал, что она в деле сбоку припека. А потом, от нее больше толку, когда она свободно разгуливает по городу, ведь уже привела его к двум шпионам.

Арне проходил главным подозреваемым. В его руках были все связи: он знал Поуля Кирке, на острове Санде ориентировался как дома, и невеста у него была англичанка, он ездил на остров Борнхольм, который расположен так близко от Швеции, и ловко ускользнул от «хвоста».

Арест Арне и Йенса восстановил реноме Петера в глазах генерала Брауна. Однако теперь Браун хотел знать больше: как работала шпионская сеть, кто еще состоял в ней, каким способом осуществлялась связь с англичанами. Всего Петер арестовал шестерых шпионов, но ни один не заговорил. Дело не раскроешь, пока один из них не сломается и не выложит все. Значит, позарез необходимо расколоть Арне.

Третий допрос он тщательным образом спланировал.

В воскресенье в четыре утра Петер ворвался в камеру Арне с двумя полицейскими. Разбудили его криком и светом в глаза фонарем, вытащили из кровати и под конвоем повели в помещение для допросов.

Петер уселся на единственный имеющийся там стул за простым столом и закурил. Арне в тюремной робе выглядел бледным и перепуганным. Его левая нога была забинтована от середины бедра до голени, но стоять прямо он мог – две пули Петера попали в мякоть, а кость не задели.

– Твой друг Поуль Кирке был шпионом, – заявил Петер.

– Я не знал, – ответил Арне.

– Зачем ты отправился на Борнхольм?

– Отдохнуть.

– И с чего это невинный отдыхающий ушел от наблюдения полиции?

– Возможно, ему не по нутру было, что за ним подглядывают надоедливые ищейки. – Несмотря на ранний час и бесцеремонное обращение, у Арне оказалось характера побольше, чем ожидал Петер. – Но, по сути, я просто их не заметил. Если, как ты говоришь, я ушел от наблюдения, то сделал это неумышленно. Вероятно, твои люди просто плохо работают.

– Ерунда. Ты сознательно ушел от «хвоста». Я точно знаю, сам был в этой команде.

– Это, Петер, меня не удивляет. – Арне пожал плечами. – И в детстве ты не блистал. Мы ведь в школе учились вместе, помнишь? Больше того – были лучшими друзьями.

– Пока тебя не послали в Янсборг, где ты научился не уважать закон.

– Нет. Мы были друзьями, пока не рассорились наши семьи.

– Из-за зловредности твоего отца.

– А я думал, это случилось потому, что твой отец химичил с налогами.

Разговор шел совсем не так, как рассчитывал Петер.

– С кем ты встречался на Борнхольме? – сменил он тему.

– Ни с кем.

– Что, гулял там целыми днями и ни с кем даже не заговорил?

– Познакомился с девушкой.

Об этом Арне раньше не упоминал. Петер чувствовал, что это вранье. Может, удастся его подловить.

– Как ее звали?

– Анника.

– Фамилия?

– Не спросил.

– Вернувшись в Копенгаген, ты пустился в бега.

– В бега? Я остановился у друга.

– У Йенса Токсвига – еще одного шпиона.

– Да? Он мне об этом не говорил! – И добавил, не без сарказма: – Эти шпионы такие скрытные!

Петеру стало ясно, что камера Арне вовсе не сломила. Он твердо придерживался своей истории, которая была сомнительна, но не невозможна. Петер начал побаиваться, что Арне так и не заговорит. И сказал себе, что это всего лишь предварительная перестрелка, надо усилить нажим.

– Значит, ты даже не знал, что полиция тебя ищет?

– Да.

– Даже когда полицейский гнался за тобой по саду Тиволи?

– Наверно, он гнался за кем-то еще. За мной полицейские не гнались.

– Так ты что, не видел тысячи плакатов с твоей физиономией, расклеенных по всему городу? – с сарказмом осведомился Петер.

– Видимо, пропустил.

– Тогда зачем ты изменил внешность?

– А я ее изменил?

– Ты сбрил усы!

– Это потому, что кое-кто сказал мне, будто с усами я похож на Гитлера.

– Кто сказал?

– Девушка с Борнхольма, Анне.

– Ты сказал, ее звали Анника.

– Для краткости я звал ее Анне.

С подносом вошла Тильде Йесперсен. От запаха поджаренного хлеба у Петера потекли слюнки. Он был уверен, что и Арне реагирует так же. Тильде налила ему чаю, а потом, улыбнувшись Арне, спросила:

– А вы хотите?

Тот кивнул.

– Нет, – буркнул Петер.

Тильде пожала плечами.

Этот обмен репликами был инсценировкой: Тильде притворялась любезной, чтобы Арне почувствовал к ней симпатию.

Она принесла еще один стул и села пить чай. Не торопясь, Петер съел несколько ломтиков поджаренного хлеба с маслом. Арне, продолжая стоять, наблюдал за чаепитием. Покончив с чаем, Петер продолжил допрос.

– В служебной комнате Поуля Кирке я нашел зарисовку военного оборудования, установленного на острове Санде.

– Я потрясен, – отозвался Арне.

– Если бы его не убили, эти зарисовки он передал бы британской разведке.

– У него могло быть вполне невинное объяснение на этот счет, если б его не пристрелил один рьяный болван.

– Это твои зарисовки?

– Вот уж нет!

– Санде – твоя родина. Твой отец – пастор тамошней церкви.

– Это и твоя родина тоже. У твоего отца там гостиница, где по выходным напиваются нацисты.

Этот выпад Петер оставил без внимания.

– Когда я столкнулся с тобой на улице Святого Павла, ты побежал от меня.

– Ты был с пистолетом. Иначе я просто разбил бы твою уродливую физиономию, как когда-то за почтой, лет двенадцать назад.

– Да я за почтой тогда свалил тебя с ног!

– Но я-то поднялся. – Арне с улыбкой повернулся к Тильде. – Видите ли, наши семьи уже много лет на ножах, это истинная причина данного ареста.

Петер оставил без внимания и это.

– Четыре дня назад на базе объявили тревогу. Кто-то потревожил сторожевых собак. Часовые заметили человека, который бежал по дюнам по направлению к церкви твоего отца. – Говоря это, Петер внимательно следил за лицом Арне. Пока что тот не выразил удивления. – Это ты бежал через дюны?

– Нет.

Нюхом чуя, что Арне говорит правду, Петер продолжил:

– Дом твоих родителей осмотрели. – В глазах Арне мелькнул страх: этого он не знал. – Искали незнакомца, а нашли молодого человека, спящего в своей постели. Пастор сказал, это его сын. Это был ты?

– Нет. Я дома с Троицы не был.

И снова Петер почувствовал: Арне не лжет.

– Два дня назад твой брат Харальд вернулся в Янсборгскую школу.

– Откуда, по твоей низости, его исключили.

– Исключили его потому, что опозорил школу!

– Написав на стене шутку? Ах какой ужас! – И снова Арне обратился к Тильде. – В полиции решили отпустить моего брата, не предъявив обвинения, но Петер поехал в школу и настоял на исключении. Представляете, до чего он ненавидит нашу семью?