Последний адмирал Заграты - Вадим Панов

Но они все-таки приехали, два старейших адигена Заграты, и Помпилио поприветствовал их с церемонной вежливостью. Но не увидел даже кивка в ответ.

Потому что они не хотели приходить. Потому что они знали, свидетелями чего им предстоит стать.

— Я рад, что вы откликнулись, адиры.

Помпилио обратился к обоим старикам сразу, не совсем вежливо, конечно, однако эта уловка позволяла ему говорить «вы».

— Мы должны были увидеть то, что ты собрался сделать.

— Нет, адиры, вы должны были сами это сделать.

Он не обвинял, произнес фразу мягко, однако оба адигена одновременно поджали губы.

— Ты всегда был романтиком, Помпилио, — угрюмо произнес один из них.

— Я всегда чтил закон, адиры, это немного другое.

Помпилио отвесил вежливый поклон и подошел к группе цеповодов, которых привез из порта верный Валентин. К капитанам всех цеппелей Ожерелья, что стояли сейчас в Альбурге.

— Синьоры.

— Мессер.

— Полагаю, вы знаете, для чего я пригласил вас, а потому обойдемся без лишних высказываний. Я благодарен вам за то, что вы здесь.

Торчавших в сторонке репортеров и приблудных зевак Помпилио проигнорировал. Остановился напротив ворот старинного особняка, над которыми горделиво возвышался герб дер Фунье, и вскинул голову.

Валентин взялся за молоток.

— Кто?

Слуги видели собравшихся у ворот людей, а потому вопрос прозвучал сразу. Слуги знали, что служат мятежнику, но их до сих пор не трогали. Слуги хотели, чтобы так и продолжалось, и были напуганы происходящим.

— Мессер Помпилио Чезаре Фаха дер Даген Тур к Нестору дер Фунье, — громко произнес Валентин.

— Хозяина нет дома.

— С кем я говорю?

— Меня зовут Эмиль, синьор. Я — дворецкий.

— Очень хорошо, Эмиль. Мессер Помпилио желает, чтобы ты в точности рассказал адиру Нестору обо всем, что здесь сейчас произойдет. Ты справишься?

— Я постараюсь, синьор.

— Будь любезен.

Валентин собрался было обернуться к Помпилио, однако набравшийся храбрости слуга продолжил:

— Вы позволите задать вопрос, синьор?

— Задавай.

— Осмелился бы мессер исполнить задуманное, окажись мой хозяин в Альбурге?

Отчаянный вопрос, способный вызвать весьма жесткий ответ.

Собравшиеся у ворот люди посмотрели на Помпилио, однако тот промолчал, позволив ответить тому, кому вопрос был задан — Теодору.

— Мессер планирует пробыть на Заграте еще несколько дней, — спокойно произнес Валентин. — У твоего хозяина есть достаточно времени, чтобы отыскать мессера и обсудить с ним все, что он пожелает.

— Я понял, синьор.

— Благодарю, Эмиль. — Валентин обернулся к Помпилио: — Всё готово, мессер.

Тот кивнул, после чего обернулся и пристально посмотрел на старых адигенов.

— Много лет назад мои братья по оружию защищали Холмы Хоэкунс. У них не было шанса на победу. И они это знали. У них не было шанса ничего изменить. И они это знали. Но они не хотели склонять головы, не умели склонять головы, не желали этого и умирали. У них не было надежды, только гордость и ненависть. — Тяжелые слова Помпилио расплавленным металлом падали на притихшую улицу. — Ненависти было достаточно с обеих сторон, однако враг, Эдуард Инезир, предложил моим братьям изгнание. Эдуард дал слово. И когда он стоял, провожая уходящих в Вечную Дыру адигенов, он видел ненависть в их взглядах, он чувствовал ее кожей, он знал, что отпускает смертельных врагов, но он дал слово. И он его сдержал. В отличие от Нестора дер Фунье, который свое слово нарушил. — Голос Помпилио усилился. — Нестор дер Фунье пошел против сюзерена, и я называю его отступником!

Валентин достал из коляски длинный сверток, в котором оказался штандарт рода дер Фунье. Помпилио чиркнул спичкой, и пропитанное алхимическим раствором знамя вспыхнуло голубым пламенем. И полетело на землю, упав у самых ворот особняка.

Старые адигены молчали, цеповоды негромко переговаривались, репортеры торопливо чиркали в блокнотах карандашами, а зеваки разразились возгласами. Зеваки всегда орут.

— Нестор дер Фунье — отступник!

Церемония порицания не имела официального значения, это было публично высказанное мнение. Это было сказанное вслух слово.

Это был позор, который не могла смыть даже кровь. Потому что смерть забирает все, кроме произнесенных слов.

Каатианский дар Альстер дер Бел оказался на Заграте во время становления империи. Он уже тогда звался Упрямым, этот волевой и решительный правитель, чье дарство располагалось в Беллских горах — самом труднодоступном районе Кааты. Он заявил Эдуарду, что никогда не признает его власть, попытался сражаться, потерпел поражение и был вынужден отступить в горы, штурмовать которые у Эдуарда не было никакого желания. И основатель Инезирской династии, которому хотелось, чтобы его называли Великим, а не Кровавым, предложил Альстеру изгнание. Дер Бел согласился и в сопровождении тридцати тысяч подданных отправился на планету, которую назвал Загратой. В мир, который он решил сделать своим.

Альстер не взял с собой вассальных адигенов, бросил их на Каате, и это позволило ему провозгласить себя королем, абсолютным властителем Заграты. Альстером Первым. И еще он строго наказал потомкам не пускать на планету старую знать. Никогда не пускать, ни при каких обстоятельствах.

Однако запрет, как это часто бывает, оказался нарушен.

Всё началось в начале Этой Эпохи, лет через пятьдесят после прибытия первого цеппеля. Правивший тогда Адольф I грезил богатой и могущественной Загратой, однако освоение даже главного, единственного обжитого континента шло не так быстро, как хотелось монарху. Требовались деньги, крупные вложения для создания сети железных дорог, требовались машины и современная горная техника для разработки обнаруженных геологами Герметикона залежей металлов. Но самое главное — требовались опытные, любящие землю люди, умеющие планировать на много лет вперед и добиваться поставленных целей. Требовались люди, умеющие управлять. Требовались адигены.

Но только те из них, которые согласились бы признать власть короля.

К счастью для Адольфа, на Каате, Верзи и Тинигерии нашлось достаточно безземельных адигенов, согласившихся обменять верность традициям на обширные угодья. Все они принесли королю присягу, дав слово не претендовать на власть, и поехали поднимать загратийский юг. А вместе с ними с Кааты, Верзи и Тинигерии пришли деньги их родственников. А еще — агрономы и механики, инженеры и ремесленники, врачи и ученые. Получившие землю адигены начали обустраивать ее на совесть, на века, и Заграта, которая за время изоляции едва сохранила признаки цивилизованности, стала хорошеть на глазах.