Красная лента - Роджер Эллори

Мне понадобился целый год, чтобы понять, что там происходит на самом деле. Мне понадобился год, чтобы понять, что такое Альянс, и к тому времени я начал понимать, что в Никарагуа вся заваруха вовсе не из-за коммунизма. Причина была в другом. К тому моменту, когда мы поняли, в чем суть дела, было уже поздно возвращаться домой. Мы стали тем, что с самого начала хотели из нас сделать Лоуренс Мэттьюз, Дон Карвало и Дэннис Пауэрс. Как любил говорить Мэттьюз, мы были священным чудовищем. Кэтрин была нашим мозговым центром, я был всего лишь грубым орудием. Возможно, я был самым грубым орудием, которое у них когда-либо было. Но была определенная грань. Я понял это через какое-то время. Казалось, что все, что я делал, каждое задание, которое выполнял, делало эту грань острее. Как они никогда не задавались вопросом, кем я был до того, как попал к ним, так им было наплевать, кем я стал.

Именно после смерти адвоката, человека по имени Франсиско Сотело осенью 1984 года, все начало разваливаться. Возможно, в этом было что-то пророческое. Все то, что он мне говорил, все то, что было правдой, все его личные обстоятельства не помешали мне застрелить его. Позже ночью, и в последующие ночи, когда я начал понимать значение того, что мы делали, я поговорил с Кэтрин о том, что может произойти, и мы поняли, как здорово им удалось одурачить нас.

В этот момент работа стала личным делом, и если раньше я оставлял мертвецов там, где они упали, то теперь они неотступно следовали за мной по пятам.

ГЛАВА 27

Новости произвели эффект разорвавшейся бомбы. Миллер проснулся от звонка телефона. Он невнятно произнес свое имя в трубку и услышал голос Роса, который сказал что-то, что он не понял. Миллер, который спал одетым, приподнялся на кровати, глубоко вздохнул и попытался сосредоточить взгляд на чем-то на другой стороне комнаты.

— Что? — спросил он. — Что ты сказал?

— Получили идентификацию, — сказал Рос. — Очень похоже, что не липа. Кто-то дал нашему парню имя.

— Да ты что?!

— Мы пытаемся узнать подробности, — сказал Рос. — Метц мне позвонил. Я в участке. Ласситер уже едет. Приезжай.

— Который час?

— Четверть девятого.

— Еду, — сказал Миллер, но прежде чем он успел это произнести, в трубке послышались короткие гудки.

Он попытался встать. К голове прилила кровь. Сделав несколько глубоких вздохов, он почувствовал головокружение. Он попробовал снова, но ему пришлось несколько секунд постоять, чтобы не рухнуть на пол. Миллеру было плохо, словно с похмелья. Или нет. У него уже так давно не было похмелья, что он не мог вспомнить, какими ощущениями оно сопровождается. Он чувствовал себя так же, как на похоронах матери. Окружающий мир кажется нечетким, нереальным, все плывет перед глазами. По пути в ванную ему даже пришлось схватиться за угол стола. В ванной он плеснул на лицо холодной водой, вымыл руки, разгладил волосы, снял пиджак со спинки стула в прихожей и поспешил по лестнице вниз. Он сказал Хэрриет, что ему очень жаль, но надо бежать. Важные дела…

Она нахмурилась, но только махнула рукой.

Миллер обыскал карманы в поисках ключей. Пришлось вернуться за ними. Он съехал с подъездной дорожки и направился ко второму участку. По дороге все светофоры переключались на зеленый свет, словно ему было суждено быстро добраться до места, словно кто-то наконец принял его сторону.

Миллер подъехал ко второму участку в восемь сорок восемь и сразу спросил дежурного, не появился ли Ласситер. К счастью, того еще не было. Взбежав по ступенькам, он обнаружил в кабинете Роса, Метца, Риэля и Фешбаха.

— Закусочная, — сказал Метц, — угол Эл-стрит и Массачусетс. Один из патрульных зашел туда, поговорил с женщиной за стойкой и показал ей снимок. Она сказала, что знает парня. Говорит, что он регулярно посещает ее заведение. Два-три раза в неделю. Иногда он берет кофе навынос, иногда остается и заказывает сандвич. Обычно приходит в обед, бывает и раньше, словно по дороге на работу. Она точно не помнит его полное имя. Фамилию вообще не знает. Говорит, что его зовут Джон. Она в этом уверена.

— И очень уверена насчет его внешнего вида, — добавил Рос, который выглядел взволнованным. Он поднялся со стула и продолжил: — Она уверена, что это наш парень, Роберт. Она просмотрела все снимки. Сказала, что сзади у него волосы длиннее, на висках седые, зачесаны назад. Сказала, что глаза определенно его. Она абсолютно уверена.

— Возле кофейни уже есть наши люди? — спросил Миллер.

— Две гражданские машины, — сказал Метц. — Одна у парадного входа, другая у черного. Место прикрыто.

Миллер подошел к окну.

— По словам женщины, какой из снимков больше всего похож на него? — спросил он Роса.

— Четвертый. Там, где он с густыми волосами и гладко выбрит. Ты понял какой?

— Конечно, — ответил Миллер. Он смотрел в окно.

— Роберт?

Миллер обернулся. Сердце гулко стучало в груди. Ему было страшно и радостно одновременно, ведь это могло быть чем-то, а могло оказаться абсолютно ничем. Таких зацепок у них еще не было.

— Ну что? — спросил Рос.

— Я хочу поехать туда и поговорить с этой женщиной, — сказал Миллер.

Улицы были пустынны. Они поехали по улице Нью-Йорк и Пятой, мимо библиотеки Карнеги, дальше вверх по Массачусетс к Эл-стрит. Рос был за рулем. Миллер проводил взглядом библиотеку и вспомнил о последнем дне Кэтрин Шеридан, о тех нескольких часах, о которых они так ничего и не узнали. Ему с трудом верилось, что прошло всего четыре дня. Он подумал о Хлои Джойс. У девятилетнего ребенка ничего и никого не осталось в этом мире. Да и было-то у нее немного. О ней позаботятся. Как и о других детях, чья жизнь резко пошла наперекосяк.

— Это там, — сказал Рос, перебивая мысли Миллера.

Яркая неоновая вывеска. Теплый желтый свет из окон. Место кажется приятным и гостеприимным. На навесе написано «Донованз».

— Которая машина наша? — спросил Миллер.

— На той стороне улицы, видишь магазин спорттоваров?

Миллер заметил седан, припаркованный неподалеку от магазина.

— Давай зайдем, — сказал он. — Выпьем кофе, поговорим с официанткой.

Внутри было тепло. В конце стойки обосновалась группка завсегдатаев. Четверо мужчин, всем лет под шестьдесят-семьдесят. Они не обратили никакого внимания на появление Миллера и Роса. Но когда они сели, когда к ним подошла официантка, улыбнулась каждому по очереди и спросила, не желают ли они чего-нибудь, один из стариков обернулся и спросил:

— Вы, парни, здесь по той же причине, что и прочие?

Миллер улыбнулся. Уже второй раз за последние дни в нем угадали полицейского.

— Нам не стоит прятать значки, — сказал Миллер. — Ведь все и так очевидно, верно?

— Учитывая то, как вы себя ведете… — сказал старик. Он рассмеялся, остальные последовали его примеру.

Женщина налила им кофе. На карточке, пришпиленной к ее форме, было написано «Одри». Она поставила кофейник на плиту и вернулась к ним. Миллер прикинул, что ей слегка за сорок. Она выглядела усталой, но несломленной. Возможно, она была хозяйкой заведения. Возможно, все дело было не в плохих заработках.

— Не обращайте внимания, — сказала она. — Эти старики здесь, потому что жены отправили их из дому. Им надоело их брюзжание.

— С такими парнями я справлюсь, — сказал Миллер и снова окинул зал взглядом. Старики уже вернулись к прерванному разговору. — Значит, вы Одри.

— Это написано на карточке на случай, если я забуду.

— Я детектив Миллер, Роберт Миллер.

— Вас не называют Бобом, верно?

— Нет. А что, вы разбираетесь в именах?

— В людях, — ответила Одри. — Я разбираюсь в людях, и удивительно, насколько имя может повлиять на своего хозяина. Например, ваш парень. Я уверена, что на самом деле его имя не Джон.

Миллер покачал головой.

— Я не понимаю.

Одри пожала плечами.

— Это несложно. Он называет себя Джоном, но настоящее имя у него другое.

— Вы в этом уверены?

— Нет, не уверена, но с некоторыми людьми это можно почувствовать. Джон — это имя обычного парня, такого себе работящего малого. Вам ведь знаком этот тип людей? А этот, фотографии которого мне показывал другой детектив… — Одри задумчиво покачала головой. — Он не обычный человек. Многие в нем этого не заметят, но могу вам сказать, что он видел и делал всякое… если вы понимаете, о чем я.

Рос подался к ней.

— Вы хотите сказать, что почувствовали это?

Одри рассмеялась. Ее лицо сморщилось, словно бумажный пакет. Морщинки вокруг глаз, желтоватые зубы курильщицы, редкие ресницы, подведенные тушью, выдавали ее возраст.

— Как если бы я была экстрасенсом? Да перестаньте! — Она бросила взгляд на группу мужчин в другом конце зала. — Иначе эти старые засранцы сожгут меня на костре, как ведьму! Нет, я ничего не чувствую. Я просто смотрю и вижу то, что вижу. Я здесь уже больше пятнадцати лет работаю. — Она посмотрела в сторону входа. — Донован. Так звали моего мужа. Он умер тринадцать лет назад и оставил мне это заведение. Посетители приходят и уходят. И снова возвращаются. Я привыкла разговаривать с клиентами, понимаете? — Она посмотрела на Миллера. — Вы полицейский. Полицейские говорят с людьми, слушают и смотрят. Они видят то, что видят, и додумывают то, чего им увидеть не удалось. Людей не так уж сложно читать.