Учебник по химии (СИ) - Ключников Анатолий

Я подхватил с земли мешок, который наш убитый воин так и не смог донести до ящиков, швырнул его на штабель и ещё сверху рубанул мечом:

— Уходим! Все назад!

Собственно, дело было сделано: все штабели полыхали, но бойцам оказалось трудно оторваться от проснувшихся нихельцев, наседавших со всех сторон. Я, как мог, помогал своим, нанося удары врагам сзади, а ноги уже несли меня к реке — прочь, прочь отсюда! Теперь каждый из нас оставался сам за себя: дело — сделано, а путь к отступлению лежал единственный, и ошибиться никак не возможно. Всё это я сказал перед выходом: сбор после «дела» — в замке, и никого не ждём: мы не сможем сделать «правильный» отход с прикрытием арьегарда, так как у нас просто нет людей для этого.

Я видел, что из моего отряда несколько человек бегут к речке, и видел также, что среди нихельцев нашлось тоже много сообразительных, улепётывающих прочь от сотворённых нами пожаров не менее поспешно. Я с разбега вломился в заросли ивняка, расталкивая «плакучие» ветви, не разбирая дороги.

Жахнуло так, что земля покачнулась! Я с размаху хлопнулся в ледяную речку, ощутив, как надо мной прошёл огненный ураган, а вода стала вязкой, как сметана. Взрывы гремели один за другим так, что я едва-едва успевал их осознавать по отдельности. Дно речушки вздыбилось: я увидел, как родилась и пошла поперечная пенистая волна против течения, от берега до берега, слегка приподняв моё тело, и постепенно сойдя на нет чуть дальше. В речку посыпался мусор сорванных листьев и сбитых сухих веточек, упали несколько птиц, сметённых воздушной волной вместе с их сорванными гнёздами — они забились в конвульсиях, шлёпая крыльями по воде и ещё не понимая, что уже мертвы. Ивняк заслонил меня от взрыва, а вот им не повезло…

Столбы ревущего пламени взметнулись ввысь, в небеса, и как! Я отчётливо их видел, так как опалённые ивы не смогли их скрыть: яростный огонь вырос во много крат выше любого дерева. Где-то там, на невообразимой высоте, шапки чёрного дыма стали закручиваться по краям, вовнутрь, становясь плоскими и похожими на шляпки тонконогих великанских грибов, и эти шляпки выдавливало выше, выше, выше, — как будто кто-то стремился упереть их в небесную твердь и пробить её насквозь. Леденящий ужас пробил меня насквозь, до самых пяток, как зелёного новобранца перед первым боем: эти огненные столбы нужно немедленно остановить, разорвать, не дать им проткнуть небо, но как?! Я бы и руками готов был их ухватить, если б не понимал, что это бесполезно.

«И падёт огонь, и потекут реки вспять, и станет ночь светлее дня, и птицы небесные падут, и придёт конец всему живому на земле, на небе и в воде.» — припомнились мне слова пророчества конца света. И это сделал я??!

Я уверился, что взрывы прогремели слишком уж сильные и разорвали ткань между двумя мирами: нашим миром и миром потусторонним, и в этот разрыв устремляются все демоны Нечистого, а то и он сам лично. Слышалось дьявольское гудение — огонь не мог так гудеть, даже лесной пожар, и от этого гула дрожало всё тело изнутри, — как колокол, по которому саданули кувалдой. Сначала не хватало воздуха, как будто меня занесло высоко в горы, но потом всё же ветер, устремившийся к месту взрывов, принёс облегчение.

У Вас, уважаемый читатель, никогда не возникало чувства, что Вы сделали то, что нельзя было делать ни в коем случае? Нет, лучше так: представьте, что Вы нечаянно сделали что-то такое, из-за чего погибнет весь ваш мир, и Вы уже не в силах повернуть всё вспять, и никто не в силах. Представили? А теперь скажите, какое у Вас будет чувство от сознания того, что из-за Вас, именно из-за Вас погибнут все, вообще все, да так, что и представить страшно, — потеряв свою ДУШУ, которую с хохотом проглотят отвратительные создания? А я это пережил…

Гул взрывов смолк, и быстро потемнело. У «грибов» ножки истончились и рассыпались дымом; их «шляпки» остались неподвижно висеть на высоте, яростно скручивая свои края, но всё медленнее, теряя силу и не получая снизу новой. Стали слышны крики и стоны; сквозь листву ивняка с шорохом посыпались одиночные обломки ящиков, навесов, крошки земли, шлёпаясь в речку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я, шатаясь, поплёлся в замок, шумно плюхая, безразличный ко всему. Никто меня не остановил; я постучал в потайную дверь, которую распахнули и втянули меня вовнутрь. Кто-то что-то кричал мне в ухо, но я их слова не разбирал. Мне поднесли чашу вина — я выпил его тупо, до дна, не различая вкуса, как воду. Меня раздели и уложили в лазарете, и я впал в забытьё.

Проспал два дня, и поднялся, ощущая себя разбитым. Оказывается, мои виски стали седыми.

На совещании выяснилось, что из моего отряда никто назад так и не вернулся:

— Да, никто, — смущённо кашлянул в кулак барон. — Так ведь там бабахнуло, что мы вообще не думали, что хотя бы один кто вернётся. Ветер аж до стен дошёл.

Барон выражался, как заправский земледелец, не имея ни капли дворянского лоска. Видать, на светских раутах бывал не часто, занимаясь то войной, то скотиной:

— Там убитых и раненых потом полдня вывозили, а все требушеты разломало к чертям собачьим. Эти сволочи два дня ходят, как в воду опущенные, и не ржут больше, как кони. Заткнулись.

— Они могут котёл ночью втихаря к стене поднести и взорвать.

— Понимаем, не дети. Всю ночь стража дежурит, вниз смотрит, а лучники наготове. Факелы иногда бросаем. Но пока спокойно, тьфу-тьфу, — чтоб не сглазить, — ответил барон самодовольно.

— Я, кажется, впустил к нам нечистую силу… — пробормотал я, не в силах держать всё в себе.

Барон и офицеры удивлённо на меня уставились, но, видимо, сделали скидку на моё очередное оглушение и, не задав уточняющих вопросов, как будто забыли мои слова.

— Тут, значит, такое дело… — начал барон издалека. — Я приказал горшки с «негасимым огнём» на стены вынести, чтобы в любой момент в ход пустить, если полезут. Раз они такою дрянь против нас применяют, то и мы, извините, не можем сидеть, рот разинув. Письмо соответствующе стрелой им послали — пускай осознают, стало быть, поглубже весь ракурс разреза.

Офицеры одобрительно оживились; я молчал, равнодушный. Эх, Пчёлка! Вся твоя короткая жизнь оказалась лишь для того, чтобы получить у меня за неделю некоторые уроки владения мечом, а эта неделя учёбы — ради одного удара горшком по ящикам. Успел ты там ударить или нет?..

Мы все вышли на парапет стены, и я сам лично убедился, что в лагере нихельцев царит уныние. По крайней мере, не ощущалось деловитого возбуждения и азартной подготовки к штурму.

Дальнейшие события описывать подробно нет смысла. Наша армия атаковала нихельскую, вынудив её снова отойти за Рогану. Нихельцы в суматохе потеряли батарею баллист для запуска «чёртовых трубок», вместе с боеприпасами. Причиной такого провала оказалась, в том числе, и неудача со штурмом замка, приведшая к потери стратегических требушетов. Вместо того, чтобы выстраивать оборону вдоль новой границы, наш противник остановился, имея перед собой неприятный факт: наш замок не собирается стать опорой их рубежа. Из-за этого батарея баллист, переправленная через Рогану, оказалась не под защитой крепостных стен, а в чистом поле, да и другие войска смешались из-за рухнувших планов.

В наши руки попали не только баллисты, но и несколько человек обслуги, которые под страхом смерти сделали несколько залпов по нихельским войскам. Как жаль, что такое веселье прошло мимо меня! Да и остальные вояки замка сильно досадовали, разве что рубашки на себе не рвали от переизбытка чувств, что им не удалось увидеть ТАКОЕ хотя бы одним глазком, хоть бы одно попадание!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я постепенно возвращался в былую форму и оттаивал израненной душой. Да, так и получилось, что именно я оказался спасителем замка, и, заодно, всего междуречья. Графиня горячо меня поблагодарила… ну, как умела: страстно.

— А если твой муж вернётся и узнает — что тогда? — спросил я, когда мы вместе с ней отдыхали на широкой кровати после бурных утех.

— Где же он, муж этот? Когда нихельцы захватили замок, мой отец оставался с нами до самого окончания всех ужасов.