Лучший из врагов. На первой полосе - Вэл Корбетт

Ангус кивнул. Кажется, его убедил ее анализ ситуации, в котором сочетались жизненный опыт и здравый смысл.

Ванессе хотелось узнать что-нибудь о нем самом, о его жизни, его интересах. Есть ли у него девушка? Может быть, он женат? Но она чувствовала, что не может сейчас расспрашивать его. Еще не время. Его внешнее спокойствие не могло до конца скрыть его горе и смущение. Все, что она могла сделать, это помочь ему понять ее.

— Ты знаешь, у твоих родителей не было другого выбора, как только хранить все в секрете, — сказала она. — Таково условие усыновления. — Собственное смущение заставило Ванессу заговорить быстрее. — За эти годы я часто думала о тебе. Мне всегда бывало грустно в твой день рождения. Я иногда размышляла о том, что ты делаешь, как живешь, счастлив ли ты. Это все, что я могла, — дрогнувшим голосом сказала она, — потому что по закону я не имела права вмешиваться в твою жизнь.

— Если вы действительно так сильно переживали, то почему отдали меня на усыновление? — Голос Ангуса звучал скептически.

Ванесса чувствовала, что он оценивает ее. Но по выражению его лица невозможно было сказать, что он о ней думает. Он пристально смотрел на нее и ждал ответа.

— Ангус, мне было всего пятнадцать лет, когда ты родился. Я была совершенно не приспособлена к жизни. Взгляды на мораль у людей были очень старомодными — по крайней мере, в деревне, где я жила. Как только моя мать узнала, что я беременна, она все взяла в свои руки. Она устроила мне поездку в Шотландию, нашла агентство по усыновлению и заставила меня поклясться, что я никогда никому не скажу об этом. Она сказала мне, что ни один мужчина не захочет жениться на мне, если узнает о ребенке, и я ей поверила.

Ванессе было стыдно. Одно дело — все эти годы убеждать себя в благоразумности своего поступка, а другое — рассказывать об этом тому, кто появился на свет в результате ее школьной любви.

— Я знаю, что это звучит неубедительно, но она была очень властной женщиной, и в те дни мне и в голову не приходило ослушаться ее. И я боялась того, что со мной было бы, если бы она оставила меня одну решать свои проблемы.

И сейчас по лицу Ангуса невозможно было понять, что он чувствует. Наконец он коротко спросил:

— А как насчет моего отца? Он знал?

— Он не знал, что я беременна.

— Газетчики считают, что мой отец — Филип Локхарт, — откровенно заявил Ангус. — Они позвонили моей тете и сказали ей, что именно поэтому они интересуются мной.

О Боже, подумала Ванесса. Начинается. Она взволнованно провела рукой по волосам.

— Я понимаю, почему они так решили. Он был единственным парнем, с которым я встречалась, поэтому и сделали такой вывод… — Она замолчала.

— И они сделали правильный вывод, не так ли? — Он наклонился вперед; вся его поза выражала напряженное ожидание.

— Они вообще не имели права делать какие-либо выводы, — возразила Ванесса.

— Я спросил вас не об этом. — В его голосе появилось раздражение, которое испугало Ванессу.

Она глубоко вздохнула.

— Ангус, ты имеешь полное право знать, кто твой отец. Но мне кажется, что у твоего отца тоже есть права. Он не знает, что я встретилась с тобой. Он понятия не имеет, что тобой интересуется пресса. Если его имя появится в газетах, это принесет ему большие неприятности, и я имею в виду не только смущение. Вспомни, я была несовершеннолетней, когда ты был зачат. Я должна сначала сама поговорить с ним.

Гнев и разочарование отразились на лице Ангуса.

— Когда? — коротко спросил он. Я хочу знать немедленно. Это самое большее, что вы можете для меня сделать.

— Это не так просто, — быстро сказала она. — Мы не разговаривали… — Она осеклась под пристальным взглядом сына.

Ангус придвинулся ближе.

— Если это Филип Локхарт, я не стану ничего предпринимать и никому не скажу об этом. Мне надо просто знать, — твердо заявил он.

Ванесса уже готова была уступить, но сдержалась.

— Я сразу же свяжусь с тобой, как только переговорю с этим человеком.

— Полагаю, мне придется удовлетвориться этим, — сказал Ангус, откровенно разочарованный. Он взглянул на часы. Пора было возвращаться в Эдинбург. Он сдержанно попрощался и ушел.

Ванесса готова была расплакаться, глядя вслед его удаляющейся фигуре. Увидит ли она его снова? Она так хотела завоевать его доверие и поближе познакомиться с ним. Черт бы побрал эту «Кроникл»! Она непременно должна связаться с Филипом, но предстоящий разговор пугал ее.

Она испугалась бы еще больше, если бы узнала, что Ангус, рассерженный тем, что не узнал имя своего отца, поддавшись внезапному порыву, сел не в поезд, а в такси, и направился в Хитгейт, избирательный округ Филипа.

Приемная, где Филип встречался со своими избирателями, находилась на нечетной стороне Хай-стрит в Хитгейте, в стороне от крупных магазинов и автомагистрали.

Очень привлекательный георгианский особняк с двойным фасадом, он бы только выиграл от реставрации, подумал Ангус, окинув здание зорким взглядом художника. Его красивая парадная дверь, выходившая прямо на тротуар, не знала краски многие годы. Вестибюль имел такой же запущенный вид, как и весь дом.

Когда Ангус вошел, его встретила невысокая аккуратная женщина. Она была в простом строгом платье; несмотря на седину в волосах, по ее живым, черным глазам и гладкой коже никто бы не догадался, что ей уже перевалило за шестьдесят.

Она представилась как Уин Стивенс, ответственная за чай, кофе и домашние бисквиты для самого кандидата на высокий пост и всех его помощников по избирательной кампании.

Ангус сказал, что он хотел бы оказать посильную помощь, и спросил, когда ожидается приезд Филипа Локхарта. Уин, привыкшая к таким помощникам, которые непременно хотели лично встретиться с кандидатом, уклончиво ответила, что он приедет позднее.

— Бедняга, он так занят. Репортеры местной газеты ждут его, чтобы сделать его снимок с дочерью. И с миссис Локхарт, конечно. Но, боюсь, у него сегодня не будет на это времени.

Ангус не знал, что ему делать. Он не привык притворяться и не был уверен, что ему удастся сыграть роль бескорыстного помощника, но Уин была занята своими проблемами. Она проводила его в большую холодную комнату, не задавая лишних вопросов.

Несколько длинных столов были расставлены, как для обеда, но вместо приборов на них лежали стопки листовок с портретом улыбающегося Филипа Локхарта и призывами голосовать за него, потому что он «человек, которому можно доверять». Помощники запечатывали листовки в конверты.

Уин показала Ангусу, как надо складывать листовку, и предоставила ему самому действовать дальше.