До нас (ЛП) - Энн Джуэл Э.
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
От него по-прежнему никакого ответа.
— Уверена, ты молча отсчитываешь минуты до моего ухода. — Я быстро смахиваю слезу.
Это совершенно новый уровень невидимости. Со мной еще никто так не обращался… находясь в одной комнате.
Челюсти Зака напрягаются, сильно и неумолимо. От его тела ударными волнами исходит напряжение, как при землетрясении, оставляя трещины в моем сердце, которые будут ощущаться еще долго. Он относит тарелку и кружку к раковине, с грохотом отправляя их в нее, и опускает подбородок к груди.
— Не знаю, когда ты решила влюбиться в меня, потому что я не предлагал брак по какой-то иной причине, кроме как помочь тебе. Мы пересекли линию, и я думал, что контролирую ситуацию. Думал, что готов справиться с последствиями пересечения этой линии, но ошибался. Я не готов. Я… — Он потирает виски. — Бл*дь, я… я ничего сейчас не знаю. Это моя вина, а не твоя. С беспорядком я разберусь. Не думал, что наш брак станет для тебя чем-то большим, чем выгодная сделка.
Зак поднимает голову и смотрит мне в глаза, его лицо искажено такой агонией.
— Брак…
Он делает паузу, закрывая глаза на краткую секунду.
— Все… — он качает головой, — …все перевернулось с ног на голову. Ты стала для меня настоящим спасательным кругом, и я все время думаю о тебе. Я тоже не могу совместить брак и близость. Ты гораздо больше, чем друг, и по закону моя жена. Но в моей голове и, возможно, даже в сердце ты не моя жена. И я прошу прощения, если это причиняет тебе боль. У меня в голове полный пи*дец. Я не раз называл тебя своей женой, потому что пытался понять, кем мы стали. Пытался увидеть, как мы вписываемся в жизни друг друга. И пока я этого не выясню, не смогу объяснить себе, то тем более не смогу объяснить своей семье и друзьям. И если ты так хотела моего публичного признания нашего семейного положения, было бы неплохо предупредить.
Я столько всего хочу сказать Заку. Полагаю, так было всегда. Однако время вечно выпадает неподходящее. Мое сердце не знает, как ему быть таким смелым. Поэтому я сдерживаю все внутри себя и позволяю назревать, пока боль не станет невыносимой. Возможно, слова, которые я собираюсь сказать, неправильные; скорее всего, так оно и есть, но они самые честные.
— Ярлыки не должны иметь значения. В глубине души я это знаю. Но иногда ярлык является подтверждением. Подтверждением чувств. Подтверждением намерений. Я не знаю, как любить тебя и быть за тобой замужем, не являясь твоей женой. И в данный момент это только моя правда.
Зак не торопится, доказывая, что он именно тот терпеливый человек, которого я встретила в тот день, когда он меня нанял.
— Что же… — Он поворачивается, скрещивая руки на груди. — Мне многое предстоит выяснить. Мы находимся на совершенно разных жизненных путях, поэтому чувство ответственности за твое будущее так же, как и за мое, подавляет. Итак, после вчерашних событий я понимаю, что единственный способ быть с тобой сейчас — это не думать о себе как о твоем муже.
Ох, как больно…
Я буду чувствовать эти слова еще долго, возможно, целую вечность.
Как и прошлой ночью, между нами вновь происходит обмен пристальными взглядами. Я не могу не задаться вопросом: пытается ли он подобрать слова или, как и я, изо всех сил старается найти правильные в беспорядке миллионов отчаянных мыслей, кружащихся в его голове.
Похоже, он отказывается от праздных разговоров.
И хотя мне хочется продолжать бороться за него, моя совесть все шепчет и шепчет: «Ты не знаешь, как любить его, не потеряв частичку себя». Такова моя реальность на данном этапе жизни.
А еще мне ужасно трудно не думать о Брейди и о том, как он, казалось, любил меня (я использую это слово легкомысленно) — человека, которым, как он считал, я могла бы быть, а не человека, которым я являлась на тот момент. Если Зак действительно меня любит, то какую из версий? Ту, кем я являюсь, или ту, кем я могла бы быть?
Любовь не умеет гнаться за ожиданиями. Она процветает благодаря принятию.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Молчаливым кивком я показываю свою любовь к нему, принятие его и его чувств ко мне. И тоже отказываюсь от праздных разговоров.
— Пойду собирать вещи.
— Куда ты отправишься?
Я вижу в его глазах боль. Этим все сказано. Почему мы не могли найти друг друга в иное время, возможно, в иной жизни?
— В Нью-Йорк. Я проснулась среди ночи и забронировала рейс. Лии сейчас не помешал бы друг.
Он медленно кивает, и я иду в свою комнату.
Собираю вещи.
Затем сажусь в кресло Сюзанны, прижимая к груди ее одеяло.
Без понятия, где сейчас Зак. Может, ушел. Я не могу его винить. Прощания — отстой.
Чуть позже часа ночи я подкатываю чемодан к двери и сажаю Гарри Паутера в переноску. Как только запускаю приложение, чтобы заказать такси, в парадную дверь входит Зак и останавливается при виде меня и моих готовых к поездке вещей.
Я предлагаю ему все, что у меня есть, а именно: нервную, душераздирающую улыбку.
— Я только вызову такси.
— Я тебя отвезу.
— Ты не обязан.
Он проходит мимо меня на кухню и берет стакан воды.
— Знаю, что не обязан, но я хочу.
Я киваю и сглатываю растущий в горле комок эмоций, пока Зак допивает воду. Когда он ставит пустой стакан на прилавок, его печальные глаза встречаются с моим взглядом.
В сердце поселяется сильная боль, и я жажду, чтобы он сказал что-то, показав, что все в порядке… что мы в порядке. Когда ничего так и не происходит, я опускаю взгляд в пол, пока мое медленно бьющееся сердце погружается на дно желудка. Зак берет чемодан и ручную кладь и тащит к своей машине.
— Пошли, Гарри, — шепчу я, следуя за Заком.
Тишина причиняет мне слишком сильную боль, поэтому я прислоняюсь головой к окну и закрываю глаза. Час езды до терминала кажется десятью часами. Отъезд меня убивает. Но если я останусь, это тоже меня убьет. От боли не скрыться. Я могу только надеяться, что расстояние станет бальзамом для моих ран. Работа — отвлечением. А время покажет перспективу.
В данный момент я ничего не вижу сквозь ослепляющие эмоции.
Когда машина останавливается у тротуара, никто из нас не тянется к ручке дверцы. Я не готова отпустить, но, если честно, никогда и не буду готова. Жизни плевать на нашу готовность. Она идет вперед, требуя, чтобы мы не отставали от нее, задыхаясь в облаке пыли прошлого.
— Я люблю тебя, Эмерсин.
И тут появляются они… слезы.
— Я просто… — он выдыхает через нос, — …люблю тебя.
Вытерев слезы, я вылезаю из машины, лихорадочно забирая Гарри с заднего сиденья, пока Зак неторопливо выгружает мой чемодан и ручную кладь.
Такое чувство, что грудь мне раздавила и не дает дышать… жизнь.
Конечно, Зак знает, что я плачу, задыхаюсь, цепляюсь за свой багаж в отчаянной попытке убраться отсюда, снова сделать вдох.
Он не мой кислород.
Без него мое сердце продолжит биться.
Я позволяю этим словам — этой истине — прокручиваться в голове снова и снова. Это должно стать моей новой мантрой.
Может, потому, что мне двадцать пять.
Может, потому, что я — девушка.
Может, потому, что я — романтик.
Какова бы ни была причина… мне кажется, Зак немного обижен, возможно, немного разочарован, и да… немного влюблен в меня. Но еще мне кажется, что прощание дается ему слишком легко.
Я не умираю (по крайней мере, надеюсь, это случится не сегодня), поэтому не ожидаю, что он будет оплакивать мой уход, как оплакивал потерю Сьюзи. Однако слеза, намек на любовь в его глазах, слово или два, вырвавшиеся под тяжестью этой эмоции — хоть что-то, что угодно, — заставят меня чувствовать себя любимой гораздо больше, чем просто эти слова, произнесенные вслух.
Вот ведь глупая. Я действительно думала, что все, что мне нужно — это услышать, как он их скажет. Я ошибалась. Мое сердце не слышит. Оно может только чувствовать.
— Напиши или позвони мне, когда приземлишься.