Полночный вальс - Дженнифер Блейк

Неподалеку от Амалии присели две молодые женщины. Их голоса доносились до нее, перекрывая музыку. Говорили они о кулинарных рецептах, болезнях детей/особых трудностях беременности в летнее время и о том, что женщинам в положении в жаркое время года лучше находиться где-нибудь у воды, тогда меньше опасность выкидыша.

У Амалии был свой интерес к подобным темам, поэтому она со вниманием прислушивалась к разговору соседок, стараясь не пропустить ни слова. Но, к сожалению, очень скоро дамы, имевшие родственников в Новой Иберии, переключились на перемывание косточек ближним. Они рассуждали о том, что можно поехать на все лето на остров Дернир, где собирается отдыхать их общая знакомая Франсис Прюетт, дочь миссис Мур, которая владела несколькими тысячами акров земли и когда-то была замужем за одним из Уиксов, хотя недавно она овдовела во второй раз.

Франсис была всего на год старше Амалии, но уже дважды побывала замужем. Теперь, как следовало из разговора соседок, она жила в родовом поместье «Тенистое» с двумя детьми — мальчиком и девочкой — от первого брака с неким мистером Магиллом. И хотя Франсис все еще носила темные платья, но с окончанием официального траура по второму мужу стала появляться в свете. Молодая привлекательная женщина с положением и деньгами обязательно должна выйти замуж, хотя бы для того, чтобы у детей был отец.

Вдовы. Разговор о них — лишнее напоминание о том, что смерть облюбовала эту часть страны и потому может в любую минуту появиться и забрать с собой тех, кого мы любим. Амалии не хотелось думать об этом, особенно накануне дуэли Жюльена и Роберта. Она поднялась, почувствовав очередной приступ нестерпимой головой боли.

— Что с вами? — поддержал ее появившийся очень кстати Роберт.

— Вы не могли бы отвезти меня домой? У меня раскалывается голова, а Жюльена я не видела уже целую вечность.

— Я тоже не видел его. Сейчас я найду Мами, и мы поедем. Через минуту он вернулся. Тетя не считала, что пришло время покинуть бал, но раз Амалия плохо себя чувствует, она может уехать. Сама мадам Деклуе и Хлоя останутся, чтобы никто не сказал, что всей семье пришлось спасаться бегством.

«Мами вовсе не жестокая, — убеждала себя Амалия, откинувшись на спинку сиденья кареты. — Ей сейчас ох как не легко, ведь Жюльен — ее единственный сын». И все же Амалия корила себя за малодушие, хотя и понимала, что ее присутствие с головной болью или без нее вряд ли чем-либо могло помочь.

Ночной воздух был до блаженства свеж и прохладен. Присутствие Роберта в едва освещенной карете успокаивало, хотя

он и не пытался заговорить. Амалия радовалась, что он был паинькой. Казалось, Роберт думал о чем-то далеком, никак не связанном с сегодняшним днем. Неожиданно Амалии пришла в голову мысль, что вот так они могли бы ехать долго-долго, если бы их ничего не связывало и если бы Роберт был просто кузеном мужа. Хотя, кто знает, что лучше? Головная боль усиливалась, мешая сосредоточиться.

В «Роще» Роберт вышел и помог ей сойти. Чарльз, дожидавшийся хозяев у парадного входа, широко распахнул двери на лестницу, ведущую на галерею. Роберт приказал ему прислать Лали, а потом, держа Амалию под локоть, довел ее до двери в спальню.

— Дальше я не пойду, надо возвращаться за Мами и Хлоей.

— Благодарю вас за помощь, — произнесла Амалия затухающим голосом. — Вы были так добры.

— Добр? — В его голосе послышался смешок. — Да, я счастлив быть рядом с вами, жаль только, что сегодня это связано с вашим плохим самочувствием.

Роберт держал ее пальцы в своей руке, и желтое пламя лампы, висевшей у нее за спиной, отражалось в его глазах, придавая им какое-то странное выражение, смысл которого Амалия не поняла.

— Может быть, можно остановить эту дуэль? — задала она мучивший ее вопрос.

— Нет, если только Жюльен сам не откажется, — сказал Роберт, нахмурившись.

— Но это же глупо!

— Согласен, но инициатор он, а не я.

— Вы могли бы и не отвечать на его вызов.

— Конечно, но я действительно в долгу перед ним.

— Что может быть глупее?!

Роберт тихо засмеялся.

— Ни-че-го! Мы договорились о том, что я пересплю с его женой, и только. Если бы этим все кончилось, не было бы и дуэли. Но я посягнул не только на твое тело, но и на твою душу. А это уже запрещенный прием…

— Мне показалось, что это больше от бравады, — перебила его Амалия.

— Не без этого, конечно, но главная его претензия заключалась в другом: я не смог, по его мнению, или не захотел убедить тебя в том, что именно он был твоим мужем и любовником одновременно. Жюльен хотел, чтобы ты думала только так, и не иначе.

— Он — человек гордый, — сказала Амалия тихо.

Не услышав ответа, она взглянула на Роберта, прекрасно сознавая, что эти слова в не меньшей степени относятся и к нему.

— Если я не вернусь… — начал он.

— Не говорите так! — остановила его Амалия. — Прошу вас.

— Просто я хочу… я должен сказать, что в любом случае я ни о чем не сожалею.

— О, Роберт!

— Я не надеюсь, что ты мне скажешь нечто подобное, поэтому кое-что на память возьму сам.

Роберт привлек ее к себе, крепко обнял и, глядя прямо в глаза, прильнул теплыми, чуть солоноватыми губами к ее влажному полураскрытому рту. Амалия уступила ему без особого сопротивления, наслаждаясь этим властным и таким нежным объятием, словно оно было последним в ее жизни. Она нуждалась хотя бы в такой близости с ним, чтобы заглушить боль физическую. В горле стоял соленый ком слез, руки вцепились в борта его сюртука.

Он отступил назад, с трудом сдерживая волнение, и, повернувшись, начал быстро спускаться по лестнице вниз. В это время со стороны гостиной появилась Лали.

— Надеюсь, все в порядке, мамзель Амалия? — спросила она мягко.

— Нет! — ответила она. — Уже давно не в порядке и никогда в порядке не будет.

Если еще вчера вечером Амалия сомневалась, что любит Роберта, то к рассвету следующего дня она знала об этом наверняка. Всю ночь она не сомкнула глаз, думая о том, что произошло с ней с тех самых пор, как она поселилась в «Дивной роще». В памяти всплывали отдельные слова, чьи-то взгляды, улыбки, отрывки разговоров — всего не перечесть и почти ничего, что имело отношение к Роберту.

Как получилось, что она сблизилась с человеком американского происхождения? Дело, вероятно, не только в том, что однажды ночью соединились их тела. Амалию восхищали забота Роберта о Мами, его постоянное внимание к делам плантации, доброе отношение к тем, кто работал под его началом. Он спас ее от наглых домогательств Патрика Дая и не раз принимал ее сторону в спорах с Жюльеном. Но было и нечто такое, что сразу покорило ее — это его ярко выраженное мужское начало буквально во всем: в словах, в поступках, во внешнем облике.