Пламенная нежность - Дженнифер Маккуистон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маккензи лишь пожал плечами:
– Здоровье твоей супруги сейчас не самая главная моя забота. Твое – другое дело. А еще – твое освобождение. Хотя… не уверен, что утреннее недомогание Джулианы объясняется болезнью или нечистой совестью. Джорджетт чувствовала себя очень похоже в самом начале беременности. Не могла смотреть на еду, а от запахов, даже привычных, ее выворачивало наизнанку. – Джеймс потянул носом и прибавил: – Так что, возможно, это и хорошо, что ее к тебе не допускают. От здешних миазмов даже меня подташнивает, ей-богу…
– Погоди… ты хочешь сказать, что Джулиана, возможно, беременна? – Эта простая мысль все никак не желала укладываться в голове Патрика. – Нет… еще слишком рано, – запротестовал он, хотя всем сердцем желал ошибиться. – Ведь мы женаты всего пару недель!
– Твоя жена – существо тонкое и артистическое, ты сам об этом не раз говорил. Возможно, естественные недомогания она ощутила раньше, чем это бывает обыкновенно у других женщин. – От этого холодно-отстраненного замечания друга Патрику еще мучительней захотелось пересчитать ему зубы, невзирая на предельную деликатность формулировки. – Разумеется, тебе стоило бы удостовериться, что это дитя от тебя. Потому что твоя супруга чересчур близко сошлась с твоим кузеном Джорджем Уиллоуби.
Небо и ад! Сказав, что он доверяет жене, Патрик был предельно правдив. К тому же кузен Уиллоуби все еще оставался в списке подозреваемых. Поэтому, услышав, что тот сблизился с Джулианой, Патрик не на шутку встревожился.
Однако Маккензи всего этого, разумеется, не знал.
И Патрик решил поведать другу все без утайки. И о Пруденс, и о том, что в то роковое утро брат так и не выстрелил из своего ружья, и о подозрениях касательно смерти отца. Проговорив все это вслух, Патрик почувствовал, что его охватывает бессильное отчаяние.
– Так, стало быть, кузен Джонатан Блайт, который караулит тебя снаружи, покуда ты томишься внутри, – твой главный подозреваемый в убийстве Эрика? – не веря своим ушам, спросил Джеймс.
Патрик угрюмо кивнул:
– А еще в смерти моего отца.
– А кто едва не переломал тебе все ребра? Тоже он?
Патрик вновь кивнул. И решился сказать главное, хотя это и звучало по-настоящему жутко:
– Так вот, нездоровье Джулианы… ему можно подыскать куда более зловещее объяснение. Сам понимаешь, у меня было время подумать. Мой отец, верней всего, был отравлен. А она… и меня нет рядом, и я не могу ее защитить…
Лоб Маккензи прорезала глубокая складка:
– Что ж, тогда все ясно. – Он поднялся на ноги, потрясая кулаками. – Похоже, самое время пригласить сюда судью.
Джулиана пробудилась в каком-то полубреду. Сквозь гардины просачивался серый утренний свет. Обессиленная, она лежала без движения. Воздух в комнате казался спертым и неподвижным, дышать было трудно.
И тут она вспомнила. Ей стало плохо, и ее стошнило на подставку для зонтов, да еще в присутствии Маккензи…
Потом кто-то – кажется, тетя Маргарет – принес ей имбирной воды, чтобы прополоскать рот, и это немного помогло, а потом… Потом вся комната вдруг стала бешено вращаться, и ей пришлось прилечь и закрыть глаза… Это было последнее, что помнила Джулиана, проснувшись в комнате, где царила могильная тишина.
Она осторожно пошевелила руками, потом ногами… слава богу, они повиновались. Да и желудок, похоже, уже не намеревался выпрыгнуть наружу. Но тишина в доме пугала. В Соммерсби никогда не бывало так тихо. По коридорам все время кто-то ходил, откуда-то доносились голоса служанок, а сверху, из детской, слышался топот маленьких ножек. Но сейчас не было слышно никого: ни собак, ни слуг, ни даже вездесущего и нудного Джорджа Уиллоуби.
По подоконнику забарабанили первые капли дождя, и Джулиана, с трудом заставив себя подняться, уставилась на непогоду за окном, которая вполне гармонировала с ее состоянием. Или, напротив, ее нездоровье было отражением осенней непогоды? Впрочем, не стоило грешить на серые тучи, пытаясь оправдать мрачное настроение. Хотя ее бедный желудок, извергнув содержимое, мало-помалу успокоился, у Джулианы было множество причин для переживаний.
Джеймс Маккензи бросил ей в лицо обвинение в супружеской неверности, а потом отправился в тюрьму, чтобы повидаться с Патриком. Без нее…
Джулиана стала спускаться по лестнице, но ноги едва держали ее и она вынуждена была держаться за перила. Впрочем, сейчас ее самочувствие вряд ли что-нибудь значило. Все надежды, лелеемые ею на их с Патриком будущее, развеются словно дым, стоит этому шотландцу поделиться с ее мужем своими подозрениями. Она должна ехать к Патрику немедленно, прямо сейчас, и объяснить мужу, что Маккензи ошибся, что неверно истолковал все, что увидел…
Однако мистер Питерс в ответ на ее просьбу подать экипаж сокрушенно покачал головой:
– Искренне сожалею, миледи, но я не предполагал, что вы намерены выезжать сегодня. Все семейство уехало в Чиппингтон на воскресную службу. – Дворецкий замялся. – Нам сообщили, что вы отдыхаете наверху и велели вас не беспокоить. Однако если вам лучше, то, возможно, вы примете посетительницу. Я проводил мисс в зеленую гостиную.
– Не думаю, что нынче я в состоянии принимать кого-либо, мистер Питерс.
– Так мне и сообщить мисс Смит?
Джулиана встрепенулась и переспросила:
– Мисс Пруденс Смит?
Дворецкий кивнул, сочувственно глядя на госпожу:
– Да, миледи. Однако если вы дурно чувствуете себя, то я…
Но Джулиана уже устремилась в сторону зеленой гостиной – со всей скоростью, на которую были способны сегодня ее ватные ноги.
– Пруденс! – Она притворила за собой двери. – Я так рада, что ты не уехала в Лидс!
Бывшая служанка горестно закивала:
– О нет, мисс… я… я скрывалась дома, все пытаясь на что-то решиться. Все время думала о ваших словах. И о том, что я сделала. Верней, о том, чего не сделала. – Пруденс нахмурилась. – И знаете, вы правы. Я так виновата, что перепугалась и смолчала тогда… Но сейчас мне куда страшней! Я не могу есть, не могу спать. Уж очень боюсь, что убийца вновь что-нибудь сотворит! И даже в Лидс я не уехала от страха. Ведь если бы он захотел, то легко нашел бы меня там. Вот поэтому я здесь. – Мисс Смит била нервная дрожь. – Есть единственный способ избавиться от всего этого ужаса – увидеть его в кандалах. Ведь именно об этом вы твердили мне тогда, правда?
– Да, – кивнула Джулиана. – Знай, что здесь, в Соммерсби, ты под надежной защитой.
– Ох, не знаю, мисс. – Пруденс кинула боязливый взор на закрытые двери гостиной. – Не думаю, что вы сможете тут меня защитить. Да и саму себя… Нынче я пошла в церковь помолиться и… снова увидела его.
– Ты видела убийцу в церкви? – ошеломленно переспросила Джулиана. – Имя! Тебе известно его имя?
– Нет, мисс. Но… – Пруденс часто задышала, затем всхлипнула: – Он сидел на скамье, предназначенной для семейства Хавершем… возле леди Хавершем.
Ноги Джулианы, и без того ослабевшие, едва не подкосились. Она мало-помалу начинала что-то понимать. Еще секунда – и…
– Ты говорила с ним? – спросила она, охваченная страхом за Пруденс.
– Нет. Я… ударилась в панику. Просто выбежала из церкви, прямо посреди общей молитвы, и понеслась домой. А потом стала раздумывать и поняла, что непременно должна рассказать вам об этом и что должна успеть сделать это до окончания литургии! Ну, я взяла внаем коляску, и вот… я здесь. О, прошу, прошу вас, скажите, что вы знаете, кто он! Если даже после этого его имя остается для вас тайной, то я… я не вынесу этого!
И Пруденс истерически разрыдалась.
Джулиана покачнулась на своих трехдюймовых каблучках и едва не упала.
– Да, – медленно сказала она, еще не веря себе. – Боюсь… я знаю, кто он такой.
– Так, стало быть, вы скажете обо всем судье? – Пруденс закусила губу.
– Нет. Это непременно должна сделать ты, – поправила ее Джулиана, обняв бывшую горничную за плечи и торопливо ведя к дверям.
– Но я… я не могу, мисс, – бормотала мисс Смит.
– Мне суд не поверит, Пруденс. Джентльмен, сидевший нынче на службе возле леди Хавершем, – это Джордж Уиллоуби, кузен моего мужа. Нам вместе нужно как можно скорей попасть в Чиппингтон и рассказать судье все, что я только что от тебя услышала!
Пруденс задрожала:
– Знаю, что из-за меня случилось много неприятностей, однако не уверена, что могу…
В какой-то момент Джулиана испугалась, что мисс Смит вновь убежит, исчезнет… И она заговорила мягко:
– Неприятности случились из-за нас обеих, Пруденс. Я не должна была говорить суду о том, чего не видела… – Подумав, она вдруг прибавила: – Впрочем, и прежде бывали случаи, когда мне не следовало притворяться, будто я хорошо вижу…
Теперь Джулиана ясно понимала: если бы можно было повернуть время вспять, она вела бы себя совсем иначе. И нет ничего постыдного в том, чтобы признаться в своей близорукости. А вот скрывать слабое зрение из ложной стыдливости и навлечь тем самым напасти на головы любимых людей – это серьезный повод устыдиться!
