Приносящая надежду - Тамара Воронина

— Ты говоришь так, словно она живая.

Гарвин улыбнулся, но ничего не сказал. А она кажется ему живой. Словно в нем живет еще кто-то. Вообще, среди специалистов это называется раздвоением личности, может, потому некромантов и опасаются, а Гарвин этим раздвоением доволен. Некромантия под запретом всегда и везде, по крайней мере там, где они бывали. Настоящим некромантом, судя по паре реплик Гарвина, может стать только эльф, человек — это так, пародия. То есть надо иметь исходную магию. Эльфийскую. Ладно. Запретили ее так давно, что даже Лиасс не помнит, когда… Впрочем, что помнит и чего не помнит Владыка, вопрос интересный. Но в любом случае — крайне давно. Никто не признается, что знает причины этого запрета. То есть понятно, что способ, которым становятся некромантами, сам по себе причина. Для Лены, например. Но не для магов. Тем более не для боевых магов. В этом она легко соглашалась с Гарвином. Она не видела, как умирал тот эльф в магическом круге, но было это гораздо быстрее, чем мучительное умирание Гарвина от иссушающего огня или в клетке. Так что у гуманности магов есть свои специфические стороны. Типа: вот артефакт может высасывать силу и магию, а живое существо, эльф ли, человек ли, не может. Не должен. Неэтично это. Неправильно. Потому такого вот злодея, высосавшего силу в свою пользу, надо запихнуть в клетку, чтоб другим неповадно было, чтоб из него высасывали…

— Гарвин, а сколько времени потребовалось бы некроманту, чтобы взять твою силу?

Он почему-то даже не удивился. А шут не услышал. Теперь он был занят тем, что перебирал крошки и выкладывал из них сложный орнамент.

— От часа и до… до очень долгого времени. На какое некроманта хватит. А больше чем на сутки все равно никого не хватит, потому что отвлекаться нельзя, а мочевой пузырь может и не выдержать.

— И чем дольше, тем больше силы получит некромант?

Он кивнул. Значит, он от того эльфа получил совсем чуть-чуть. Потому что эльф? или просто не хватило сил? Собственно, разницы никакой нет, в мягкости Гарвина она все равно сомневалась. И сам акт некромантии практически в ее присутствии ее не испугал. Во-первых, она все-таки не совсем в себе была, хотя все видела и даже кое-что соображала. А во-вторых, там был Маркус, он помогал Гарвину, а Маркус чего-то непоправимо плохого сделать не может. Гарвин — может. У него своеобразный взгляд на этику, и некромантия ни при чем, именно этот взгляд и позволил ему стать некромантом, он вообще был не такой, как все. Кавен обмолвился, что у Гарвина никогда не было друзей, даже когда он был мальчиком. Что этому мешало? Лиасс? Невозможно. Как бы там ни было, Лиасс любил своих детей. Особенно когда они были детьми. Врожденная замкнутость? Врожденной не бывает, все-таки что-то ему мешало. Может, рано проявившаяся магия. А может…

— У тебя когда было первое видение?

— Забавно за тобой наблюдать. Угадывать, о чем ты думаешь. Нет, я не могу подсмотреть твои мысли, я могу тебя позвать и поговорить, если ты позволишь. Просто на лице у тебя все отражается. Так мило… Я не помню, когда было первое. Я был маленький. Считал, что это всего лишь сон. Повторяющийся сон.

— И никому о нем не говорил?

— Не говорил. Сон был страшный, а разве мальчику хочется признаваться, что он боится?

— А разве маленькие мальчики не признаются маме или папе?

— Мой сын признавался. И Вике, и мне… А я вот… Аиллена, я и правда не помню почему. Отец даже расспрашивал, а я героически врал.

— А сбывалось?

— Увы. А мелочи всякие… Лет через десять я подумал, что это не просто сны, не просто совпадения… Отца спросил, что делать. Он сказал: ждать и ни в коем случае не волноваться, что это случается в период, когда мальчики становятся юношами и тем более мужчинами, а потом, со временем, чаще всего проходит. И ты знаешь, прошло, так, всякие мелочи были… как у Кариса. Типа у матери суп убежит и зальет огонь. Или приятель свалится с обрыва и сломает ногу. А это не редкость. У многих бывает, и у Кайла, и у Милита. А вот потом… Не помню, сколько мне лет было, тридцать с небольшим, я еще считался мальчишкой, хоть и отличался редкими талантами к магии и вообще к учению. Тогда оно и сбылось. До деталей. И это меня так потрясло, что я никому ничего не сказал, все думал… а потом уж как-то и неудобно было приходить к отцу и заявлять: «А я, Владыка, эту резню еще младенцем предвидел».

— Резню? — прошептала Лена. Он кивнул.

— Поголовно. Весь поселок. Сто двадцать два эльфа. Да так… Отец меня брал с собой туда. Считал, что мне пора начинать учиться настоящей жизни. Я шел по этим улицам и узнавал свой сон. До мелочей. Выстиранное детское платьице на веревке за сгоревшим домом. Розовое с вышитыми ромашками. Сломанный пополам меч с гардой в форме чашки — мы такие не делаем, это человеческий. Курица, разгребающая пыль и пепел возле того, что когда-то было ее хозяйкой. Вот эти мелочи меня и убедили, что я, к сожалению, пророк… Я начал заниматься изучением пророчеств, и меня только поощряли. Все через это проходят. Вот тогда я и убедился, что пророчества — ерунда. Никогда не видишь последовательности событий. Никогда не знаешь, что они означают. Никогда не знаешь, когда это будет. Казалось бы, можно хотя бы время года определить: если видишь снег — зима… Вот со мной было наоборот. Снег выпал в июле, да такой, что завалил все, доходил до колена. Маг развлекался один веселый. Разумеется, в этом снегопаде обвинили эльфов, устроили серию показательных казней не отходя от места… А к вечеру снег растаял. Все успело померзнуть, неурожай был такой, что начался голод. Только не у эльфов, видишь ли. Мы ж запасливые, к тому же нас мало.

— И послали по вашим поселениям отряды продразверстки, и выгребли все, что было…

— Не знаю, что такое продразверстка, но да, выгребли. Владыка приказал сопротивления не оказывать, а все равно несколько эльфов убили. Чтобы выдали секретные места, где зерно зарыли.

— Они, конечно, не выдали.

— Конечно, нет. В общем, выжили. У нас никто от голода не умер. Вообще удивительно, как люди ухитрились с одного неурожайного года вот так… Не сердись, и люди бывают разные. Сайбия удивительно не похожа на Трехмирье, правда. Здесь людей не захватило массовое безумие.

— Войну в Трехмирье спровоцировал Корин Умо.

У Гарвина изменилось лицо.

— Аиллена?

— Он сам мне сказал. Дескать, зато людей погибло намного больше.

— Если мы его поймаем, позволишь с ним… поговорить?

— Охотно.

— Врешь, — усмехнулся Гарвин, — не позволишь.

— Позволю. А сама подальше отойду и сделаю вид, что не догадываюсь, как вы беседуете. Так что забирай у него силу… если мы его поймаем.