Седьмой совершенный - Самид Агаев

Ахмад Башир вспомнил, как Имран в тюрьме Сиджильмасы тоже отказался от денежного вознаграждения. "Какие честные люди меня окружают", - разозлился он, и спросил:

– Где может быть сейчас эта бумага?

– В бамбуковом ящике, - ответил Абу-л-Хасан. Увидев недоуменный взгляд Ахмад Башира, пояснил: - У моего начальника был бамбуковый ящик, где он хранил самые важные документы, я думаю, что протокол он положил именно в этот ящик.

Ахмад Башир открыл, было, рот, но Абу-л-Хасан, не дожидаясь нового вопроса, сказал:

– Мой начальник погиб во время дворцового переворота 296 года. С тех пор о ящике я ничего не слышал.

– Кто наследовал должность вашего начальника? - спросил молчавший до того Имран.

Абу-л-Хасан с интересом посмотрел на Имрана и сказал, обращаясь к Ахмад Баширу:

– Это тот парень, которого мы выпустили из тюрьмы?

– Он самый, раис, - с улыбкой сказал довольный Ахмад Башир.

– Мне нравится ход его мыслей, - одобрительно сказал Абу-л-Хасан. -Вазиром стал ал-Фурат, но мою службу, к счастью, передали под начало другого вазира, Али ибн Иса, как более опытного. Иначе бы меня не было на этом посту.

– Что он за человек? - спросил Ахмад Башир.

–Ал-Фурат умен, и богат, имеет влияние на халифа. Хорошо разбирается во всем, что приносит ему личную выгоду, а в делах государственных он полный невежда и его деятельность на этом посту приносит стране один вред.

– Как же он, обладая такими качествами, вершит дела? - удивился Ахмад Башир.

– Клянусь Богом, если бы на его место заступила выжившая из ума старуха или глупый ребенок, дела все равно бы шли своим чередом. Он гарантирован от вопроса: "Почему ты поступил так, а не этак". Подобные вопросы существуют для царских слуг лишь в самых исключительных случаях. В каждом деле, за которое он берется, он выносит неправильное решение, и только сопутствующее ему счастье поправляет впоследствии дело. И в результате создается впечатление, будто он действительно поступал сообразно откровению свыше. К тому же он интриган и умеет опорочить любого, кто стоит у него на пути, прежде, чем тот успеет что-либо сказать.

– Надо пощупать этого ал-Фурата, - сказал Ахмад Башир.

В сопровождении Хамзы вошла Анна, держа в руках огромный поднос с закусками и вином. Переставила все на скатерть и, поклонившись, ушла. Все, за исключением Хамзы, проводили ее глазами.

– Хорошенькая рабыня, - сказал Ахмад Башир, - продайте, раис, или подарите. Помните, я вам подарил рабыню, а вы отказались.

– Она не рабыня - свободная, - недовольно сказал Абу-л-Хасан. Ахмад Башира извиняло только то, что он принял Анну за рабыню.

Ужин прошел в молчании. Когда наши герои отправились в гостиницу, Ахмад Башир сказал Имрану:

– Кажется, раис неравнодушен к этой девке, - и, услышав невнятную отговорку, добавил, - ты, по-моему, тоже на нее глаз положил.

Имран что-то пробурчал в ответ.

Ахмад Башир вздохнул и сказал задумчиво:

– Уж больно легко он согласился, не чувствуешь подвоха?

– Видно, что-то в этом деле ему на руку, - ответил Имран.

Абу-л-Хасан после ухода гостей позвал Анну и предложил сесть.

– Тебе понравился этот парень? - без обиняков спросил он.

Анна покраснела.

–Да, господин, - призналась она, - он забавный. Кроме того, он спас меня и моего отца от айаров.

– А я спас от айаров его самого, - яростно сказал Абу-л-Хасан, еще немного и он ударил бы Анну.

– Да, я знаю, - глядя прямо в глаза Абу-л-Хасану, ответила Анна, - но вы можете не беспокоиться за мою честь. Вы - мой господин, я ничего не позволю себе без вашего ведома.

– Ты - свободный человек, - успокаиваясь, сказал Абу-л-Хасан...

Из задумчивости его вывел голос ал-Фурата.

– Какая аренда, какое сокращение, - сказал он, - предложение уважаемого вазира очень дельное. Но арендная плата уже собрана за год вперед и сокращение чиновников не даст немедленных поступлений в казну. Деньги нужны сейчас, где прикажете их взять?

– Из личной казны халифа, - не колеблясь, ответил Али ибн Иса.

Ал-Муктадир сморщился, словно от зубной боли. Этот старый грубиян давно раздражал его.

– Мы принимаем предложение ал-Фурата, - твердо сказал халиф, - пусть примут деньги у этого еврея, а мы дадим ему необходимые гарантии.

Халиф сделал знак главному хаджибу. Наср ал-Кушури кивнул, выступил на середину зала и громогласно произнес:

– Аудиенция закончена.

Абу-л-Хасану удалось ускользнуть от взгляда Али ибн Иса. Он отправился на поиски Муниса. В одном из переходов кто-то тронул его за рукав. Обернувшись, он увидел евнуха.

Мунис сказал:

– Халиф готов рассмотреть доказательства.

– Доказательства будут, - ответил Абу-л-Хасан и зашагал обратно в мусалла[118], где его ожидали Ахмад Башир и Имран.

Внешне невозмутимый, он едва удерживался, чтобы не подпрыгнуть от радости. Самым нелепым в этой ситуации, учитывая восторг Абу-л-Хасана, было то, что никакими доказательствами он пока не располагал, но на том уровне, на котором он собирался действовать, самым главным было то, чтобы тебя согласились выслушать. События последних дней, их совокупность с появлением бывшего начальника полиции и его подручного, - все это Абу-л-Хасан расценил как знак свыше, поэтому он так легко согласился на предложение Ахмад Башира, иначе никакие деньги или уговоры не заставили бы его злоупотребить своим положением. В случае неудачи его действия были бы расценены как государственное преступление со всеми вытекающими последствиями как-то конфискация имущества, казнь и предание позору его честного имени.

– Вон он идет, - сказал Имран.

Ахмад Башир повернул голову. Абу-л-Хасан шел прямо по лужам, не разбирая.

– Торопится, - заметил Ахмад Башир.

Подойдя к ним, Абу-л-Хасан спросил:

– Вы видели ал-Фурата? Куда он направился?

Имран показал на хвост удаляющейся процессии. Ал-Фурата сопровождало около двухсот человек одних телохранителей, выступавших с обнаженными мечами, это не считая секретарей, помощников и прочих слуг.

– Вот почему он ворует в таких масштабах, ведь каждому из свиты надо заплатить какое-нибудь жалование.

– У Назука свита была больше, - завистливо сказал Ахмад Башир.

– Назук - известный щеголь, как всякий выскочка из низов. Он полон спеси и чванства.

– Неужели никто не может указать им на это, - спросил Имран, - к чему это пускание пыли в глаза и высокомерие? Ничего кроме озлобления, у окружающих это не может вызвать.

Абу-л-Хасан горько усмехнулся.

– Как-то раз я отправил своего помощника Абу-л-Фараджа к вазиру Али ибн Иса со срочными документами. На одной из улиц путь ему преградил Назук со своей процессией. Перед ним прошло более пятисот слуг с церемониальными свечами и столько же факельщиков. Он вынужден был стоять почти до рассвета, пока они не прошли. Когда он добрался до дворца, вазир уже уехал, Абу-л-Фарадж последовал за ним в мусаллу, но не смог подойти из-за толпы вокруг него. Та же картина была у резиденции. И лишь дома у вазира он смог выполнить мое поручение. Али ибн Иса был недоволен опозданием, и Абу-л-Фарадж поведал о том, что с ним случилось и как преградило ему дорогу шествие Назука. Но когда закончил, то пожалел, что слишком возвеличил дело, так как вазир недолюбливал его и был нехорошего мнения о нем, будучи сам человеком строгих правил и бережливым, он порицал расточительность. Абу-л-Фарадж испугался, что этот разговор дойдет до Назука, и тот воспримет его как донос и подстрекательство. В этот момент вошел Назук, поцеловал руку вазира и встал перед ним. И что вы думаете, сказал ему вазир? Он сказал: "Да продлит Аллах твою жизнь Абу Мансур! Да умножит он государственных мужей, подобных тебе. Воистину своим торжественным выездом сегодня, как поведал мне Абу-л-Фарадж, ты украсил державу и ислам. Отправляйся сейчас же себе во дворец, устрой прием, и народ прославит тебя".

После приема Абу-л-Фарадж вышел и увидел Назука, который сидел в помещении хаджибов. Он вскочил со стула, бросился навстречу, поцеловав в лоб, и стал всячески благодарить за оказанную услугу.

– Вот такова логика наших государственных мужей, - сказал Абу-л-Хасан.

– Будь ты проклята во веки веков, - сказал Ахмад Башир.

– Это вы о ком, - удивился Абу-л-Хасан.

– О своей жене, - пояснил Ахмад Башир.

– Аминь, - отозвался Имран.

– Он отправился домой, - сказал Абу-л-Хасан.- Идите за ним, посмотрите, где он живет, рассмотрите дом как следует. Я иду на службу. Вечером, как стемнеет приходите ко мне домой, и мы все обсудим.

Вернувшись в присутствие, Абу-л-Хасан затребовал из архива агентурные донесения за 296 год. Какая-то догадка брезжила у него в голове. Что-то послепоявилось на ал-Фурата, после событий дворцового переворота. Весь день Абу-л-Хасан провел, просматривая документы, и к вечеру наткнулся на донесение. Агент сообщал: "После восстания Ибн ал-Мутазза я вместе с ал-Фуратом, находясь во дворце халифа, определил основные статьи расхода на жалование войскам и дал распоряжение о выплате. Когда с этим было покончено, вазир сел в свой таййар, и направился к каналу ал-Му'алли. Прибыв туда, он крикнул: "Стой". Матросы причалили к берегу, и вазир обратился ко мне: "Дай указание казначею Абу Хорасану, чтобы он доставил мне еще семьсот тысяч динаров, которые занесены в книгу, как жалование войскам и должны быть распределены среди них". Я сказал про себя: "Разве мы не определили все статьи, что означает эта дополнительная надбавка?" - однако выполнил, что он велел. Он подписал распоряжение, отдал его слуге, сказав при этом: "Не отступай ни на шаг от казны, пока не доставишь деньги в мой дом". Деньги были доставлены, вручены его казначею и я заметил, что все денежные мешки были скреплены халифской печатью".