Настоящий полицейский (СИ) - Прохоров Иван

А если тебе тринадцать и сорок одновременно, тебе кажется, что ты сошел с ума, но вместе с тем, ты будто начинаешь понимать истинную природу времени, потому что перестаешь быть частью его основного процесса. Это странное чувство, похожее на рассматривание фотографий своего дома и своих родителей за пару лет до собственного рождения. Вот знакомые лица в знакомом интерьере: углы, рассохшиеся дверные косяки, шифоньер со сломанной дверцей, кресло отца с желтой подушкой, на стуле рыжий кот, которого ты будешь хватать за хвост, а тебя еще не существует. Эти люди и этот мир вполне способны жить, обходясь без тебя. И вот ты входишь в этот мир совсем ненадолго, вливаешься в эту временную струю, которая несет тебя до твоей конечной станции, не задумываясь, движется дальше, а тебе и в голову не пришло усомниться, что это река, а не, скажем, речная сеть или возможно даже океан.

Игорь протянул руку над зеркальной лужей, в которой плавали желто-красные дубовые листья. Иглы дождя обожгли загорелое запястье под оттянутым рукавом толстовки, затушили сигарету, зажатую в гибких пальцах. Проходивший мимо невысокий мужик в драповом пальто бросил на него укоризненный взгляд из-под зонта со сломанной спицей.

– Это реально, – сказал Игорь, – реально…

И мир, отражавшийся в больших глазах, соглашался с ним. И ветер, и холод, и настойчивые просьбы девочки лет пяти у забрызганного грязью ларька с кубическим логотипом «Пепси» купить ей что-то для диснеевской коллекции. И гневный ответ ее матери, требовавшей рационально объяснить, зачем ей это нужно.

Желания иррациональны, вспомнил Игорь установку Фрейда и медленно откинулся на спинку скамейки – из той старой советской серии, в которых можно было сидеть полулежа. Под могучими дубовыми ветвями моросящий дождь переставал быть таким назойливым.

Перед ларьком под импровизированный навес жалась очередь из трех человек, которую замыкал учитель математики Макса. Он настороженно посмотрел на Игоря, напомнив вчерашний взгляд Вилли, когда тот, наконец, увидел, что нарисованные глаза не только светятся в темноте, но и умеют выбирать именно тебя. Игоря впечатлила его реакция – он был по-настоящему напуган. На какую-то долю секунды он увидел этот животный ужас в его лице, хотя Вилли быстро взял себя в руки – еще до того, как Игорь, словно заправский коп вытащил из заднего кармана джинсов блокнот, позаимствованный из запасов брата, и принялся старательно записывать цифры и буквы, расположенные дугообразно над левым рожком серны, нарисованной на потолке.

Слишком рассеянным был этот учитель, подумал Игорь, глядя на его помятый затасканный плащ – он пошел в ларек за сосисками, оставив на скамейке распахнутый портфель, из которого забрал только тощий бумажник. Кто вообще носит в портфеле бумажник? Капли дождя добирались до стопки тонких тетрадей и газеты, сунутой в портфель наспех, и потому смятой в гармошку. Игорь протянул руку, чтобы накинуть крышку портфеля, но взгляд его остановился на заголовке:

«Приближение кометы Гохшорнера-Уильямса грозит изменениями невиданного масштаба»

Игорь склонил голову набок и прочитал первый абзац статьи, в котором говорилось, что в Солнечную систему со дня на день вклинится глыба размером с Данию. Комета Гохшорнера-Уильямса была обнаружена в августе 1994 года и поначалу была принята за небольшую планету. По данным полученных с помощью радиотелескопов, расположенных в пустыне Атакама, комета приблизится к орбите Земли в начале ноября 1995 года.

Дальше прочесть было невозможно, не вытащив газету из портфеля. Никакого ажиотажа по поводу комет в своем настоящем детстве Игорь не помнил. Возможно, это было не такое уж важное событие.

Андрей Иванович подошел с двумя картонками, вырезанными из пакета молока, на каждой из которых лежала сосиска с пятнышком краснодарского кетчупа и отрезанными кусками обычной черной буханки. Одну картонку учитель протянул Игорю. Глядя на бесхитростный фастфуд девяностых, а также на истертый рукав плаща учителя и его голодный взгляд, Игорь вспомнил, что учителя в девяностых по большой части пребывали в бедственном положении, и ему стало жаль его. Несмотря на аппетитный запах, Игорь отказался от предложенной порции, сославшись на сытость, и достал сигарету.

– Ты много куришь, – сказал Андрей Иванович, присаживаясь рядом.

Игорь хотел было дать остроумный ответ, но проходившая мимо тетка в сиреневом пуховике опередила его:

– Хорош папаша! – Громогласно заявила она, взмахнув полиэтиленовым пакетом «Marianna». – Ребенок сидит перед ним и курит! Курит! А он хоть бы хны! Чему учишь-то, непутевый?! А потом удивляемся, что кругом одни наркоманы!

Учитель даже бровью не повел, Игорь догадался, что для него привычным делом было выслушивать нечто подобное в свой адрес. Игорь бросил сигарету в урну, понимая, что учителя если и заботило его здоровье, то отнюдь не в первую очередь.

– Тяжело быть подростком, – сказал Игорь, когда тетка ушла, – кругом одни запреты и указания.

– Знаю, – Андрей Иванович откусил постсоветский хот-дог и продолжил говорить с набитым ртом, – но ты справляешься намного лучше своих ровесников. Сейчас тебе, возможно, кажется, что кругом одна сплошная катастрофа, но так будет не всегда, поверь. Впереди еще много хорошего.

Игорь покачал головой.

– Вы совсем ничего не знаете…

– Я немного знаю твоего брата и вижу, что вы очень похожи.

– Похожи?

– Как две капли воды.

– Вы, наверное, шутите.

– Ну, разве что с математикой у него получше.

Игорь невесело усмехнулся.

– Раньше мне казалось, что никто не замечает того, что произошло. Как будто его и вовсе не было.

– Глухонемых вообще мало кто замечает. Может тебе это покажется странным, но люди больше доверяют ушам, а не глазам. При этом зачастую даже не важно, что они слышат.

– Не важно, потому что они слышат одно вранье.

– Это не совсем вранье. – Не согласился учитель. – Это язык общения у них такой. Говорят одно, подразумевают другое: мне плохо даются дроби – мне лень вникнуть в шестой параграф, у меня заболела кошка – идите вы со своей математикой. Что-то вроде шифра, который приходится разгадывать, чтобы самому не ошибиться с ответом.

– Для такого шифра есть старый добрый дешифратор в виде учительского подзатыльника.

– Подзатыльниками многого не добьешься. К тому же порой человек сам не знает, зачем это делает. В таком случае, он иногда просто тянет время.

– Может, он просто боится?

Учитель бросил быстрый взгляд на Игоря.

– То есть он трус?

– Или начал понимать, что правда может оказаться хуже неведения.

– То есть трус. – Заключил учитель.

Игорь взглянул на учителя. Тот как раз принялся за вторую сосиску.

– Что меня выдает?

– Лицо. – Не глядя на этот раз ответил Андрей Иванович. – Дети еще не умеют носить масок. Лицо ваш дешифратор, а не подзатыльник.

Игорь снова искоса посмотрел на учителя.

– Вы верите в возможность изменения того, что уже однажды случилось?

– Необратимо?

– Да.

– Это невозможно.

– Почему?

– Ты знаешь, что такое энтропия?

– Звучит как название болезни.

– Мера измерения хаоса. – Сказал учитель, отложив сосиску и принимаясь с шипением открывать банку «Херши Колы». – Все среды во вселенной с течением времени изменяются в сторону хаоса, и никогда в сторону упорядочивания. Мы стареем, вселенная расширяется, дым расползается, вода растекается, здания разрушаются и никогда наоборот. В этом смысле время всегда однонаправленно.

– Значит и перемещения во времени невозможны?

– В прошлое они невозможны даже теоретически.

– Во время нашей первой встречи, вы сказали, что я не тот за кого себя выдаю.

– Да. Ты выглядишь как ребенок, но не похож на него. Только когда ты испытываешь простые эмоции, вроде страха или злости, снова становишься похожим на ребенка.

– Сейчас вы тоже так думаете?

Учитель изучающе на него посмотрел, и Игорю показалось, что он действительно сомневается.