Стрельба по тарелкам (сборник) - Олег Дивов

Копия текста находится в личном архиве психиатра, пожелавшего сохранить инкогнито. Это не бывший лечащий врач Корягина и вообще человек из другого поколения. Трудно оценить, идет ли речь о прямом нарушении врачебной тайны. Скажем так: пока Корягин сам пытался распространять свои новеллы, это было его сугубо личным (и в перспективе уголовным) делом. Когда цикл «Сталин и дураки» превратился в предмет медицинской экспертизы, все осложнилось. Будем уважать это. В любом случае, мечта Корягина – для кого-то безумная – сбылась, его текст выходит наконец на довольно широкую и, надеемся, благодарную аудиторию.

Вот что мы знаем об авторе (далеко не все эти факты поддаются проверке). Примерно с 1935 года Корягин работал в так называемом аппарате Поскребышева, причем остался на службе и после того, как его шеф угодил в опалу. Поскребышева часто ошибочно зовут «секретарем Сталина». Поначалу так и было, но вообще-то генерал (!) Поскребышев – заведующий канцелярией генсека ЦК КПСС, и под его началом трудился внушительный штат референтов, порученцев, архивистов и т.п.

Одним из таких низовых работников стал тридцатилетний Корягин. Откуда он взялся, как пришел на работу в Кремль, каковы были его функциональные обязанности – вопрос уже для историков. Мы пока вынуждены довольствоваться теми сведениями, что сообщил Корягин лечащему врачу в конце 70-х. Точнее, многократным пересказом этих сведений: степень искажения можете представить сами.

Корягин не сделал карьеры, но считался работником ценным и мог бы задержаться в аппарате ЦК еще надолго. Он и так «пересидел» пенсионный возраст на несколько лет. Уволился он в 1968 – 1969-м якобы по собственному желанию, удрученный вопиющим контрастом между масштабом личностей покойного Хозяина и тех, кто пришел ему на смену. На пенсии, естественно, заскучал. Обстановка в стране активно ему не нравилась, глаз у Корягина был зоркий и критический, а уж информацией он владел – недоступной простому смертному. Сопоставляя то, что было, и то, что стало, пришел к неутешительным выводам. Недаром цикл завершается почти прямой цитатой из классики: «История прекратила течение свое». И вообще под занавес «Сталин и дураки» вдруг срывается с отчетливо скоморошьего на едва ли не эпический тон. Последние несколько абзацев – форменный реквием…

Где-то в середине 70-х Корягин создает свой цикл. Дата характерная. Сейчас принято рисовать 70-е в радужных красках, как годы всеобщей сытости и благоденствия. На самом деле время было по-своему не менее дурное, чем сталинское, а уж для человека с опытом и знаниями Корягина – куда дурнее. Время полной утраты мотиваций и веры в прежние идеалы. «Тащи с завода каждый гвоздь, ведь ты хозяин, а не гость» и так далее. Экономику уже раз и навсегда перекосило, народ пил, творческая интеллигенция не просыхала. Более-менее лояльными оставались разве что ученые и сотрудники ВПК – они были заняты своим делом и редко оглядывались по сторонам, да и кормежка им доставалась получше. Нарастал поток эмигрантов «за свободой и колбасой». Корягин видел, как СССР прямым ходом движется к гибели, – и подал голос. В неожиданной, но убедительной форме. Он застал страшную, но великую эпоху и не мог смириться с тем, что доживает свой век в эпоху гниения, когда набрали силы разрушительные тенденции, корни которых прослеживались издавна.

А Корягину уже перевалило за семьдесят, и поступил он точь-в-точь как герой популярного четверостишия неизвестного автора:

Дедушка в поле гранату нашел,С этой гранатой к райкому пошел.Дернул чеку, и гранату – в окно.Дедушка старый, ему все равно.

Примерно к 79-му году литературное творчество приведет Корягина в психбольницу, и это еще весьма гуманный вариант. Дело не в том, что подогнать «Сталин и дураки» под статью УК «Антисоветская агитация и пропаганда» раз плюнуть. Все гораздо хуже: сплошь и рядом информацию, поданную в тексте как авторская речь или прямая речь героев, можно найти в документах, находившихся на тот момент под грифом «Секретно». Мало ли, что автор на секретные бумаги не ссылается. Достаточно того, что видел, слышал, знал – и разгласил. Простым совпадением фантастического вымысла с документальной правдой тут не отбояришься. Особенно когда цитируются (с минимальными искажениями) такие пикантные вещи, как «Опись имущества, изъятого на дачах и квартире Ягоды».

Отчасти Корягина спас от тюрьмы его социальный статус (об этом ниже), отчасти – возраст. Он вполне подходил на роль помешанного старика.

Теперь вернемся собственно к новеллам и тому парадоксальному, что стряслось с ними во второй половине 70-х.

«Сталин и дураки» – нарочитый лубок, но с двойным дном. Как вы уже поняли, в новеллах «сталинские мифы», берущие начало из хрущевских времен, густо перемешаны с адекватной информацией. С ее помощью Корягин жестко ломает мифы, издевается над ними и тут же создает новые – мифы второго порядка. Он приводит реальные случаи, описывает реальные ситуации, цитирует реальные высказывания, широко известные нынче, но совершенно недоступные в 70-е. Увы, недоступные и пониманию тогдашнего обывателя, отношение которого к сталинской эпохе было сформировано под влиянием легенд, запущенных Хрущевым и его окружением. В итоге разобраться, где у Корягина правда, а где ерничество и сатира, сейчас легко – а тогда было невозможно. Оставалось только верить автору, но это для читателей было уже за гранью.

Во-первых, Корягин выглядел отпетым сталинистом – несмотря на сугубо сатирическое изображение «великого вождя». Просто остальные герои по большей части совсем идиоты, недаром цикл зовется «Сталин и дураки».

Во-вторых, в галерее образов, созданных Корягиным, попадались намеренно гипертрофированные фигуры, вроде проходящих через весь цикл физиков Капицы, Ландау и Сахарова. Но если задача «академика Капицы» – оттенять идиотизм происходящего, и сам он выписан с огромной любовью (похоже, в отличие от Сталина, это однозначный кумир автора), а «академик Ландау», интеллектуальный хулиган, играет роль пугала для Берии, то вот «академик Сахаров» получился фигурой неоднозначной. Анекдотический Капица парит над схваткой, а анекдотический Сахаров – один из «дураков», пусть и прозревающий под конец. Можете представить, как на такого Сахарова реагировали читатели, в глазах которых он был непререкаемым нравственным авторитетом.

В-третьих, шокировал взлом мифов. Сталин в первые дни войны прячется под кровать лишь в воображении Хрущева; маршал Блюхер был репрессирован «за то, что дурак»; в точности передается суть уголовного дела Ландау, что по идее только добавляет Ландау очки, но все равно выглядит ошарашивающе; байку про «изъятое имущество» и сейчас читать дико; наконец, режут глаз настойчиво обыгрываемые двадцать трофейных аккордеонов маршала Жукова (и кстати, затушевывают добрую интонацию, с которой Корягин о Жукове говорит).