Обитель зла - Сабина Тислер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Buon appetito, – сказал он и натянуто улыбнулся.
«Он такой нежный сегодня вечером, – подумала Эльза, – такой спокойный и задумчивый».
Хотя три дня назад на рынке антиквариата в Ареццо она увидела его совершенно с иной стороны.
Они вместе гуляли по пьяцце и переулкам старого города. Торговцы уже поставили свои будки, чтобы не прозевать рождественскую прибыль, и потребовалось несколько часов, чтобы все обойти и увидеть.
Амадеус был в своей стихии. Пока Эльза, большей частью рассеянно, рассматривала разные мелочи, старые вещи, всякий хлам и сомнительные антикварные ценности в надежде, что в глаза бросится что-то особенное, он внимательно изучал все. Каждое кольцо, каждую маленькую лупу, каждый камень, каждую книгу, каждый ржавый ключ, каждую почтовую открытку, каждую бронзовую дверную ручку, каждый древний абажур для лампы, каждую серебряную вилку и каждое блюдце он брал в руки и спрашивал цену.
Держась за руки, они медленно шли по старым переулкам, осматривая тысячи мелочей, потом выпили эспрессо в баре и пошли дальше. Под аркадой, которая вела к самой большой площади Ареццо, на одном из прилавков он обнаружил золотой браслет, который хотел купить для Эльзы. Он вертел его в руках, держал против света, перебирал отдельные звенья, торговался с продавцом и все никак не мог решиться.
– Как он тебе, нравится?
– Это просто мечта. У меня еще никогда не было браслета. За всю жизнь не было.
– Смотри, тебе лучше знать. Если он тебе действительно нравится, я его куплю.
Эльза чувствовала себя довольно неловко. С одной стороны, ей хотелось иметь этот браслет. Она хотела носить его каждый день, видеть его и чувствовать. И чтобы он напоминал ей об Амадеусе. Но ей не хотелось, чтобы он отдал ей браслет прямо сейчас, возле прилавка. Это не было сюрпризом, это не было романтично и вызывало какое-то неприятное ощущение, которое ее пугало. Эльза хотела, чтобы это был подарок, которого она не ждала, чтобы он вручил его в постели или за завтраком. И чтобы сказал при этом, как ее любит. Ей не хотелось видеть, как он оплачивает подарок, соскребая последние монеты.
– Давай уйдем, – прошептала она, но он не услышал, поскольку уже торговался с продавцом.
Эльзе стало стыдно, ей хотелось провалиться сквозь землю. Ей казалось, что она сама стала объектом торговли.
В этот момент собачонка, до сих пор мирно сидевшая под прилавком, подняла лай. Она увидела другую собаку, покрупнее, которая вместе с хозяином шла мимо прилавка, и словно взбесилась. Она подпрыгивала и лаяла как бешеная.
В этом шуме невозможно было торговаться, и продавец, выйдя из себя, дал собаке такого пинка, что она от страха перестала лаять, отлетела в сторону и осталась лежать на асфальте, распластавшись, как речная камбала.
Потребовалось не больше секунды, чтобы Амадеус потерял контроль над собой. Он уронил браслет на стол, бросился на продавца и ударил его. С такой силой, что Эльза услышала, как у того хрустнула челюсть.
Продавец, не ожидавший подобного, упал на землю.
Амадеус бил его снова и снова – в живот, в грудь, по плечам, по лицу.
– Перестань! – закричала Эльза – Ты что, с ума сошел? Амадеус, прекрати!
Но он не останавливался. Он не слышал того, что творилось вокруг, и словно в опьянении продолжал наносить удары.
– Ты что, хочешь убить его?
Эльза бросилась к нему, пытаясь оттащить от лежащего на земле продавца, у которого уже кровь лилась из носа, но с таким же успехом она могла бы попытаться оттащить в сторону слона. В ярости у Амадеуса просыпались невиданные силы.
Теперь уже вмешались прохожие. Но он успел дать продавцу пинка, прежде чем его самого швырнули на землю так, что он еле поднялся.
Это привело его в чувство. Эльза схватила его за руку.
– Идем! Быстрее идем отсюда!
Она тащила его через толпу, которая двигалась вдоль прилавков, и слышала, как итальянцы кричат им вслед «stronzo, cazzo, sporcaccione» [97].
– Ты же его чуть не убил, – сказала она, когда они прошли три улицы.
– Еще чего.
Это был его единственный комментарий.
Эта неожиданная вспышка ярости напугала Эльзу. Она словно посмотрела на него со стороны, и он вдруг показался ей чужим. Намного более чужим, чем в первый вечер, когда он как сумасшедший играл на рояле и обнаженный стоял возле окна.
Когда они вышли с рынка, он обнял ее и крепко прижал к себе.
Но в тот последний вечер, на прощальном ужине в Асциано, он был таким нежным, тихим и спокойным, что Эльзе даже не верилось, что он может быть другим.
– Я клянусь тебе, что вернусь, – прошептал он и взял ее за руку. – Я тебе клянусь!
Она кивнула ему и улыбнулась, хотя и сомневалась, что ему можно верить.
– Я живу один, у меня нет подруги, нет никого, кто бы меня ждал и кем бы я интересовался. У меня есть только ты. Почему бы мне не вернуться?
– Я буду ждать тебя.
– Мне просто нужно подзаработать. Я попытаюсь сделать один-два фильма. Как только я подпишу договор, сразу вернусь.
– Но ведь у меня ты не сможешь работать.
– Я куплю рояль. Как ты на это смотришь? А твою подругу мы выселим, и места для двоих будет достаточно.
Он перегнулся через стол и поцеловал ее в губы.
– Проклятье, Элизабетта! Я все время думаю, что со мной происходит, и мне кажется, что я действительно тебя люблю.
62
На следующее утро в восемь часов двадцать пять минут Эльза проводила его на вокзал. Он пытался не показать, как ему плохо. Бледный, с темными кругами вокруг глаз, он судорожно хватал воздух, когда нес чемодан по лестнице к третьему пути.
Эльзе тоже все утро казалось, что она задыхается. Когда в половине седьмого зазвонил будильник, ее первой мыслью было: «Значит, уже пора. Сейчас он уедет, и все закончится. Все это было только прекрасным сном».
Она под одеялом поглаживала его тело, пока он не проснулся, целовала его, зарывалась к нему в изгиб локтя, чтобы еще раз вдохнуть и почувствовать его запах, и в конце концов с тяжелым сердцем вылезла из постели и поспешно приняла душ. Она не хотела пропустить ни одной минуты из тех, что еще у них оставались.
Когда она, одевшись, зашла в кухню, он как раз накрывал на стол и варил кофе. На нем были только трусы, и он стоял босиком на холодном кафельном полу.
– Боже мой, надень что-нибудь, здесь же холодно! Он кивнул и обнял ее.
– Как мне будет не хватать всего этого!
Он ушел в спальню, чтобы одеться, и она почувствовала, что на глаза набегают слезы. «Я не выдержу на вокзале, я не выдержу», – думала она.
Они завтракали целых полчаса. Он выпил три чашки кофе и съел половинку бутерброда с белым хлебом и сыром, что для него вообще было необычно.
– Я ненавижу прощания, – сказал он.
– Я тоже, – сказала она.
А потом они покинули дом.
На платформе гуляли сквозняки, было холодно. У них была еще пара минут.
Эльза прильнула к нему. Он распахнул свою кожаную куртку, завернул ее в нее и крепко держал, как ребенка, которого хочется защитить от ветра.
Эльза не сказала ни слова, все казалось ей слишком банальным в такой ситуации.
Еще две минуты. Еще две бесконечные минуты под его курткой, которые, может быть, никогда не закончатся. Когда любишь, время останавливается.
Но вот прозвучало какое-то объявление. Очень громко, на итальянском и английском языках. Это было предупреждение о прибытии поезда.
Эльза боялась подъезжающих поездов и невольно вздрогнула, когда завизжали тормоза. Поезд остановился.
– Не забывай меня, – прошептала она, глядя ему в глаза и подставив губы для самого последнего поцелуя.
– Никогда, – сказал он очень серьезно.
Эльза кивнула, слезы брызнули у нее из глаз и побежали по лицу. Он поцеловал ее и в последний раз прижал к себе. Потом забросил свой багаж и поднялся следом. Он стоял в открытой двери вагона и махал рукой. Эльза тоже махала рукой, хотя была всего лишь в метре от него. Потом двери закрылись, и поезд ушел.
Эльза боялась пустой квартиры: постели со смятыми простынями, в которой он спал несколько недель, неубранного после завтрака стола, кофейной чашки, из которой он только что пил, его мокрого полотенца в ванной. Кресла, в котором он время от времени засыпал, и ковра, на котором они занимались любовью под музыку Верди из «Травиаты». Все, просто все напоминало о нем. И она не знала, как проживет эти несколько недель без него.
Еще три недели до Рождества… Небо над Сиеной было затянуто тучами, шел легкий моросящий дождь. Узкие улицы казались ей серыми и мрачными. Она не знала, куда деть себя, без него она совсем потерялась в этом мире.
И точно так же, как в тот вечер, когда они познакомились, В это декабрьское утро она отправилась гулять по городу. В каком-то баре она выпила капуччино, рассеянно покопалась и своей сумочке, как часто делала, когда не знала, чем заняться, и обнаружила визитную карточку торговца украшениями, которого избил Амадеус.