Огненная земля - Майн Рид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В религии индейцев есть очень интересное предание о всемирном потопе: вследствие страшного разлива вод все живое на земле погибло, спасся только один человек со своим семейством в большой лодке. От него и произошли все люди. В память этого события у индейцев ежегодно происходят празднества.
...Нам нужно было отправляться дальше. Прощание с племенем было дружественным и сердечным. Оба вождя, Волк и Маг-то-тог-наг, обняли меня, дети и женщины помогли перенести наши пожитки в лодку и долго еще вослед желали нам счастливого пути.
Мы уже отплыли довольно далеко, как увидели, что по берегу бежит молодой воин, сын вождя, мы приостановились, и он бросил нам в лодку какой-то сверток; он был увязан тонкими ремнями, и я с трудом его распутал. В свертке оказалась пара великолепных мокасин.
Несколько дней назад я хотел было их купить, но молодой воин сказал, что бахрома из волос — драгоценный трофей и продать он их не может.
И вот свою добычу великодушный дикарь отдает мне даром!
Это тронуло меня до глубины души.
А где-то через год я узнал, что страшная оспа истребила почти все это племя, осталось лишь несколько десятков человек.
А случилось же следующее. Один из пароходов американской компании с грузом рома и водки шел по Миссури, чтобы продать спиртное индейцам. К несчастью, на пароходе оказались два матроса, заболевших оспой. Несмотря на настояния майора Дугерти, правительственного агента по индейским делам, требовавшего, чтобы зараженный пароход не заходил в деревню мэнданов, торгаши не послушались, думая только о своих доходах...
От мэнданов зараза перешла и к черноногим, у которых она унесла двадцать пять тысяч жизней, затем к анинобоям (шесть тысяч), к воронам (три с половиною тысячи), и сколько еще других жертв пало от этой страшной болезни, никто не знает.
X
От мэнданов мы направились в племя сиу. По берегам часто видели бизонов и, когда ощущали недостаток провизии, то охотились на них.
Однажды после удачной охоты мы плыли, весело беседуя между собой. Богатырь и Батист, как бывшие трапперы, хорошо знали воронов и черноногих и рассказывали мне много интересного о них. Наша беседа была прервана внезапным выстрелом: какой-то индеец с берега делал нам повелительные знаки, требуя, чтобы мы причалили. Мне этот индеец показался подозрительным, да и река, делая в этом месте крутой поворот, текла с такой быстротой, что мы не смогли бы справиться с течением, приставая к берегу, на котором находился индеец, и разбились бы об утесы. Поэтому я направил лодку к противоположному берегу. Но тут мои спутники, в особенности Богатырь, которые сильно любили выпить и рассчитывали достать рому у индейцев, бросили весла и грубо потребовали, чтобы я плыл к индейцу. На мое счастье, ружья обоих пьяниц лежали поодаль от них, и прежде, чем они успели их схватить, я направил на них свою двустволку. Поняв, что со мной шутки плохи, они, ворча, взялись за весла, и мы отплыли от опасного поворота. Вдруг на утесах, куда нас звал индеец, их показалось около тридцати воинов, певших боевую песню, — ясное доказательство того, что мы стали бы их жертвами, если бы послушались и причалили. Я приказал своим спутникам взять оружие, но стрелять только по моему приказу; мы налегли на весла что было сил и гребли с неимоверной быстротой, но все-таки несколько индейцев бросились в воду и даже плыли нам наперерез. Едва мы направили на них ружья, они нырнули и вышли на берег, оставив нас а покое. Таким образом мы благополучно избавились от опасности. Мне не довелось узнать, из какого племени были эти индейцы.
Неделю спустя мы были уже в форте Питер; это большое торговое поселение на границе с племенем сиу. У индейцев было полторы тысячи вигвамов и громадные стада лошадей.
Комиссионер форта Лайдлоу, у которого я остановился, привел ко мне вождей и воинов, которые хотели, чтобы я сделал их портреты. Мне поставили для этого особую палатку, куда я перенес все принадлежности для рисования.
Первым я сделал портрет вождя Га-вон-же-ла в его парадном костюме.
Он и главный их лекарь были в восторге. Лекарь объявил, что это чудо великого белого лекаря, которого научил Великий Дух. Когда индейцы увидели портрет своего вождя, изумлению их не было пределов.
Желавших иметь свои изображения было так много, что я установил для них очередь.
Но, в конце концов, моя живопись кончилась довольно плачевно. Лайдлоу привел как-то красивого молодого воина в полном вооружении и сказал:
— Мой друг Маг-то-чи-га просит нарисовать его портрет, и хотя он не вождь, я надеюсь, что вожди разрешат иметь портрет такому смелому, храброму воину.
Вожди согласились, я принялся за дело. Но, к несчастью, я изобразил его в три четверти. Рядом с нами находился вождь Чон-ка (Собака), известный своей злостью и завистливостью. Вдруг он сказал Маг-то-чи-гу:
— Ты — только половина человека.
— Кто это говорит? — спокойно спросил Маг-то-чи-га.
— Я говорю. Чон-ка умеет доказывать свою правоту, когда он что-либо утверждает. Вот Чон-ка видит, что и мудрый белый лекарь признает половину твоего лица ничего не стоящей, потому и оставил ее в тени. Значит, ты — половина человека.
— Хоть я и половина человека, — возразил все так же спокойно Маг-то-чи-га, — но все-таки я докажу Чон-ке, что я больше него.
Чон-ка в ярости выбежал из моей палатки, а Маг-то-чи-га бесстрастно и спокойно досидел до конца
